Котёл

— Не советую депутатам голословно обвинять президента Пердуске, великого человека. Он спать не может. Ассоциация не дает ему покоя, мешает спать и даже с новой молодой женой ласками заниматься, но…но Кролик не подал нужные материалы на стол президента, после которых Предуске мог бы приказать Верховной Раде Прорадиофицировать эту подпись в Бруселе. Всю ответственность несет Кролик и Коломойша. Два еврея не могут договориться между собой.

— Долой Кролика, а Коломойшу — на ковер. Так и передайте Пердуске: на ковер Кролика в ближайшую среду, уж мы яму жопу намылим, — заверял всех депутат от партии Юлии Свиное Рыло.

14

Посещение войск министром обороны вызвало много эмоций среди офицерского и рядового состава. Всем хотелось удивить его хоть чем-нибудь. Те немногие солдаты, что видели его в форме рядового бойца, держащего автомат в руках и рвущегося в бой, берегли его, как могли, а потом передавали о нем такое, чего на самом деле не было и не могло быть. Он оказывался настолько храбрым, что укладывал по сотне ополченцев ежедневно. И такая легенда ходила между солдатами, обрастая все новыми и новыми историями, но оказалось, что все эти басни не больше выдумки.

При взятии Словянска, где было взято в плен несколько взводов ополченцев, бойцы правого сектора попросили министра обороны посетить выжженные места доблестными войсками под началом Пипияроша и гуманное отношение победителей по отношению к пленным и гражданским лицам на занятой — освобожденной от сепаратистов территории.

Министр обороны в такой же форме, но в бронежилете высокого качества, подаренном ему губернатором Коломойшей явился лицезреть как обходятся победители с побежденными.

Пленных солдат ополченцев связали цепочкой руки за спину, закованных в наручники, образовав круг, спиной друг к другу, разрешив снять маски, чтобы было видно, как доблестные солдаты расстреливают пленных в десяти шагах от обреченных на смерть защитников города.

Командир карателей Задочесалко Иван Юхимович, пританцовывая вокруг Галатея, объявил:

— Чичас будем обучать молодых бойцов стрельбе по живым мишеням. Кто желаеть стать мишенью на добровольных началах- Ежели десять молодых бойцов не попадут в мишень, тебе, падло, будет дарована жизня. Живи, пока не попадешься нам в руки повторно. Пойнятна вам такая милость- Второй раз спрашиваю: пойнятна- Есть добровольцы- Нет, никто не хотит рисковать. Что ж! бум сами. Сержант Печенка! иди, выбери любого. Ослобони его от наручников, озьми за шиворот, отмерь пятнадцать шагов и пущай молодые бойцы наших славных вооруженных сил упражняются.

Сержант Печенка из Волыни взял под козырек и направился к связанным ополченцам, ждавшим своей конечной участи. Взгляд Печенки пал на крепкого ополченца казака Ивана, давно небритого, спокойного и стал развязывать ему руки. Как только его освободили, он поработал пальцами, оглядел карателя и стукнул его лбом так, что тот накрылся ногами. Задочесалко посмотрел на министра обороны, но тот молчал, как партизан, он не знал, что делать.

— Пановы, — сказал Задочесалко, обращаясь к карателям, — дайте ему прикладом в ребра. Пять ударов.

Бандеровцы окружили смутьяна и стали бить его со всей поганой силой прикладами. На четвертом ударе Иван упал на колени со сломанными ребрами.

— Ведите на лобное место, — приказал Задочесалко, гордо задрав голову.

Два карателя взяли его под руки и повели в сторону гаража, поставили к стенке.

— Пли! — дал команду Задочесалко.

Раздалось несколько выстрелов. Жертва смотрела в глаза карателям. Получив несколько ранений в грудь и в живот, Иван опустился на колени.

— Будьте прокляты, фашисты.

— В висок ему, в висок! Два выстрела в висок, — не унимался Задочесалко.

Выстрелы раздались с трех сторон. Иван уткнулся носом в выжженную землю, несколько раз дернул плечом и затих.

— А топерь следующая сцена. Главнокомандующий озражать не будеть-

Галатей стоял, как вкопанный и ничего не говорил. Такую сцену он видел впервые и одобрял ее. Надо закаляться, — решил он.

Подошли четыре карателя, освободили четырех пленных из круга, повязанных цепью друг к другу. Им надели мешки на голову.

— За измену родине, предательство нацийональных интересов, непочтение великому полководцу Степану Бандере, четыре человека из этого круга приговариваются к смертной казни путем отсечения головы. Отрезанные головы упаковать в мешок и отвезти в Днепропетровск губернатору Коломойше. Получить по десять тышш долларов за каждый отрезанный котелок и вернуться в строй

Постановление революционного суда огласил сержант Печенка. Бойцы батальона «Азов» приступить к исполнению решения суда.

Солдаты — бандеровцы с четверых сняли наручники, бросили под ноги колпаки, левой рукой со стороны плеч обняли жертву, запустив пальцы в ноздри, наклонив голову немного назад и ножом полоснули по горлу, да так сильно, что голова отделилась от туловища, издавая хруст.

— Печенку, сердце и почки вырежьте, — приказал Задочесалко. — Продадим американцам.

— Пановы и мы купим, — сказал один поляк — доброволец. — Сто тысяч доллар за все.

— Э, нет, американцы дадут больше. Ведро, надо чистое ведро, да прикрыть, чтоб мухи не садились. А трупы в ров и хоть немного присыпать землей.

Оставшиеся пленные, хорошо понимали, что им не миновать казни, возможно более жестокой, чем была предыдущая и терпели. Остальных раздели донага. Каждому на правой ягодице выжигали свастику раскаленным железом. Это была наиболее страшная пытка. Многие не выдерживали, бросались с кулаками на карателей, желая получить пулю в затылок, но Задочесалко с этим не спешил. Он вызывал две машины, либо два танка, привязывал одну руку жертвы к одному танку, а другую руку к другому танку и давал указания двигаться в противоположную сторону. Танкисты охотно делали такие маневры. Если человеку вырывало обе руки одновременно, его больше не трогали, если одну, то его привязывали за туловище к одной машине, а руку к другой и таким образом вырывали вторую руку.

— Знаешь, что мне больше всего не понравилось, — сказал министр обороны карателю Задочесалко.

— Что, ваша милость-

— Да это, как его- Выжигание свастики.

— Почему, генерал-плутковник-

— Запах человеческого мяса. Оно не так пахнет, как, скажем, свинина, или телятина, или дикая свинья. Это что-то, что-то такое…так и хочется мизинец откусить и пососать, как самокрутку из махорки. Не выжигай больше свастику, Задопоцелуйко.

— Я…чесалко, а не поцелуйко…

— Молчать! А то прикажу тебе выжечь свастику…

— А ты попробуй, попробуй…пацан. Мы все бандеровцы, братья по крови, а ты кто есть- Отставить шпектакль. Вон гражданского населения сколько. А вы все хотите клубнички. Девочки после десяти лет годятся. Их на глазах у родителей ублажать, раздев донага. Мать тоже на глазах у дочки и у мужа, хучь мужья все на хронте. Сепаратисты.

Министр обороны, похоже, обиделся. Он надел белые перчатки и не подав руки Задочесалко, сел на броневик и уехал в генеральский городок, где уже была пьянка среди генералитета и их подруг. А Задочесалко переместился на площадь. Там уже новый спектакль шел вовсю. Радикалист Ляшка Букашка насиловал десятилетних мальчиков, а если кто брыкался, стегал по спинке веревкой, вымоченной в соляном растворе. Другие каратели допрашивали женщин: