Коварный заговор

Тут сэр Ги вдруг грустно усмехнулся, и глаза его загорелись.

— Дурак же я, дурак! Я знаю, как можно возместить ущерб, который я нанес вам. Пожалуйста, леди Элинор, уговорите вашего господина пощадить моих людей. Они не виноваты. Вы можете продать меня королю за любую, какую только захотите назвать, цену.

— Король знает вас? — спросила Элинор.

— Он знает, что я существую.

— Он знает вас в лицо? — настойчиво переспросила Элинор.

— Не думаю. Не могу представить, откуда, если он видел меня только раз или два, и то в толпе. Но я могу доказать, кто я. Я клянусь, что, если вы помилуете моих людей, я не стану отрекаться от своего имени и…

Элинор рассмеялась. Сэр Ги был поражен этим звуком, а также внезапно вспыхнувшим ярко-зеленым светом в ее глазах. Увидев выражение его лица, Элинор засмеялась еще громче.

— Нет, нет, я не чудовище, — сказала она, успокоившись. — Я смеюсь не над теми ужасами, о которых вы мне поведали, и не над вашими несчастьями и неудачами. Просто мне доставляет большое удовольствие узнать, что я могу стать причиной бессонницы нашего любимого короля.

Наступило молчание. Сэр Ги застывшим взглядом смотрел в пол. Затем голова его поднялась резким рывком.

— Вы сказали бессонницы, мадам?

— Если бы я могла набить его постель колючками или крапивой, — зловеще произнесла Элинор, — я бы сделала это; но поскольку мне это недоступно, по крайней мере, вы станете терзающей его навязчивой идеей.

Синие глаза, наполнившиеся одновременно надеждой и недоверием, уставились на нее.

— Я не понимаю, мадам, — прошептал сэр Ги.

— У нас с королем существует личная неприязнь, — ответила Элинор. — Это вас не касается, но могу вам честно сказать, что она не идет ни в какое сравнение по тяжести и значению с вашим делом. И все же, несмотря на то, что мне было нанесено всего лишь оскорбление, а вам — зияющая рана, я жажду отмщения ничуть не меньше вас. Я не буду пытаться убеждать вас в необходимости примириться с несправедливостью. Скажу лишь, что иногда человеку приходится проглотить обиду ради благополучия государства в целом. Когда лорд Иэн вернется, он объяснит вам более подробно, почему неправильно и невозможно наносить вред королю независимо от того, какой он негодяй.

— Мадам, мадам! — воскликнул сэр Ги, обхватив голову руками. — Я совсем вас не понимаю.

— И не удивительно. Вы ранены и утомлены, а я копаюсь в политических материях. Бьорн, покажи сэру Ги комнату в восточной стене. Я пришлю служанок помочь ему. И пусть они скажут мне, нет ли серьезных ран, какие мне нужно осмотреть самой.

Она с отвращением посмотрела на рваную одежду молодого человека.

— И отдай его одежду псарям. Я пришлю что-нибудь поприличнее. — Она снова остановилась и потрясла головой, вглядываясь в лицо сэра Ги. Подбородок его зарос щетиной, но было видно, что в более благоприятной обстановке он всегда бывал чисто выбрит. — Да, и прикажи, чтобы его не брили. Безопаснее для нас всех будет, сэр Ги, если вы притворитесь обожателем короля, в подражание ему отращивающим маленькую бородку и усики — совсем как у него.

Сэр Ги ответил ей еще более недоуменным взглядом.

— Мадам, умоляю вас сказать мне, что будет с моими людьми, — произнес он. — Вы говорите так, словно я гость в вашем замке, а это невозможно. Знай я, что вы на ножах с королем, я бы никогда… Прошу прощения. Я не хотел оправдываться, но не вынуждайте меня покончить с собой…

— Что касается ваших людей, я только могу уверить вас, что лорд Иэн милосерден и справедлив. Полагаю, он подробно допросит их и распорядится ими согласно их характеру и способностям. Окончательный суд на этих землях остается за мной. Если дело дойдет до их повешения или иного наказания, я дам вам знать о принятом решении. А что до вас самого, я бы назвала вас пленником, а не гостем, но вы должны дать слово, что не попытаетесь бежать. Хотя я не представляю, зачем вам бежать. Уверяю вас, что у меня нет намерения продать вас королю. Идти вам некуда. Следовательно, я не вижу причин запирать вас или тратить силы и время моих людей на надзор за вами.

— Но как в таком случае вы получите компенсацию за-ущерб? У меня ничего нет!

— У вас крепкое тело и, я думаю, чистая душа. Я уже получила некоторую компенсацию, — сардонически усмехнулась Элинор, — просто осознавая, что, укрывая вас, доставляю неприятности королю. Остальное, если лорд Иэн согласится и если вы сумеете убедить нас в вашем искреннем желании быть лояльным к нам, я вычту из вашего жалованья. Рыцарю платят по шиллингу в день. Если добавить стоимость коня и доспехов, которые я должна дать вам, раз у вас ничего нет, то вам понадобится несколько лет, чтобы покрыть долг, но…

Элинор прервалась и снова рассмеялась. По выражению лица сэра Ги можно было подумать, что ему предлагают немедленный пропуск в рай без предварительной смерти, а не долгие годы тяжелой службы. Она отослала молодого человека, пока он не набросился на нее с объятиями от избытка благодарности или не залился слезами. Если он действительно таков, каким кажется, она провела прекрасную сделку в обмен на нескольких коров и несколько мешков зерна.

* * *

Примерно в тот же момент, когда Элинор открывала сэру Ги ворота в то, что он считал раем, король Джон собирался войти в ад на земле. Прошлой ночью он не вызвал к себе в постель свою очередную любовницу из числа фрейлин королевы. Он отправил Фулка де Кантелю и Генри Корнхилла в город, приказав им доставить трех шлюх. Джентльмены взялись за поставленную задачу с большим энтузиазмом. Если они не так быстро, как сводный брат короля, умели распознавать начало периода сонливости короля, они зато гораздо раньше Солсбери узнавали признаки выхода короля из этого состояния.

Женщины, которых они нашли, не отличались ни чистотой, ни красотой, но это уже не имело значения. Значение имело только то, чтобы никого в целом свете не интересовало, живы они или умерли. Они могли пережить ночь — некоторые выживали, но только в том случае, если не были способны ответить на вопросы, которые им могли задать.

Точнее, выжила только одна, выброшенная из замка в окровавленных лохмотьях, которые прежде могли считаться женским платьем. Однако опасаться, что она расскажет кому-нибудь свою историю, не приходилось — язык у нее был отрезан, да и вряд ли она когда-нибудь выйдет из состояния умопомешательства, вызванного пережитыми ужасами и болью.

В ту ночь Фулк намекнул королю — крикнув ему в ухо, чтобы перекрыть вопли страха и боли, — что с помощью такой забавы можно было бы приручить и леди Элинор. Он много раз за последние недели пытался пробудить интерес Джона, чтобы он отдал ему в жены эту богатую наследницу. Хотя король всякий раз улыбался и соглашался, что считает это превосходной идеей, он не делал ничего, чтобы воплотить эту мысль. Теперь, однако, глаза его разгорелись.

— Но пока что Генри ведет в счете, — проворчал он, улыбаясь. — Покажи, на что ты годен, а мы посмотрим.

Фулк с удвоенными стараниями принялся развлекать своего господина, но от уха Генри Корнхилла не ускользнули оба замечания, и он не остался в стороне. К тому же он напомнил Джону предложение Солсбери предоставить леди выбирать самой. Тонкая шутка заставить Элинор заплатить большую дань за право выбора между Фулком и Генри, очень веселила Джона. Ему так нравилась эта идея, и он так сердечно рассмеялся ей, что нож, которым он угрожал проститутке, выскользнул из его рук и принес ей преждевременное облегчение.

Этот небольшой инцидент раздосадовал Джона. Он не позволит больше этой ночью ни одному, ни второму заговаривать с ним об Элинор.

На следующий день, когда он очнулся от приятного и освежающего сна, идея «приручить Элинор» вновь привлекла его внимание. Он послал за своими товарищами по своеобразным развлечениям и улыбнулся им обоим, не выделяя никого.

— Вы знаете, как я люблю вас, — медоточиво начал король. Его развеселила боязливая настороженность, возникшая в обеих парах тяжелых глаз, но на этот раз он не позволил себе отклониться в сторону ради удовольствия, с каким обычно наблюдал пресмыкание своих людей. — Поэтому я готов навлечь на себя недовольство моих баронов, отдав богатый приз одному из вас.