Космическая битва империй. От Пенемюнде до Плесецка
Шрифт:
На Западе с тревогой восприняли эту новость. Ведь, по существу, она обозначала: в случае необходимости русские способны пойти на абордаж. Однако на самом деле устройств маневрирования и стыковки на кораблях не было — миру продемонстрировали чистой воды блеф.
ЗАВЕРШЕНИЕ ПРОГРАММЫ «МЕРКУРИЙ». Американцы ответили на наш демарш полётом Уолтера Ширры, стартовавшего 3 октября 1962 года. А полгода спустя, 14 мая 1963 года, в космос полетел и Гордон Купер.
Оба полёта прошли без особых происшествий, хотя и не совсем уж гладко. Так, при старте Ширры ракета-носитель сразу же после запуска вдруг закрутилась вокруг своей продольной оси по часовой стрелке на 180
Купер обнаружил в своём скафандре ряд неисправностей. А кроме того, на его корабле вышла из строя система автоматического управления спуском, и пришлось садиться вручную. Тем не менее Купер провёл в космосе 34 часа 19 минут, установив очередной рекорд США.
Таким образом, программа «Меркурий» была исчерпана. Для дальнейшего освоения космоса был необходим новый корабль, обладающий более широкими возможностями. «Такой корабль под названием „Джемини“, что в переводе означает „Созвездие Близнецов“, будет готов только к началу 1964 года», — объявило руководство НАСА.
Таким образом, из семёрки первых американских кандидатов в астронавты в космосе не побывал лишь Доналд Слейтон. Во время одной из тренировок в августе 1959 года врачи обнаружили у него шумы в сердце и отстранили от полётов по медицинским показателям.
Однако Слейтон не пал духом. Длительное время он руководил отделом лётных кадров НАСА, потом службой подготовки экипажей в Центре пилотируемых полётов имени Л. Джонсона, поддерживая физическую форму и периодически проходя медкомиссию. И врачи в конце концов сдались. В марте 1972 года Слейтон был восстановлен в отряде астронавтов и спустя три года совершил полёт на корабле «Аполлон» по программе ЭПАС («Союз»—«Аполлон»).
МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА. К лету 1963 года Н.С. Хрущёву потребовались новые пропагандистские акции. Кубинский кризис сильно подорвал реноме советской политики на мировой арене. Надо было хоть как-то поддержать пошатнувшийся авторитет СССР.
С.П. Королёв и специалисты руководимого им КБ вновь были отвлечены от работ по «Союзу», чтобы обеспечить исполнение новой затеи. Теперь было решено послать в полёт на двух кораблях мужчину и женщину — первую в мире космонавтку.
Расчёт был очевиден — такой полёт вызовет симпатии женщин мира к нашей стране, а женщины — это половина человечества.
В итоге 14 июня 1963 года стартовал «Восток-5» с Валерием Быковским на борту, а через два дня на «Востоке-6» отправилась в космос и Валентина Терешкова.
И тут не обошлось без происшествий…
Первая накладка произошла уже при закрытии люка в кабине космонавта № 5 В.Ф. Быковского.
«Что случилось тогда, я узнал только после полёта, — рассказывал годы спустя сам Валерий Фёдорович. — Мне сказали: „Будем открывать люк“. А это тридцать две гайки да плюс после закрытия — проверка на герметичность. Открылся люк. С помощью зеркала, расположенного на рукаве скафандра, вижу шест, а на конце его то ли зажим, то ли ключ какой-то. В общем, там, под креслом, что-то щёлкнуло, зашуршало, и мне говорят: „Всё! Полный порядок!“ Закрыли люк, проверили герметичность…»
Произошло же вот что. Как вы уже знаете, кресло космонавта на первых «Востоках» могло катапультироваться. А это значит, под ним помещался твердотельный ускоритель, который выбрасывал космонавта из кабины, словно снаряд из пушки. Чтобы не произошло самопроизвольного отстрела кресла во время предстартовых испытаний или в момент посадки космонавта, кресло ставилось на предохранительные защёлки. Снималась же страховка достаточно просто: надо было потянуть за шнур и система приводилась в боевую готовность.
На этот же раз всё произошло по-другому.
Кресло с предохранителей перед самым закрытием люка снимал И. Хлыстов — моряк в прошлом, человек силы недюжинной. Он дёрнул за шнур и перестарался — одна половинка оказалась у него в руках, другая — под креслом. Посмотрели на датчики: защёлки вошли в пазы направляющих, кресло освободилось от предохранителей, но шнур не высвободился. Проверили ещё раз: автоматика подтвердила — кресло освобождено от предохранителей. Всё же решили доложить Королёву.Конструктор кресла В. Сверщек спустился с верхотуры вниз, но доложил не Королёву, как положено, а Главному конструктору своего КБ С. Алексееву. Тот поначалу посчитал, что ничего страшного не произошло, но ближе к моменту старта всё-таки заволновался. Ведь кресло отстреливается с большой силой. А ну как шнур за что-либо зацепится?!
Королёву всё-таки доложили… Тотчас последовала команда: «Вскрыть люк!» А поскольку шёл уже предстартовый отчёт времени, Сергей Павлович пообещал: «За каждую сэкономленную секунду — тысячу рублей!»
Злополучный шнур извлёк всё тот же Иван Хлыстов, а всего бригада из восьми человек перекрыла нормы открытия-закрытия люка на 13 минут.
…Снова на старте объявили получасовую готовность. И опять накладка: выявлено отклонение от нормы в системе гироприборов. Снова доклад Главному. Королёв со специалистами проанализировал ситуацию: отклонения от оси гироскопа было незначительным, но Сергей Павлович остался непреклонным:
«Объявить перенос старта на два часа. Заменить весь блок, повторить все испытания…»
В общем, Быковский просидел в своём кресле около 5 часов, прежде чем ракета всё-таки взлетела.
Со спуском тоже, как и в случае с Гагариным, были осложнения. Вот какие подробности вспоминал сам В.Ф. Быковский:
«Тормозная двигательная установка включилась без хлопка. Так, лёгонький толчок получился, небольшой шум. Засёк время, отработал 39 секунд, доложил на Землю об окончании работы двигателя, стал ждать разделения. Секунды идут, смотрю на часы, идут вовсю. Табло „Приготовиться к катапультированию“ не загорается. А ведь разделение должно идти через 20 секунд после отработки двигателя. А разделения нет. После остановки тормозной установки полетели хлопья, как снег. Во всех иллюминаторах это видно…
Проходит минута, вторая, а глобус идёт нормально, показывает местоположение над земной поверхностью, потому вижу: прохожу экватор, затем подхожу к Каспийскому морю… И вот тут началась болтанка. Ничего не могу понять. Я говорю на магнитофон, не успеваю говорить, так вращается корабль.
Первое, что я увидел в правый иллюминатор, — лохмотья такие блестящие висели из термоплаты. Там торчат металлические детали и начинают нагреваться красным цветом… Что же делать? И в этот момент пошла раскрутка. Сначала медленно, потом стало сильно крутить. Раскрутка пошла с большой скоростью, и я не мог определить скорость вращения. Началось разогревание приборного отсека, стало мотать: невозможно было понять, как крутило меня…
Уже было Каспийское море, середина его, за бортом бушевало настоящее пламя. И здесь произошёл один рывок, другой — и всё резко прекратилось. Загорелось табло: „Приготовиться к катапультированию“. Значит, всё: разделение произошло. Так прошло минут десять. Посмотрел на глобус — середина Каспийского моря. Ну, думаю, куда же я теперь сяду? Стал смотреть за кораблём. Он качался, быстро качался. Я включил киноаппарат. Снимаю, перегрузок пока не чувствую, только вращение корабля ощущаю. А потом стали постепенно увеличиваться перегрузки, медленно. Корабль стал как бы постепенно успокаиваться. Я смотрел вниз: видна вода, море видно. Вода мелькает, облака белые и суша. Наблюдаю, высоко ли до облаков. Потом вода кончилась…