Кот-Скиталец

– Так мне говорить, мой Владетель? Ты хочешь?

– Главное, чтобы хотела ты, королева…

– Королева мыльных пузырей, которые прочнее гранита.

– Но ты помнишь, как однажды писанное на бумаге оказалось прочнее скрижалей?

– Кому и помнить о Бродяжнике, как не мне. И о Мартине…

– Как ты не поймешь: ты одна стоишь вровень с миром дальней жизни, потому что в тебе слились разумная душа Живущих и живая сила земли. Твоя мысль есть само воплощение, ибо твоя сила входит в медленно живущее и указывает путь металлу и камню. Говори!

– Я хочу… Я хочу Открытый Дворец, вокруг которого станет лес, поближе к стенам перетекший в парк. Вначале стены будут стоять без крыши, как терраса или, лучше, колоннада, и парк станет вливаться внутрь их. Затем проемы пусть затянет стекло, и это будут комнаты для жаркого времени: цветы будут жить там в круглых вазонах, а вазы время от времени станут выносить наружу. А для прохладного времени я придумаю толстые стены, широкие двойные окна, ковры на полу и изразцовые печи, лазурные, как воспоминание о небе. Ведь тепло, сделанное людьми, также должно найти здесь пристанище, правда? А в самой сокровенной середине, сердцевине дворца будет круглая комната без окон, с шатровым стеклянным потолком, и ничего не будет в ней, кроме толстого ковра, подобного изумрудному лугу, и раскрытой навстречу небу книги на резной деревянной подставке, – книги, в которой будет записано то, что удерживает Дом в равновесии и порождает его красоту. В моем Дворце… В нашем доме я хочу иметь мозаики из камня, в котором скрыты плоские и в то же время выпуклые, стоящие над поверхностью рисунки, и мебель с говорящими узорами, хитроумным сплетением волокон, чтобы медитировать, размышлять над их смыслами. Камни иных времен, иных планет и вселенных, растения чуждых мирозданий. И наши гости – а у нас будет их много – пускай делают то же; а кто-нибудь принесет свой любимый камень, свой кусок древесины, отшлифованный ветром, и обменяет на иной знак судьбы. Много Странников будет посещать наш Дом и селиться в нем на время, и оттого он будет широко распространен по земле; почему это со времен многоинсульного Древнего Рима люди так пылко желают сесть друг другу на голову? Однако чтобы Дом стремился к небу, мы возведем и верхние этажи – отдадим их под залы собраний, залы звучащих книг и бегущих картин, галереи звонов. Через мраморные потолки, полупрозрачный белый мрамор с голубоватыми прожилками, подобными чистой крови, – ты видел такой? – будут просвечивать широколистые ветви, колеблемые ветром, и тени, которые они отбросят, помешают мрамору застыть в своем постоянстве.

– Пусть каждое окно будет рамой для ожившей картины, – продолжала Серена, – через которую цветы и лозы будут переливаться внутрь, на легкие жардиньерки и в большие яшмовые вазы, и так же будет входить в него пространство. Дом наш будет закручивать его вокруг себя, как вуаль, и набрасывать на плечо, как герой свой романтический плащ… И не надо отягощать его лишней утварью, чтобы это не помешало ему взлететь!

– И книг не надо ставить на полки, – говорила она, чувствуя затылком и плечами теплоту и чистое дыхание тех, кто пришел слушать ее речи. – Пускай те, кто придет к нам, назовут свой любимый томик поэм, или свиток робайат, или мемуары былых героев, пухлый философский трактат с волнистыми на срезе листами. Так будет составляться библиотека. Но не нужно брать залог с того, кто захочет взять книгу Дома с собой в дорогу! Разве что – пусть оставит он собственноручную запись или какую-нибудь мелочь из тех, что милы сердцу. Так образуется пестрота и смешение стилей и настроений, видов и форм – и пусть! Дом, как история человечества, все и вся примирит в своем лоне.

– Поистине, только хозяйка пространства может построить Дворец Радуги, – сказал Эрбис, – только обладательница силы посмеет его вымыслить.

– Он должен быть подобен чаше тихого фонтана, откуда проливается ровно столько воды, сколько ниспадает. А посреди него, как в центре такого фонтана, будет колонна, подпирающая свод главной залы, внутри колонны – комната, в которой заключена бесконечность, а в комнате колодец, куда я брошу ключ.

– Зачем?

– Ведь тот, кто уходит, должен же где-то оставить ключ от дома?

– Так ты хочешь уйти.

– Уйти только для того, чтобы, доведя свое творение до предела совершенства, отдать его, с его открытыми оконными створками и сквозными галереями, – на произвол ветра и времен года. Чтобы весна засыпала его паркеты и мозаики цветочной пыльцой, лето – опавшей завязью, осень – прелым листом. И чтобы зима станцевала в нем финал большого вальса снежинок, уронив ледяную сосульку в конце слова «Finis», одновременно точку и завершающий штрих.

– Я понял – я видел капель в горах. Так снова начнется время.

– Да, потому что весенний науруз и осенний мухаррам – два дня, на которых держится год, и две оси, на которых поворачивается вселенная.

– Почему ты захотела построить ради того только, чтобы оставить?

– Ты слышал о том, Эрбис, что многие великие хотели создать свое пристанище для поэтов, актеров и бродяг? Джек Лондон соорудил «Дом Волка», Дюма-отец – «Замок Монте-Кристо», Федор Шаляпин – другой замок, на скале Суук-Су. Они искренне хотели сделать добро для странствующих и путешествующих, но их мечта пошла прахом. Дом американца сгорел, едва быв построен, дом русского – неправедно отнят и заброшен, дворец француза вверг хозяина в разорение… Все это произошло сверх обычного хода вещей. И знаешь, почему?

– Они строили для себя.

– Да! Все трое хотели приюта прежде всего своему сердцу. Как и все люди рху-тин, они были нищими пространства, а не его хозяевами, и душа их собирала вместо того, чтобы расточать. Истинный Странник расточает не боясь, потому что бездонен; не боится одиночества – он отроду состоит в великом братстве влюбленных. Только Странник знает, как сотворить настоящую Обитель Странников: он строит дом ради того, чтобы разрушить его и выскользнуть из стен, умеет в один день погубить Храм Сиона и в три дня восставить.

– Две силы, центробежная и центростремительная, разрушительная и созидающая, рвут на клочки то, что должно служить вечным обиталищем людей, – кивнул Эрбис и положил руку на плечо девушке. – Мир сходит с ума, пытаясь примирить их и осмыслить.

– Зачем? Если нужно однажды пойти наперекор течению.

– И уйти лишь ради того, чтобы вернуться.

– Какой смысл в возвращении?

– Тот, что, возвращаясь, ты никогда не застаешь старого – только новое, – усмехнулся Эрбис. – Ведь отказавшись от своего, ты уходишь вперед и вперед же возвращаешься. Помнишь, я загадывал тебе загадку? Ты близка к ее решению.

– Значит, каждое правильное возвращение обновляет сущее? И возвращение бесконечное…

– Пока с нас хватит и одного раза. Оглянись: ты хорошо видишь то, что у тебя получилось?

На какой-то миг, одновременно краткий и длящийся, все Истинные Люди Нэсин увидели прекраснейший город из зданий, соединенных между собой крытыми переходами и разделенных двориками, которые перетекали в окрестный парк так же плавно, как парк – в лес. Балюстрады были ажурны, сады и газоны – многоцветны. Арки взлетали над куполами, колонны пели арфой. Весь спектр белого, пропущенный через бриллиантовую призму, переливался подобно снегу в полдень или солнцу в дождевом облаке, пахнул фиалкой и розой, щелкал соловьем, свиристел иволгой. Потом это скользнуло вбок и исчезло.

…Черная Палатка, создание дивных мастеров, стояла внутри Города Вулканов, который образовало кольцо остывших и заснеженных башен. Замиренное тепло стояло внутри них, и золотистые крупные цветы солнца вырастали из плодородной земли, которая чернела изо всех щелей в ледяном панцире. Самый большой цветок поднялся в небо. Женщина пригнулась и повела рукой над шляпками малых подсолнечников, потом обернулась ко мне; я узнала Иньянну. Куда я проснулась – в явь или в другой сон, внешний по отношению к видению о Шатре Семерых? Или нет, только что я увидела притчу о Городе-В-Стенах, и она как-то подвинула или подвигла мою дочь на верное возвращение. Спрашивать об этом мою Даму не имело смысла. Меня, однако, удивило, как она радуется своим цветам: разве ей не сказали о смерти первенца?

– Жизнь и смерть – две стороны монеты, – ответила Иньянна, – и человечество постоянно подбрасывает ее, играя в орла и решку. Таково устроение. Вы, аниму, не перевертыши и видите только одну сторону, вот вам и кажется, что жизнь разворачивается во времени, а потом ее пресекает смерть. Образы: ножницы Парки, скелет на часах, который выводит за собой шеренгу человечков и все такое прочее. Но на самом деле жизнь не длится, а стоит, как вода в тихом и глубоком озере, которое питают подземные родники, а смерть не подстерегает ее, аки тать в засаде, но стискивает в себе, подобно берегам. Можно и так сказать: смерть неподвижна на фоне бьющей ключом жизни. Какая из двух сестер-близнецов овладела живущими? Как узнать, где пребываем мы сейчас? Разве можно объяснить смерть тому, кто не понимает существа жизни…