Костер в белой ночи

— Смотрите, не утопите Серьгу! — погрозил он им здоровенным кулаком и посоветовал. — Будет полоскать-то его. Мы каждый день в душ ходим.

На Сашеньку он посмотрел свысока и тоже посоветовал:

— Ты, белая, глаз с Серьги не своди.

Спецовку Пояркова захватил с собой и ушел из приемного покоя только тогда, когда унесли Сергея в отделение.

Ушел шумно, тяжело хлопая дверьми.

Сашенька видела в окно, как парень твердым шагом пересек двор, воровато оглянулся по сторонам и вдруг, прислонившись к сосне, замер.

— У них там человек сгорел, — сказала тетя Оля.

Сашенька смотрела на здоровенного парня, у которого мелко-мелко тряслись плечи.

«Может быть, он ранен», — подумала она и выбежала во двор. Парень уже не стоял у сосны, а уходил неверной походкой к воротам, где ждала его заводская «скорая».

Операция длилась четыре часа. Оперировал Губин, хирург-окулист. Серьезные, травмы глазных яблок грозили полной слепотой. Мелкий дисперсный металл посек слизистую оболочку, глубоко засел в клетчатке. К счастью, металл оказался магнитным.

Ночь больной провел тяжело. Резко возросла температура, ухудшилась работа сердца. Поярков в сознание не приходил, бредил, с трудом выговаривая слова, стонал, а порою вдруг начинал кричать, просить с безысходной тоской в голосе:

— Братцы, свет дайте… свет… включите его… Степа! Степка, черт… Убей меня… Тихонечко… Смотрите, братцы, ползет… Не, ребята, ребятки… Медведя дайте мне, медведя.

Всю ночь пожилая нянечка тетя Вера и Сашенька прохлопотали над больным.

Александре Федоровне казалось: выйди она на минуту из палаты, и оборвутся ниточки, незримо связывающие Сергея с жизнью.

Она не чувствовала усталости, целиком захваченная тем, что жизнь человека в ее руках, в ее знании и понимании всего, что происходит сейчас с ним.

Сменная сестра Елена Ивановна пришла на дежурство, как обычно, без четверти девять. Сашеньке показалось — слишком рано.

Она обстоятельно, до мелочей подробно рассказала Елене Ивановне о состоянии больного. До тонкостей описала операцию и все, что сказал потом Губин врачам и ей — Сашеньке.

Она еще задержалась в палате, слушая неторопливую, чрезмерно спокойную речь Елены Ивановны. Та рассказывала о том, что на завод приехала уже комиссия, даже из Москвы прилетели госпредставители, что жена погибшего инженера лежит в 14-м роддоме. Родила вчера мальчика и пока ничего не знает о случившемся. Сергей Поярков родом из Кемерова, но семья их вот уже двадцать лет живет в Затайске. У них свой дом в Заречном поселке. Отец Сергея — заслуженный человек, сейчас на пенсии. Парень еще не женат, два года, как вернулся из армии, и надо ж такому случиться.

Сашенька слушала Елену Ивановну и думала о том, что надо бы обязательно сходить в Заречный поселок, успокоить родителей Сергея и сказать им, что с сыном теперь уж ничего плохого не случится. Что Губин сделал ему операцию и она прошла удачно, что Сережа будет видеть, обязательно будет.

«А будет ли?» — спросила она себя и решила, что об этом вообще не надо говорить Поярковым.

— Я, пожалуй, в Заречье схожу, — сказала Сашенька и встала со стула.

— Поярковы уже были в больнице, только что ушли, — сказала Елена Ивановна.

— Что же мне об этом не сказали? — удивилась Сашенька.

— Дежурный врач с ними побеседовал. Сказал все, что надо.

— А я все-таки схожу.

— Иди спать, глупенькая. На тебе лица нет. — Елена Ивановна легонько подтолкнула Сашеньку к двери.

— Я не устала, тетя Лена. Мне просто за него тревожно, — и посмотрела на темные, припухшие от ожогов руки Сергея.

— Здоровый, выдюжится. Не такие выдюживались, — уверенно сказала Елена Ивановна. И от этого спокойного голоса стало спокойно Сашеньке. Выдюжится.

«Обязательно поеду сейчас в Заречье», — решила она и, попрощавшись с сестрой, тихонечко вышла из палаты.

Утро поднялось над землей, ясное, чистое в синей беспредельности неба. Сосны на больничном дворе еще не сбросили с хвои влагу (ночью прошел маленький дождь) и были усыпаны яркими холодными блестками. На асфальтовых дорожках чернели пятна просыхающих луж. Густо пахло смолою, чистой травою и еще чем-то таким свежим и бражным, чем пахнут утра только в городах, севших среди необозримого океана деревьев — среди тайги.

Сашенька вышла из служебного хода, обогнула трехэтажный флигель хирургического отделения и крохотной, едва приметной тропинкой пошла к воротам больницы.

Она шла мимо густых, трудно растущих тут сосен, ощущая ступнями мягкую податливость земли. Тропинка словно бы выгибалась под ее ногами.

В соснах было тихо и торжественно. Солнце высветило и выжарило верхушки деревьев, пролилось по коричневым чешуйчатым стволам и, запутавшись в плотных кронах, гасло где-то над самой головой Сашеньки.

Здесь, в еще волглой тени, было свежо. Прохлада касалась щек, оголенных рук и шеи, зябко трогала ноги, но Саша не торопилась выйти на залитую жарким светом широкую и прямую асфальтовую дорожку. Она шла, ведомая тропинкой, петляя меж стволов и густых низеньких кустарников.

И только у самой больничной ограды тропочка, еще раз вильнув, вынырнула к воротам.

— Гражданочка, где тут передачи берут и свидания разрешают?

Группа парпей преградила ей дорогу. Тот, что говорил, показался Сашеньке знакомым, и она, приглядевшись, узнала в нем, немного смущавшемся, парня, который привез вчера Пояркова.

Теперь на нем был серый, спортивного покроя костюм, коричневые новенькие туфли и белая, чуть отдававшая синью рубашка с отложным воротничком.

Он был совсем не похож на того, вчерашнего, так напугавшего нянечек и ту больную, которую выпугнул из ванной комнаты.

— Вы, наверпое, к Пояркову? — строго спросила Сашенька.

— Ну! Вот всей бригадою! — Парепь улыбнулся, и Саша заметила, что у него очень добродушное лицо и хорошие серые глаза. — Да это вы, сестричка! — узнал он Александру Федоровну. — Ребят, она Серьгу нашего принимала. Как он?

— Как? — Парпи придвинулись ближе к Сашеньке и окружили ее.

— Все пормально, — стараясь быть как можно строже, сказала девушка. — Операция прошла удачно. Была очень трудной. Пришлось накладывать швы на глазные яблоки.

— Ну? — изумились ребята.

А Сашенька продолжала строго:

— Он сильно контужен. Потерял слух, но это восстановится.

— Да он же слышал все. Со мной говорил, — сказал вчерашний парень, словно бы оправдываясь.

— Серьезно поврежден кожный покров лица, рук, шеи. Рваная рана в области грудной клетки. Треснула правая ключица. В общем, положение серьезное.