Кот баюн и чудь белоглазая

Брама поднял рог, протрубил три раза, вслушался в грозный шум извержения. Сквозь белый пар, вырывающийся из открывшихся гейзеров, сквозь серый дым не доносилось ни человеческого крика, ни ответного звука рожка. Только бешено трубили мамонты, яки и туры с мычанием метались по берегу, выли хищные звери. С дальних берегов острова взмыли стаи чаек, гагар, они тревожно кричали, временами погружаясь в тучи дыма. Вдруг потемнело, с небес на головы людей посыпался чёрный пепел, он слепил глаза, забивал нос, горло. Брама тревожно ходил по песку, карбасы стояли в полосе прибоя, люди готовились оттолкнуть лодки от опасного берега.

Время истекло, и Брама хлестнул кнутом по сапогам, готовясь зайти в волны, чтобы покинуть Землю предков. Внезапно, в последний момент, вождь услышал звук рога, и, через минуту из клубов пепла показался Коттин. На его плече лежала стрела небесного бога и его клинок. К груди Коттин прижимал чакру — оружие из серебра. Волосы Коттина обгорели, лицо покрылось коростой, сквозь которую сочились капли крови. Глаза были воспалены от горячего дыма, из них катились мутные слёзы. Походка юноши была неровной, он шёл, запинаясь за раскалённые камни.

Брама поспешил навстречу молодому человеку, увидев, что тот зашатался, подхватил падающего стража. Коттин опёрся на широкое плечо вождя, вошёл в прибой. Десятки рук втащили их в лодку, кормчий оттолкнулся шестом, и последняя лодка отчалила от гибнущей земли в покрытое льдинами море.

— Быстрей! — закричал Брама могучим голосом. — Гребите дружно! Уходим поперёк течения!

На фоне кровавого заката перед изумлёнными взорами открылась ужасная картина — чёрная гора окуталась дымом, реки огненной лавы стекали в море. Там, где огонь соприкасался с водой, в небо взмывали белые столбы пара. Остров продолжал дрожать, по морю шла крупная зыбь, поэтому Брама стремился уйти как можно дальше от земли. Если море прорвётся в жерло горы, то огромной волной смоет не только жалкие скорлупки с людьми, но и все окрестные земли. В преданиях ариев сохранились упоминания о погибшей Атлантиде…

На восьмой день дым от извержения исчез за горизонтом, лодки упёрлись в сплошной лёд. Впереди был страшный переход через торосы и трещины, через метели и наступающую зиму. Переход по ледяной крыше Древнего Льда, треснувшего на куски от страшного взрыва, случившегося, когда прошли тысячу миль — в тот день погибло около половины народа…

* * *

Мёд был выпит, лепёшки съедены, гости в живописных позах полулежали на широких лавках. Славуня кивнула Коттину, когда он закончил, повторила:

— Да, так всё и было. Завтра буду рассказывать я.

— Милости просим, — проворчал Кот, внимательно разглядывая пустую миску из-под мёда. — Что-то мне спать захотелось. В тёплой избе так хорошо! За печкой, на полатях!

— И не говори! А то всё у костра, да у костра… Зимой, в лесу! Зайчиков они ловили, — рассмеялась Баба Яга.

— Славуня, мы будем ждать твоей истории! — Мишна вынырнула из грёз, навеянных байкой господина Коттина, и вдруг поняла, что мир вокруг такой же сказочный, чем в байках бывшего Кота.

— Спать ложитесь! Девочка, иди на печь, Коттин, брысь за печку! Молодой — на лавку, а я вот тут, возле печи на полу постелю. Я привычна.

Ночью Коттин проснулся, прислушался. Рядом, на полу лежала Славуня, молодые уже спали.

— Не спишь?

— Да уж выспалась.

— Я тоже. Лет сто спал. Но об этом позже. После вас, девушка.

— Ты в своём обличье спал или в виде этого… странного Кота?

— Я и есть Кот. Кот Баюн.

— Оставайся здесь, Коттин. Поженимся по весне.

— Да кому мы нужны? Кто нас возьмёт? — изумился странник. — Ты не плачь, но я тебя разглядел. Когда Котом выскочил. Увидел тебя в истинном обличье. Древняя ведьма, только детей пугать.

— Оборотень, баб кошмарить. Что ты там делал, возле сарая? — в голосе Яги прорезалась подозрительность.

— Отлить ходил. У тебя тут не Рим — публичных туалетов не предусмотрено.

— Рим? Заходил тут один из Рима. Давно. Ладно, перемирие, пора спать.

— Спокойной ночи!

— А если дама не хочет спокойной ночи?

Но бывший Кот уже притворно сопел, отвернувшись к стене.

* * *

Лошадка весело бежала по льду, её не смущала прибавка в санях — правда, она была невелика — воеводе по грудь. Аминта держал вожжи, воевода Чудес дремал на соломе, укрывшись шкурой, и запах сухой травы навевал ему летние сны. К нему приткнулся Ариант, он тоже дремал — выехали затемно, путь предстоял неблизкий.

Местность становилась плоской, непроходимые еловые леса сменил березняк, высокий северный берег медленно опускался, наконец, сравнялся с южным. В обе стороны расстилались бесцветные пространства, от белых берёзовых стволов болели глаза. Ниспадающие ветки деревьев сливались в серое облако, стелющееся поверх заснеженной земли. Маленькие птички звонко перекликались весёлыми трелями, краснея грудками — чечётки собирали на засохшей крапиве крошечные семена.

Воевода дневную стоянку решил не устраивать, ехать до ночи, а там лошадку распрячь, из саней соорудить убежище. Река в этом печальном месте была спокойна и тиха, её русло напоминало огромную извивающуюся змею. Лёд был ровным, не встретилось ни одной полыньи, ни одного переката.

— Хорошо-то как, — сам себе сказал Аминта. — Только сумрачно больно.

Седоки проснулись, перекусили мясом и лепёшками, выскочили и побежали рядом, пока не отстали. Аминта остановил сани, подождал воеводу с мальчиком. Свет сегодня не был белым, свет был серым, даже тёмным. К обеду небо стало белёсым, пошёл снег — сначала мелкая противная крупа, потом подул ветер, крупа больно секла лица. Наконец, снежинки посыпались крупнее, но ветер усилился — потянулись белые змеи позёмки.

Воевода встал, огляделся, поднял воротник тулупа, вынул из-за пазухи варежки мехом внутрь, с одним пальцем и ладонью лопатой, надел. Посмотрел на мальчишку, сказал строго:

— Ты что ж, себя пленным возомнил? Быстро снимай сапоги и одевай валенки! Ничего, что огромные! Давай, шарф завяжу сзади! Да поверх, поверх, нечего тут рядиться!

Утеплив парня, Чудес огляделся снова — признаки метели, а то и бурана, что валит вековые сосны, становились всё более явными.

— А давай-ка, служивый, сверни налево! Вон туда, где впадает ручей! Видишь, там сухой камыш, березняк тоже сухой. Сделаем быстро навес, потом разведём огонь!

— Значит, остановка?

— Буран идёт, надо залечь, переждать!

— Сделаем, воевода! Ари, возьми топор, будь ласков, кинь мне! Пойду, разомнусь! — богатырь подхватил колун, побежал в лесок, выбрал берёзу, всю в дуплах и огромных шляпах грибов-трутовиков, принялся рубить её под корень.

— Мы тоже разомнёмся! Правда, парень? — воевода выскочил из короба, последовал следом за Аминтой. Ари побежал за воеводой, пытаясь вникнуть в планы служивых.

Лошадку распрягли, она сразу же улеглась на снег. Чудес подошёл к животному, погладил гриву, заглянул в круглые чёрные глаза, отороченные рыжими ресницами, привязал к морде мешок с овсом. Лошадь подогнула передние ноги, принялась жевать, помахивая рыжим хвостом.