Котовский

Бессарабия длинной своей стороной прилегает к Австрии и Румынии. Жители пограничной полосы имеют право переходить границу без паспортов, по билетам станового пристава, для отыскания пропавшего скота и по торговым делам. Евреи оживленно торгуют, и благодаря этому обстоятельству получается третья статья дохода для полиции. Выгоднее для еврея дать приставу 3 рубля, нежели выписывать 15-рублевый паспорт из губернаторской канцелярии в том случае, если пристав не признает просителя торговцем.

Таковы, освященные традицией и поддерживаемые особым законодательством о евреях, главные статьи полицейских доходов. О второстепенных, мелких поборах я здесь не упоминаю. Не говорю я и о тех взятках полицейских чиновников, которые взимаются не с евреев, а также о случаях злоупотреблений, признаваемых таковыми обычным правом.

В общих чертах, уже по вышеописанным примерам, можно судить о составе бессарабской полиции: несколько человек, не берущих ничего, множество лиц, ограничивающих поборы теми пределами, которые, по местным взглядам, считаются естественными и дозволенными, и, наконец, меньшинство таких взяточников, которые всегда и всеми признаются за порочных людей: на них жалуются, их преследует прокурорский надзор, и губернское начальство от времени до времени принуждено причислять их к губернскому правлению или сплавлять соседним губернаторам, получая иногда взамен изгнанников с такими же свойствами.

Я сознавал обязанность свою как начальника всей губернской полиции принимать меры для борьбы с теми злоупотреблениями, которые только что мною описаны; но скоро я должен был убедиться в том, что уничтожить незаконные поборы — задача для меня непосильная. Мне удалось избавиться от самых ярких взяточников — тех, которые, так сказать, срывали незаконные поборы на глазах у всех. Благодаря внимательному расследованию и широкому доступу ко мне просителей, случаи удовлетворения законных прав за деньги, случаи торговли законом, быть может, при мне несколько уменьшились. Но обычай вознаграждать полицию за снисходительное отношение к обходу закона остался и при мне во всей силе, и я не думаю, чтоб это зло могло быть искоренено, пока часть населения будет лишена тех естественных прав на существование, которыми все население пользуется…

Однажды я решил зайти в управление пристава одного из участков г. Кишинева, чтобы ознакомиться с его делопроизводством. Я прежде всего обратил внимание на помещение канцелярии, очень просторное и даже комфортабельное, установленное столами, за которыми, несмотря на поздний час, занимались 6 человек. Я спросил каждого из них о размере содержания, получаемого ими, и выяснил следующие цифры. Старший делопроизводитель получал 600 р. в год, двое других — по 480 руб. и три писца вместе стоили 660 руб. На канцелярские расходы выходило, по словам пристава, от 200 до 300 руб. ежегодно. Составлялась цифра в 2,300–2,400 руб., тогда как все содержание пристава, с расходом на канцелярию, не превышало двух с половиной тысяч в год. Мне оставалось только посмотреть книги и движение дел, тщательно обойдя вопрос о том, на какие средства живет сам пристав.

Другой случай касается уездной полиции. Место пристава в Новоселицах, на границе Австрии, считалось первым в губернии, так как приносило занимавшему его лицу, по общим отзывам, до 15 тысяч рублей в год. Такая цифра всем колола глаза, и я счел необходимым назначить ревизию делопроизводства этого стана. При этом обнаружилось, между прочим, такое явление. Одному из новоселицких евреев было сдано приставом право торговли легитимационными билетами, на основании которых жители пограничной полосы переходили границу по своим торговым и другим делам. Желающий взять такое удостоверение являлся к арендатору и получал от него талон, по которому в канцелярии пристава бесплатно и беспрекословно выдавался билет, а арендатор, взамен такой привилегии, содержал на свои средства всю канцелярию стана. Пристава я уволил и назначил на его место другого, но вскоре убедился в том, что незаконные поборы продолжаются в другой форме. Тогда я выписал из одной великорусской губернии человека вполне надежного и убедил его взять место новоселицкого пристава, обещав ему повышение, как только он поставит дело как следует. Через месяц новый пристав заявил просьбу об увольнении его в отставку, так как при всем желании он не мог обходиться своим содержанием. Ему не только не хватало средств на прожитие, но он принужден был запускать дела, так как содержание канцелярии, сокращенной им наполовину, поглощало все отпускаемые ему средства.

Я не сразу понял, чем именно объясняется огромное накопление дел во всех административно-полицейских учреждениях Бессарабии, и только опыт нескольких ревизий убедил меня в том, что, помимо обязанностей чисто полицейского характера и тех задач, которые постепенно вошли в круг действий полиции, с развитием деятельности прочих учреждений, на положение дел в Бессарабии имеет влияние мелочное, особое законодательство, ставящее почти каждого еврея в положение постоянного просителя и жалобщика. Полиции действительно нет покоя от еврейских дел, и мне приходилось замечать, что ненависть полицейских чиновников к еврейскому населению питается отчасти теми хлопотами, нареканиями, жалобами, объяснениями, ошибками и ответственностью, которые постоянно приходится испытывать чинам полиции, как последствие совершенно бессмысленного и не достигающего цели законодательства о евреях».

И в губернаторство либерального Урусова, и при его преемниках взяткоемкость бессарабской полиции нисколько не уменьшилась, чем успешно пользовались Котовский и его соратники. При таких полицейских не так уж трудно было совершать побеги из полицейских участков и тюрем. Разве что после ухода Урусова численность еврейского населения Бессарабской губернии вследствие реакции на кишиневский погром сократилась почти на четверть. Потеряв значительную часть доходов, полицейские должны были больше внимания уделять нееврейскому населению губернии, в том числе уголовникам, которым теперь стало даже легче за взятку откупиться от наказания.

Какова была жизнь в Бессарабской губернии в детстве и юности Котовского, когда он делал еще первые робкие шаги на криминальном поприще? Л. С. Берг, сам родившийся в Бендерах, так характеризовал быт молдаван Бессарабии: «Молдаване — это румыны, населяющие Молдавию, Бессарабию и соседние с Бессарабией части губерний Подольской и Херсонской; в небольшом числе живут они также в Екатеринославской губ. Сами себя они называют молдован (во множественном числе — молдовень), а Румынию — Молдова. От румын Валахии, или валахов, отличаются незначительными диалектологическими признаками… Следует заметить, что в Румынии молдаване теперь пишут латинскими буквами, в Бессарабии же — русскими…

Молдаване среднего роста и недурно сложены. Волосы и глаза обычно черные. Череп брахицефалический, нос узкий. Иногда попадаются профили, напоминающие римские. Мужчины носят длинные волосы, но бороду все бреют.

Все православные и чрезвычайно религиозны. Испытания, перенесенные этим народом в течение его многовековой истории, наложили печать на его характер. Молдаване — миролюбивый, покорный и меланхолический народ. В них незаметно живости, разговорчивости и веселости латинской расы. Они медлительны, склонны к созерцанию и бездеятельности. Благодатный климат не предрасполагает к проявлению большой энергии: засеянная кукурузой фальча (=3125 квадр. саж.) земли может прокормить молдаванскую семью круглый год. Молдаване весьма покорны властям и почтительны к старшим. В отношениях друг к другу обнаруживают вежливость. Жена (фимеи) находится в подчинении у мужа (бърбатул, собственно — бородатый); садясь за обед, она целует у мужа руку. Очень часто даже среди равных по положению младшие целуют руку старшим. В церкви женщины стоят позади мужчин. Воровство среди молдаван не распространено. В избах (каса) у них чисто и опрятно. Мужчины весьма привержены к водке (ракиу), но все же, как народ, занимающийся виноделием, — меньше, чем хотинские малорусы. В состоянии опьянения молдаване бранятся самым непристойным в мире образом, не щадя наиболее священных предметов.

Мужчины на голове носят баранью смушковую шапку (кушмы), летом же в рабочее время соломенную шляпу с широкими полями (пълърии). Летом платье состоит из рубахи (къмеши) и штанов, сшитых из грубого домотканого холста. Мужчины ходят обычно с открытой грудью. Поверх надевают иногда род армяка — манту (мънта) или короткий кафтан (зъбон, къфтан). Зимняя мужская одежда состоит из куртки (минтян), овчинного кожуха (кожок), овчинных штанов (мешинь) и смушковой шапки. На ногах лапти (окинчь) из камыша. Праздничная мужская одежда состоит из кафтана (антереу), подпоясанного разноцветным шерстяным кушаком (брыу) или широким кожаным поясом (кимерь) с кисетом. Девушки (фат) ходят с открытыми головами, замужние же носят платок (тестемел, тулпан). Женская одежда состоит из платья (рокитии) и кацавейки (кацавейкы).

Живут в хатах (каса) из так называемого чамура, т. е. кирпича, изготовленного из глины с кизяком (навозом) и соломой; крыша крыта соломой или камышом. Снаружи и внутри хата белится. Пол глиняный. Вокруг дома, как и в малорусских хатах, заваленка (призбы). В избе опрятно, насекомых обычно нет. Под образами (икоаны) ставят широкий и длинный мягкий диван (диван), покрытый коврами (лъичерь) собственного изделия, весьма прочными и оригинального рисунка. Близ конца дивана стоит сундук, на котором положены ковры и подушки; это приданое (дзестре) дочерей. Ковры вешают и по стенам: такой ковер называется ръзбой. Тканьем ковров занимаются женщины. Материалом служит шерсть от местных пород овец, цушек и цыгайской. Молдаванские ковры все гладкие. Преобладающие цвета черный, желтый и малиновый, иногда зеленый. Для красных тонов употребляют кошениль, для розовых — цветы мальвы.