Кошки говорят Мяу

— С чего ты взял? — удивилась она. — У нас утром и днем везде солнце — потому и жалюзи везде.

— А в кабинете, когда мы уходили, солнца не было.

— Чушь, — фыркнула Рыжая.

— Что — чушь? Я к окну подходил, там Кот сидел и на стройплощадку глядел…

— Какую стройплощадку? — удивленно нахмурилась она.

— Ну, которая за домом, — меня так разморило от жары и пива, что я еле выговаривал слова. — Вроде пустыря…

— Нет там никакого пустыря. Там прямо напротив дом стоит — Танька-домработница в нем живет, — а за ним — еще один, поменьше. Давно уже застроили все, что можно — пустого места не осталось…

— Но я видел из окна…

— Отстань. Лучше иди ко мне.

— Здесь?

— Ага…

— Сейчас схожу за бугорок, а потом видно будет.

— Зачем — за бугорок?

— Все тебе расскажи… Отлить, моя донна.

— И я — с тобой, — она рывком встала на колени.

— Ну, это уже разврат. При старом режиме нас бы расстреляли…

— Не-а, — Она вдруг ухватила меня за яйца. — Идешь?

— Не иду, а повинуюсь грубой силе…

Она отпустила меня и пошла к заросшему травой и кустами холмику, нарочито виляя бедрами. Я посмотрел ей вслед, поднялся и поплелся следом. Она небрежно и резко приспустила трусики с одной стороны сзади и пошла быстрее. Я инстинктивно ускорил шаг — мысли стали куда-то уплывать, оставался инстинкт. Блики солнца играли на песке, и местами он казался красноватым, но я не смотрел на песок, я смотрел на ее виляющую задницу… У холма, где начиналась трава, я уже почти бежал — старый мудак…

* * *

Часа в четыре на небе появились облака. Мы оделись, собрали пустые банки и заторопились к машине — стал потихоньку накрапывать дождь.

Обратно мы доехали без всяких приключений и быстрее, чем сюда — на шоссе было меньше машин. Только… На том же месте, вскоре после кольцевой дороги, опять откуда-то выскочили желтые огни. Когда они метнулись на нас, я инстинктивно зажмурил глаза, но огни не исчезли. Вернее исчезли, но… Не сразу. Такие желтые фонари, не лучистые, а горящие ровными, слепящими кругами, и в каждом круге… Черт, пиво на жаре, конечно, кайф, но развозит… А Рыжей — хоть бы хны, ведет тачку так, словно и не пила…

Рыжая выругалась сквозь зубы и сбавила скорость.

— Опять эти фары? — спросил я.

— А черт его знает, я снова не заметила, откуда они взялись… Как-то вынырнули совсем рядом, и… Словно не по встречной, а прямо нам в лоб. Зараза х… хренова.

— Кель выражанс, мадам, — зевнул я.

— Я уже тебе говорила — «мадам» свою жену называй, — как-то нервно проговорила Рыжая.

Я хотел было спросить, чего ее так раздражает «мадам», но глянул на нее и решил промолчать. Кажется, она испугалась. Тоже наверно разморило чуть-чуть от пива, а тут эти… Я представил себе те фары, постарался мысленно увидеть их и вдруг понял, что они были похожи на… Ну, да, в середине каждого желтого круга зияла черная отметина — такая… Ну, вроде зрачка. Что за черт, везде мне кошачьи глаза мерещатся! Скорей бы до дому добраться…

Я механически отметил, что подумал о ее квартире, как о нашем доме, и… Ничего. Даже не удивился. Вообще никак не отреагировал. Ну, правильно, там же сейчас мой Кот — интересно, что он делает? Ждет в прихожей? Вряд ли. Наверное, залез в шкаф… С чем он там возится? Вот зажует туфли хозяина… Хотя у хозяина наверно столько штиблет, что он и не заметит.

* * *

— Эй, заснул?

Я вздрогнул и открыл глаза. Мы стояли перед воротами дома. Нашего дома… Привык ты к сладкой жизни — как отвыкать будешь? Ну, ладно, проблемы решают по мере их возникновения. Пара деньков у нас еще есть…

Я потянулся и спросил:

— Чего не въезжаем, моя донна?

— Нет никого в будке. Открой ворота.

— Там же замок…

— Да, он просто накинут… Откроешь?

— Запросто.

Я вылез и пошел к воротам. Замок действительно болтался просто так. Возле будки стоял какой-то парень в темном костюме. Моросил мелкий дождь, но он стоял без зонта (а к его костюму подошел бы зонт… и котелок) и смотрел куда-то в сторону. Я думал, он спросит, какого я тут вожусь с воротами, но он даже не повернул голову в мою сторону. Несмотря на это, от него исходило… Что-то неприятное. Мне стало не по себе. Он даже не глянул на меня, а мне все равно стало не по себе, словно он излучал какое-то… Какую-то угрозу. Или — предупреждение… Или не он, а что-то другое — что-то неподалеку. Совсем рядом…

Ладно, хватит лирики, Котяра уже наверняка злится на мое отсутствие.

17

А ты когда в Штатах был, где жил? — спросила Рыжая, присматривая за сковородкой, в которой что-то разогревалось, аппетитно ворча.

— В Вашингтоне, моя донна…

— У знакомых?

— Ага. В домике таком… с огородиком. Четырехэтажном… Ну, не этажном, а четырех — по ихнему сказать — уровневом. Недалеко от метро.

— Расскажи.

— Про что?

— Ну, как жил там, чего делал… Про Вашингтон. Я там только один день была.

— Ты целый год в Штатах прожила — тебе-то что рассказывать?

— Ну, расскажи… Пожалуйста. Я люблю слушать, как ты рассказываешь, — не отставала она.

— Не умею я по заказу… Только стишки. Хочешь, стишок расскажу?

— Не-а, — помотала она головой. — Хочу про Америку. Давай…

— Далека Америка от нашего… — пробормотал я. — А знаешь, как там кошек кличут? Ну, вместо нашего кис-кис-кис?

— Ага, — кивнула она. — Кри-кри-кри…

— Забавно, да? Совсем по-другому, и без шипящих…

— Какая разница, — она равнодушно пожала плечами. — Они-то все равно говорят «мяу»… Эй, ты где? Заснул?

— Как ты сказала? — я действительно, словно очнулся от сна, в который провалился… мгновение назад. От того старого, детского сна, где…

— Сказала? — нахмурилась Рыжая. — Ничего… Сказала, как их ни кличь, а кошки — все равно говорят «мяу». А что? Разве, нет?

— Да, — медленно кивнул я и механически повторил за ней: — Кошки все равно… говорят «мяу».

* * *

Когда она произнесла это простое предложение, у меня в мозгу словно… сдвинулся какой-то «рычажок». Я вспомнил — очень отчетливо, почти окунулся туда — свой детский сон: бесконечный красный песок и что-то… большое, что-то невероятно огромное, присутствующее там везде и словно что-то приоткрывающее, что-то равнодушно показывающее, от чего мне тогда, в детстве, стало чуть легче.

Вдруг я понял — через столько лет — что в этом огромном

(мерцало… светилось…)

было это. Все равно кошки… Вернее, и это. Оно было таким огромным, что

(таило… скрывало… )

вмещало в себя все, но там было и это — равнодушное, холодное и давящее подтверждение ясной и простой истины: все равно, кошки говорят «мяу».