Космонавт. Том 2
Шрифт:
Тем временем Серый оттолкнулся от стола, оставив на столешнице отпечатки ладоней, и направился к двери. Там он остановился и его младший коллега что-то быстро зашептал на ухо. Серый слушал его внимательно, уставившись в стену напротив и еле заметно кивал в такт словам. Вдруг его брови дрогнули — едва заметное движение, но я уловил — и он мельком посмотрел на меня.
— Принято, — отрезал Серый. — Скоро буду.
Молодой человек в сером кивнул нам и удалился, закрыв за собой дверь.
Вернувшись к столу, Серый начал сгребать фотографии в папку. Бумаги шуршали, мы молча наблюдали
— Курсант Громов, вы свободны. Вопросов по инциденту к вам больше нет… — он щёлкнул замком портфеля, — пока нет.
Крутов шумно выдохнул, разжав кулаки. Борисов нервно потрогал воротник гимнастёрки. Я же продолжил сидеть, не меняя позы.
— Не провожайте. Думаю, мы скоро увидимся. — Его взгляд скользнул по мне, задержался на царапине на щеке. — Поздравляю с успешной посадкой, курсант Громов. Хорошо сработано… Слишком хорошо.
Он развернулся и широкими шагами пересёк расстояние до двери. В кабине снова воцарилась тишина, лишь мерное тиканье часов нарушало её. Крутов швырнул в урну недокуренную папиросу и что-то проворчал невнятное про контору и паранойю.
Я встал, поправляя ремень. Сквозь окно виднелся дымящийся Як, вокруг которого копошились люди в защитных комбинезонах. Механик дядя Петя что-то яростно доказывал, тыча пальцем в двигатель.
— Товарищ майор, разрешите идти? — спросил я.
Крутов устало провёл рукой по лицу и кивнул:
— Свободны, — сказал он, махнув рукой и мы с Борисовым пошли на выход.
На выходе я обернулся. Крутов сидел за столом и задумчиво смотрел нам в след.
— Спасибо, Павел Алексеевич, — сказал я, намеренно опустив звание и уставной тон.
— Иди уже, Громов, — вздохнул Крутов и повернул голову к окну.
Мы вышли в коридор, который сегодня был необычайно пуст. Борисов шёл вполоборота и вещал:
— Всё-таки ты, Гром, форменный везунчик, — он ткнул меня локтем в бок, стараясь говорить бодро, но голос срывался на хрипоту. — Такая посадка и отделался всего лишь царапиной.
Я неопределённо хмыкнул и добавил:
— Ловкость рук и никакого мошенничества.
Борисов хохотнул, а затем вдруг остановился, перекрыв мне путь.
— Слушай, давай как-нибудь вечерком махнём куда-нибудь, а? Пропустим по стаканчику?
Я хотел было по привычке отказаться, а затем подумал: «А почему бы и нет? После показательных выступлений график должен вернуться в норму».
— А давай, — согласился я.
Борисов широко улыбнулся и радостно хлопнул меня по плечу:
— Вот это по-нашему! Время обсудим позже, а то… — он мотнул головой в сторону окна, которое выходило прямиком на площадку перед входом в аэроклуб, — тебя уже делегация встречает.
За стеклом, у бетонных ступеней аэроклуба, меня и вправду ждали. Катя, теребя кончик платка, что-то шептала Володе, который неустанно кивал. Рядом, словно высеченная из гранита, застыла мать — только краешек её белого платка трепетал на ветру, как одинокий флаг.
Но самый неожиданный сюрприз ждал чуть в стороне: Ваня, бывший хулиган из нашего двора, теперь аккуратно подстриженный и в начищенных ботинках, стоял рядом с Наташей — библиотекаршей из техникума, в котором он сейчас учился. С ней я познакомился
ещё в октябре, когда пришёл, как и обещал, к ним в техникум. Наташа прятала руки в карманы клетчатого пальтишка, но улыбка, которой она отвечала на его шутки, говорила сама за себя.— Бывай, — протянул мне руку Борисов.
— До понедельника, — я ответил на рукопожатие.
Холодный ветер ударил в лицо когда я открыл дверь и шагнул на ступеньки. Катя первая бросилась ко мне, споткнувшись о бетонный бордюр:
— Сережа, ты… ты… — она вцепилась мне в рукав, тряся так, будто хотела вытрясти душу.
Я аккуратно разжал её пальцы и негромко сказал:
— Спокойнее, Катерина. Всё же хорошо.
Следом к нам приближалась мать. Она медленно подошла, поправив прядь седых волос. Её пальцы дрожали, когда она потянулась поправить мой воротник:
— Врач осмотрел? Рёбра целы?
— Всё в порядке, мам, — я взял её руку в свои. — Я абсолютно цел и здоров.
В ответ мать искренне улыбнулась и только сейчас из её глаз ушла тревога, а из позы напряжение и скованность.
Ваня с Наташей подошли последними. Девушка робко протянула мне свёрток в газете «Правда»:
— Это вам… от нашего коллектива. Варенье. Для восстановления сил.
— Спасибо, — я принял свёрток, уловив, как Ваня горделиво выпрямился. Его круглое лицо просияло:
— Ну ты, Серёга, ёлки-палки! — Ваня шлёпнул меня по спине так, что свёрток с вареньем едва не вылетел из рук. — Я как дым из твоего Яка увидал, так подумал, щас тебе… — он запнулся, сглотнул и покосился на Наташу, — ну, короче, капут! Ан нет — взял и приземлил, как заправский ас! Чисто по-нашему, кореш!
— Ага, по-нашему, — я улыбнулся, удерживая свёрток с вареньем. — Самолёт жалко, правда… — повисла неловкая пауза и я, чтобы разрядить атмосферу, предложил: — Может, нам всем вместе куда-нибудь сходить?
Мать неожиданно поддержала моё предложение, поправляя платок на плечах:
— Хорошая мысль. Праздник всё-таки.
— Тогда вперёд, — скомандовал я, и мать с Катей тут же взяли меня под руки.
Ваня потёр руками и с энтузиазмом произнёс:
— А я знаю, где неподалёку продают отличные пирожки. Есть охота жутко, если честно.
— Веди, раз знаешь, — сказал я, и мы отправились в кафе.
В небольшом кафе с занавесками в горошек и плакатом «Слава покорителям космоса!» возле стойки. На ярком изображении ракета «Восход» устремлялась ввысь, а внизу была напечатана надпись: «12 октября 1964 — экипаж из трёх советских героев открыл новую страницу в освоении Вселенной!».
За столиком у окна, застеленным клеёнкой в мелкий цветочек, мы уместились впятером. Официантка в белом переднике записывала заказ мелом на грифельной доске:
— Два компота, три порции котлет с пюре, салат оливье и торт на десерт. Всё?
— И пять чаёв с лимоном, — добавила Наташа, аккуратно вытирая ложку салфеткой.
— И пирожки, — вставил свои пять копеек оголодавший Володя.
Кивнув, официантка удалилась, ну а мы, пока ждали еду, принялись обсуждать последние новости. Володя, развернув свежий номер «Правды», ткнул пальцем в заголовок: