Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
– Нет. Давно уж охладел к таким вот радостям.
– А как давно-то? И в какой степени охладел? Душой или телесно?
– Не телесно, конечно, – взвился Радослав. – Я здоровый и в идеальной норме. А вот душой – да. Как Нэю похоронил на той Земле-2, так ледниковый период и накрыл. Жил с той самой поры безрадостно. Только детьми и грелся. Жаль мне Ксению – дочь твою. Её вины нет, хотя она и рефлексивная всегда была. Всегда себя виноватой назначала и за других тоже. А моя вина перед ней большая.
– Не должно у тебя уже быть ни вины, ни горечи, ни сожалений о старой жизни. Ты забыл, что та жизнь принадлежала человеку с другим именем? Как
– Скажу только одно. Я рад, что уже не увижу Паралею. Тягостно мне это. Да выбора особого никто не давал.
– Я и есть такой вот коробейник с выбором на любой вкус, – ответил Кук. – Хочешь скромности и тишины, – на! Хочешь богатым быть, как те самые аристократы на Паралее, – не проблема. Но не думаю, что ты подхватил информационные вирусы архаичного социума. Живи, где хочешь, как тебе угодно. Трудись, если охота будет на благо народа, но без вмешательства в их внутренние дела с целью переформатирования самой основы их существования. На это полномочий нет. А я тот самый лысый джин из космической лампы по исполнению твоих желаний. А до чего же, Радослав, приятно быть волшебником! А ведь не стоишь ты моих даров! Всегда ты был мне поперёк дороги, всегда ты имел моих женщин. Почему так? Других что ли не находил в обозреваемой и доступной округе?
– А ведь и ты имел женщин моего отца. Других что ли не видел в обозреваемой округе? Вот тебе и пришла однажды обратка за твоё собственное вторжение на чужие угодья.
– Ну так… они сами того хотели. Не я же первым набрасывался. Да и запутанная та давняя история… Кто был первым, кто вторгся потом.
– Вот и я никогда первым не набрасывался. А уж что-что, а наброситься, ты это умеешь.
– Да ладно. Не заводись. Мы – космические человеки, не к лицу нам низкие склоки. Отринем всё земное, всё ушедшее. А оно у нас с тобою всякое – разное.
– Нет, не отринем. В противном случае превратимся в космический вакуум.
– Когда- то и превратимся. А пока живы, даст Бог и потом будем, пока не умрём. Ступай уж прочь. Пока отдых от меня будет недолгим, а там на нашей «Ландыш» я дам тебе возможность от себя продышаться. Ещё и скучать будешь.
– Уже скучать начал.
– Ладно, поскучай. Насладишься моим ясным ликом во время обеда.
Во время обеда Кук обратился к молчаливой, съёжившейся и ставшей совсем маленькой Ландыш.
– Оклемалась, птичка моя – певунья? Чего больше не чирикаешь? А какие милые песенки пела под крылышком мамушки. А ты, Радослав? Как тебе тут?
– Тут отлично. А если вообще, то пусто и бессмысленно мне.
– Понятно. Трудно жизнь ломать, каков человек сильным ни будь. – Кук запел с приятной хрипотцой, – «Как забор женился на крапиве,/ И она сочла себя опорой,/ А забор считал её присухой…
– Забор? Что это за молитва древнего степняка?– не понял его песни Радослав.
– И причём же тут какой-то, да ещё древний степняк?
– Они так пели, как ехали по безлюдной степи. О чём думают, что видят, о том и поют. Вот холмик, вот суслик, а вот и конский навоз на тропе, оставленный кем-то. А мне так хочется покушать, желательно погорячее, а бабу потолще. Ай-на-на, да ай-на-на.
– Где же тут древние степняки, Радослав? – вмешалась Ландыш, – и как
низко ты говоришь – «бабу потолще»!– Так я не о себе. Историческая зарисовка и не более того. Забор – конструкция из отжившей древесины, а крапива – сорняк, – пояснил он, обращаясь уже к Ландыш, но не глядя на неё по-прежнему.
– И чего? – неприветливо отозвалась девушка. – Видела я на Земле крапиву. Мерзкая жгучая трава.
– Трава очень полезная. Она исцеляет раны земли там, где они возникают. Крапива это вроде временной растительной ткани на порушенной почве. И полезная она даже человеку, восстанавливает здоровье при некоторых заболеваниях. Она и съедобная.
– Как же её есть? – удивилась девушка, вовлекаясь в разговор.
– Так. Щи из неё отличные, да и вообще.
– Почему твой экипаж с нами не обедает? – спросила Ландыш, обращаясь к Куку.
– У них несколько другой график жизни. Да и зачем? Нам и троим уютно.
– Что такое «присуха»? – опять спросила Ландыш у Кука.
– Присуха? Приворот, значит. Несколько насильственное склонение к любви посредством чар, колдовства и прочих не объясняемых, мало разумных штучек.
– Например, перстня?
– Какого перстня? – не понял Кук, – ну, приблизительно. Заговоришь какую-нибудь вещичку, зная магические приёмы, подсунешь предмету обожания, и он – твой!
– Прекрати пороть чушь, Белояр, – потребовал Радослав, – чего ты над ней издеваешься, как над полоумной. Песни какие-то бездарные сочиняешь.
– С одной стороны ты прав. Я от временного безделья несколько закис, как и ты. А с другой стороны, сердце моё вещун предвидит нечто… В самом воздухе разлита некая неясная магическая, так бы я сказал, взвесь. Впрочем, так и на звездолёте Пелагеи было. Но тогда я все эти штучки к её ведомству относил. А тут? Её нет, а взвесь эта есть!
– Да какая к чёрту лысому взвесь! – разозлился Радослав. Ему не нравилось, что Кук ради капризной девочки Ландыш и его вовлекает в развлекательные игры. Лично ему ничуть не хотелось её развлекать. Лично ему она казалась абсолютно лишней, где они ни будут. На Паралее, на непонятном дубликате Земли. Её присутствие казалось не только лишённым смысла, но опускающим их всех в какую-то пошлую несерьёзность всего происходящего. Кто она им всем? Если Куку только и нужна.
– У тебя такое неприязненное лицо, Радослав, – обратилась к нему Ландыш. – За что ты на меня злишься?
– Почему на тебя? – он обернулся к ней и обнаружил, что она несколько порозовела и похорошела. Войдя сразу, он на неё не обратил внимания, воспринимая по инерции заплаканной и кисло-бледной, как было все те дни в земном времяисчислении, что они тут пребывали. – Ты молодец, – сказал он неожиданно, – взяла себя, наконец, в руки. Ты отлично выглядишь. Даже лучше, чем у своей маменьки в её колыбели «Бусинка». Вот теперь я вижу, что ты взрослая девочка и вовсе не дурочка, как думает Кук.
– А что Кук? – отозвался Кук, поглощающий ванильный сливочный десерт огромной ложкой, какой обычно едят щи-борщи. – Я её за дурочку никогда не держал. Просто она была несколько разбалансирована из-за таких вот перетрясок, перегрузок. Да и расставание с матерью, чего же ты и хочешь? Я вовсе не держу мою дочку Ландыш за некий обременительный груз на своём корабле. Она будет нужна. Тебе, по крайней мере, уж точно.
Радослав не стал комментировать его заявление. А Кук встал и, уже уходя, дал им напутствие как бы доброго дедушки малым детям, – Поворкуйте тут, но ведите себя хорошо.