Кошки говорят Мяу
Шрифт:
Утром я проснулся один. В спальне не было ни Рыжей, ни Кота. Минуты две я пролежал, наслаждаясь мыслью о том, что не надо делать зарядку — здесь же нет моего простенького эспандера. Правда, в голове разок мелькнула расплывчатая укоризненная картинка с тренажером в кабинете Хозяина, но я тут же отогнал ее прочь,
(не по Сеньке шапка!..)
и она стыдливо растаяла.
Потом мне захотелось отлить, я встал, и не обращая внимания на призывно манящий из-за раздвинутых зеркальных створок громадного шкафа алый махровый халат с капюшоном,
(не
в чем мать родила двинулся к ванной. Перед дверью в сортир с душевой кабиной сидел Кот. Из-за двери доносился слабый шум льющейся воды. Я хотел было двинуться дальше, ко второму санузлу
(… Совковые словосочетания всесильны, потому что они верны…)
но Кот при виде меня встал, посмотрел на закрытую дверь и требовательно мявкнул. Я кивнул ему, открыл дверь и зашел в ванную. Кот за мной не пошел, а уселся на пороге и внимательно уставился на закрытую дверцу душевой кабины, сквозь матовое стекло которой смутно виднелся силуэт Рыжей. Я отодвинул дверцу, и уставившись на ноги Рыжей пробормотал:
— С добрым утром.
— Приветик, — сказала она, наклонилась (не поднимая глаз, я увидел ее руку), повернула «палец» смесителя влево до упора и тут же издала блаженный стон — слабый отзвук ее обычного рыка-вскрика при оргазме.
— Холодная? — безучастно спросил я.
— Ага… Хочешь о мной?
— Не-а, душ — дело интимное. Это тебе не тра… — я поднял, наконец, глаза, посмотрел на нее и поперхнулся.
Господи, как же прическа меняет женщину. Она не надела пластиковую шапочку, а просто как-то заколола волосы с двух сторон, и получились две забавно торчащие косички, два таких хвостика, и… От холодной тугой струи живот втянулся, груди выдвинулись вперед, и с этими «хвостиками», да без косметики, она скинула, как минимум, лет десять.
— Чего так смотришь? — с беспокойством спросила она. — Жуткая я — не накрашенная, а?
— Ты — мисс Европа, — почти искренно сказал я.
— Дуралей, — фыркнула она, но довольно улыбнулась, почувствовав, что я почти не вру, приставила палец к своему и без того слегка вздернутому носику и приплюснула его, показав мне «бульдожку». — Заходи, я уже кончаю.
— Кончаешь? Без меня? Это — разврат! — я зашел в кабину, взял у нее рукоятку душа, повернул к себе и охнул — струя была ледяная.
Она легонько ткнула пальцами мне под ребра, чмокнула в щеку, вышла из кабины, не вытираясь, накинула на мокрое тело голубой махровый халат, и кинув на ходу:
— Давай, недолго — завтрак почти на столе, — вышла из ванной.
Болтающийся хвостик пояса халата задел ухо Кота, он вскочил, хищно выгнулся и дал по нему лапой. Она быстро подобрала пояс и босиком пошла к столовой. Кот слегка подпрыгнул вслед за вздернувшимся вверх поясом, кинул на меня беглый взгляд, потом отвернулся и слегка подмявывая побежал следом за Рыжей.
— Нас на бабу променял, — буркнул я ему вслед и сдвинул палец смесителя чуть вправо, решив, что пожалуй, уже хватит демонстрировать свою закалку, тем более, что демонстрировать-то ее больше некому — публика разошлась.
За завтраком Рыжая поговорила с кем-то по телефону, а потом заявила, что вечером мы идем в театр.
— Еще
чего, — запротестовал я. — Нет, моя донна, категорическое жамэ. И потом… Что мне, домой прикажешь переться — переодеваться? Не в майке же в театр…— У тебя с моим — один размер, — перебила она, — и шмоток тут — на две жизни хватит. Ну, пойдем, пожа-а-луйста… Я хочу сходить с тобой куда-нибудь…
— В свет? — насмешливо фыркнул я.
— Да, — упрямо кивнула она, — ну, пожалуйста…
Я представил себя в костюме с чужого плеча в душном, тесном зале, мнущего в руках дурацкую программку и тоскливо ждущего, когда все это закончится, и… Покачав головой, сказал:
— Не пойду.
Рыжая помрачнела.
— Не хочешь со старой бабой на людях показываться? — процедила она сквозь зубы, и я вдруг увидел, что это не игра, что она действительно так восприняла…
— Ты спятила? Да, я рядом с тобой, в лучшем случае, как твой шофер… Ну, хочешь, я поработаю пару часиков, а потом съездим куда-нибудь? Погуляем… Посидим где-нибудь… Так, чтоб не одеваться специально. Ну, как?
— Давай, — оживилась она, и опущенные уголки губ приподнялись. — Давай… — и неожиданно выпалила: — В Зоопарк!
— В Зоопарк? — я удивленно уставился на нее, а потом слегка неожиданно для себя самого пожал плечами и сказал: — Ладно… В Зоопарк, так в Зоопарк…
Через два часа Рыжая решительно оторвала меня от маленького компьютера, кинула на диван и заставила примерить чудную джинсовую рубашку с даже не отклеенным еще бумажным лейблом (из дорогого магазина, «Kalvin Klеin», твою мать, а не хер собачий), швырнула мою майку в пластиковый бак с грязным бельем («Хочу что-нибудь твое постирать!») и сказав, что через десять минут будет готова, пошла в ванную — краситься. Я постоял перед зеркалом в прихожей, разглядывая свое отражение
(красивая рубашечка… приталенная… Правда, не совсем на мою талию. Раньше я любил носить батники в обтяжечку — лет десять назад, но… Тогда у меня брюхо в другую сторону выпирало…)
потом отыскал Кота (он сидел на подоконнике в кабинете и сосредоточенно вылизывал себе шею) и сообщил ему, что мы идем погулять и скоро придем.
— Пойдем поглядим на твоих родственников, — сказал я ему. — Посмотрим на разных, там, тигров и… прочих. Знаешь, какие они здоровые, — Кот перестал вылизываться и взглянул на меня; холодные желтоватые круги его глаз не выражали никаких чувств, казалось, он смотрит вообще не на меня, а куда-то в себя, желая что-то спокойно уяснить для себя, в чем-то спокойно разобраться.
— Да, брат, — кивнул я, — они бывают такие, что только держись… Один удар лапой, и у кого хошь хребет хрустнет. Они, брат… А вообще-то, почему они, — пробормотал я, не отрываясь от круглых фонариков его глаз, горевших ровным, холодноватым и каким-то… яростным светом. — Вы, Ваше Величество…
Кот наклонил голову и уставился на свои лапы — словно согласно кивнул. Из лап высунулись кончики когтей и сразу же убрались обратно. Хвост слегка дрогнул.