Кости мертвецов

Дверь напротив распахнулась, и на пороге появилась молодая женщина, она подняла руки, потянулась и зевнула. Женщина была высокая, темнокожая, лет двадцати девяти. На ней был черный халат, расшитый алыми драконами. Один рукав был разорван, на плечи спадали густые не расчесанные волосы. Вид у нее был довольно неряшливый, но, может быть, такое впечатление создавалось при взгляде на комнату за ее спиной, где все так же оставалась не заправленной кровать, на столе стояли немытые стаканы и пепельницы с окурками, а со спинок кресел свисало заношенное белье. Но при взгляде на ее лицо Стелла тотчас же почувствовала, что в ней нет ничего от неряшливого и убогого духа комнаты и что ее грязные парчовые шлепанцы и потертое великолепие алых чудищ не были признаком испорченной натуры. Стелле она показалась красивой. На лице ее читалось спокойное достоинство. В продолговатых, с тяжелыми ресницами глазах, казалось, навеки поселилась безмятежная нежность.

— Вы только что приехали? — спросила женщина ровным глубоким голосом.

Стелла кивнула.

Женщина сверкнула глазами и сказала:

— Значит, они послали вас сюда. Вы должны были поселиться в доме номер шестнадцать.

— Да, — подтвердила Стелла. — Но кто-то занял мою комнату.

— Здесь не то что там. — Она отвернулась и открыла дверь пошире, чтобы взглянуть на электрический чайник на полу. — Здесь крысы, это место так и кишит ими. Все разваливается. Им следовало бы залатать домик, прежде чем селить нас сюда. Может, он и годится для какого-нибудь чокнутого антропа. Их здесь множество, селятся где попало. Да, с жильем здесь туго. Нам еще повезло, что мы не оказались в палатке.

— Чокнутого антропа? — переспросила Стелла. Она выжидающе смотрела на женщину.

— Входите, я заварю чай. — Она прошла в комнату, и Стелла, тронутая ее добрым взглядом, последовала за ней. — Парень, который раньше был здесь хозяином, — она убрала одежду с кресел и бросила ее на кровать, — Дэвид Уорвик. Я ничего о нем не слышала, но меня он и не интересует.

С полки за занавеской она сняла две чашки, бутылку молока, чайник и коробку с печеньем и расставила все это среди пепельниц, стаканов и бутылки джина.

— Он покончил с собой, — сказала она, глядя на закипающий чайник.

Стелла тоже взглянула на чайник и ничего не ответила. Впервые с тех пор, как покинула Австралию, она чувствовала себя спокойно. Она забыла о пестром, как попугай, небе и о руке, потянувшейся сорвать цветок. Ощущение враждебности оставило ее, и она почувствовала себя дома.

— Почему? — тихо спросила она.

— Долги. Посмотрите вокруг, все разваливается на глазах. Довоенные дома сразу узнаешь — они большие, просторные, с верандами. А после войны нас распихали по коробкам, в которых живут люди там, где снежные зимы. Полагают, что так оно цивилизованнее.

— А у него и вправду были долги?

— Недавно выяснилось, что огромные. Он занимал деньги у друзей. Но он был знаменитостью — знаете, что-то вроде национального героя, — и некоторые долги ему прощали, и он выходил сухим из воды. Наверное, он не умел обращаться с деньгами. Просто они его не волновали…

— Я не понимаю, — сказала Стелла, — как человек, не заботящийся о деньгах, мог покончить с собой, потому что их у него не оказалось.

Женщина выловила из чайника клок волос и протянула чашку Стелле.

— Я совершенно согласна с вами.

— Вы хотите сказать, что не верите, будто бы это самоубийство?

— Из-за денег? Нет. — Она говорила с легким акцентом. — И еще многие не верят в это. Это просто так говорится — ну, чтобы только что-нибудь сказать.

— Тогда из-за чего?

Женщина помешала чай. Веки ее были опущены, лицо омрачилось.

— Кажется, некоторым не нужен повод, — проговорила она. — Достаточно пожить здесь.

— Но этого не достаточно! — с чувством воскликнула Стелла.

Женщина продолжала мешать чай.

— Некоторые здесь не приживаются, — сказала она. — Нужно быть толстокожим. — Она подняла глаза, в которых светилась томная улыбка. — Как я. Я никогда ни на что не жалуюсь. Много солнца. Я люблю солнце, и купаться люблю. Мне нравится гулять целыми днями. У некоторых же сдают нервы.

— Только не у него! — воскликнула Стелла. — Он прожил здесь много лет.

— Нет. — Женщина отпила глоток. Если она и была удивлена осведомленностью Стеллы, то не подала виду. — Может быть, и нет.

— Но если люди не верят — я имею в виду долги, — тогда почему они ничего не делают? — Стелла подалась вперед. Чашка задребезжала на блюдце. Она поставила ее и сцепила дрожащие руки.

— А что они могут сделать? — Женщина подмигнула Стелле из-за поднимающейся струйки пара. — Что не пьете чай?

— Но ведь если они не верят, то им нужно докопаться до правды.

— Он умер, мы в его доме. Кому нужна эта правда, да и что будет, если она откроется? Что дальше? — Она отставила чашку и начала соскребать лак с ногтя большого пальца. — Всю жизнь я прожила среди людей, которые хотели знать правду — обо мне, о самих себе, обо всем. Я не забиваю себе этим голову.

Блестящие глаза Стеллы были прикованы к лицу сидящей перед ней женщины.

— Истина и справедливость — это главное в жизни.

— Думаете? — Женщина рассматривала кусочек розового лака на ладони. Последние пять лет своей жизни она прожила среди сильных, или старающихся быть сильными, людей, и неавстралийская горячность Стеллы не тревожила ее. — А я думаю, что это не так уж много значит. Когда я вообще думаю, — добавила она, — что бывает нечасто, как мне говорят. Я мещанка. Я против знаний и истины. И уж точно против справедливости. Если бы все было по справедливости, многим хорошим людям не поздоровилось бы.

Стелла взяла чашку. Руки ее перестали трястись.

— Где его нашли?

— Он был в этом доме, один, если не считать гекконов.

— Гекконов?

— Эти малютки. — Она указала на потолок, где, распластав ножки, застыли две ящерки. — Не бойтесь их. Они безобидные. Есть поговорка, что, если у человека нет в доме геккона, ему нельзя доверять. — Она окинула Стеллу быстрым изучающим взглядом. — Кстати, меня зовут Сильвия Харди.

— Я Стелла Уорвик, — сказала Стелла, не глядя на нее. Она поставила на стол пустую чашку.

— Еще чаю? — спросила Сильвия, потянувшись за чашкой.

— Нет, спасибо. — Стелла встала и посмотрела на дверь, но ей не хотелось уходить. Ее отчаяние передалось и этой маленькой неубранной комнате, и ее хозяйке. — Вы знаете человека по имени Тревор Найал?

— Да, его все знают. Он из местных сливок общества.

— Вы знаете, где он живет?

— На холме. Где живут все большие люди. Пойдете по дороге по склону. Третий дом сверху.

Стелла направилась к двери.

— Не опаздывайте к обеду. Он полседьмого, а сейчас уже пять, — сказала Сильвия. — Он ваш друг?