Ковчег

— «Ковчег»… ждет?.. Объясни мне…

— Нет! — резко ответил Занудин-маленький. — Больше никаких объяснений.

Занудин вздохнул так, что вздох его показался стоном.

— Тебе пора идти, — неловко подтолкнул Занудина в спину ангел-хранитель. — У тебя скопилась куча незаконченных дел в мире твоей действительности, и пока что они важнее…

Занудин, опустив голову, поднялся на ноги. Он понял, что не уйдет никогда, если не овладеет собой и сам себя не прогонит. Как же тяжело на душе в такую минуту!.. «Почему я даже во сне должен страдать? — с горечью подумал Занудин. — Или это часть высшего плана, который неисповедим для живущих?..»

И тут же Занудин осекся, вспомнив, что ангел-хранитель читает все его мысли. Ему стало стыдно за себя, и он сконцентрировался на мыслях исключительно светлых, мужественных. Занудин бросил короткий прощальный взгляд на ангела-хранителя и направился к выходу из палаты.

— Постой, — окликнул его Занудин-маленький.

Занудин обернулся.

— Ты ведь хотел вернуться в Анфиладу Жизней?.. Если ты по-прежнему хочешь этого и намерения твои чисты — знай, у тебя все получится… должно все получиться… Ну, ступай же.

— 6 —

Видеть никого из обитателей «Ковчега» не хотелось. Раздражало отсутствие радио, телевизора, любой связи с внешним миром. Может быть, беспощадная война захлестнула планету или страшнейшая эпидемия… Занудин ничего не мог знать о мире, который покинул. И пусть когда-то, поддавшись порыву, он бежал от мира, бежал безоглядно — сердце по-прежнему хранило в себе эту утрату. Теперь, издалека, не такими уж ужасными казались Занудину его работа в конторе, дотошные соседи и подшучивающие знакомые, дом, в котором жил, шумные улицы, пробки на дорогах, топтание в очередях. Да, был период, когда смерть Эльвиры потрясла его настолько, что все ориентиры в жизни спутались. Но теперь Занудин знал о смерти гораздо больше… Ход жизни никогда не останавливается. Только запущенное в душу отчаяние рисует эту иллюзию и заставляет в нее поверить. Жизнь продолжается и ждет от тебя взаимности - укрась ее вокруг себя как умеешь! А сколько замечательных женщин, припомнил Занудин, осталось в прошлом, к которым он не решился даже приблизиться, заговорить!.. Как это чудесно, наверное — семья, дети, смех в доме… Занудин вдруг понял, что нельзя (просто преступление!) быть одиноким там, где ты вырос. Нельзя быть чужим в родном краю! Потому что если так случилось — нигде больше своим ты тоже не станешь… Были и солнечные деньки когда-то. Б-ы-л-и. И никогда, хочется думать, тебя не покинет право вернуть в свою жизнь то, чего когда-то не оценил. Душу только береги, да времени бы на все хватило! Не мир плох, который тебя окружает, — а твое собственное недовольное, стервозное, потребительское к нему отношение.

Такие открытия делал для себя Занудин и испытывал душевный подъем, оттого что рассудок не сопротивлялся им как в прежние времена, а значит, он на пути исцеления, на пути добром и правильном. Хандра медленно отступала. Она вновь расправляла свои серые крыла лишь в те моменты, когда Занудин ловил себя на мысли: «Ну и что из всего этого… я ведь по-прежнему здесь, в «Ковчеге»… я чего-то упрямо жду… какой-то развязки…» Знать бы наперед — какой?

Занудин закурил, но тут же поперхнулся проглоченным дымом от внезапной рези в животе. «Вторые сутки ничего не ел», — сообразил он и потушил сигарету. Отворив дверь номера, выглянул в коридор. Занудину повезло — мимо очень кстати семенил карлик.

— Даун.

— Я вас слушаю, господин Занудин, — карлик остановился и принял позу угодливого внимания.

— Ты крайне нехорошо поступил, стащив у меня фотографию… — брякнул Занудин, хотя мог поклясться, что совершенно не собирался ворошить дела минувшие.

Коротышка густо покраснел.

— Ладно, забыли, — снисходительно добавил Занудин, махнув рукой. — Будь добр, принеси мне чего-нибудь перекусить.

— Я мигом, — расплылся в улыбке карлик и тотчас исчез из виду.

Занудин вернулся в комнату и остановился возле окна.

Все тот же безжизненный вид за стеклом. За время обитания в «Ковчеге» Занудин изучил его в деталях, а детали эти имели свойство оставаться неизменными. Если бы на окраине леса, который почти вплотную подступал к стенам «Ковчега», за ночь исчезло хоть одно дерево — Занудин непременно бы заметил эту пропажу. Занудин мог сказать и больше. Однажды, совершая вечернюю прогулку возле «Ковчега», он приблизился к молодой рябине и, мысленно попросив прощения у деревца, навалился на нее всем телом, с раздирающим душу хрустом сломал. И что же? Проснувшись и выглянув в окно на следующее утро, Занудин почти без удивления вновь нашел поруганную рябину в целости и невредимости. Чего уж после этого говорить о феноменах, происходящих в самом «Ковчеге»! Законы пространства, времени и причинности событий казались здесь недосягаемыми для человеческого понимания.

Дверь распахнулась, и в номер вошел Даун с подносом в руках.

— Курица запеченная в сладких перцах, вареный картофель, свежие овощи, коньячок…

— Спасибо, спасибо, Даун, — оторвался от окна Занудин. — Коньячок, говоришь? Может, и ты рюмашку пропустишь?

— Нет. Вы что! — возмутился карлик и даже отвернулся, чтобы не смотреть на бутылку. Уши его задергались от волнения. — Я не пьяница какой-нибудь!

— Ну, хорошо. Просто посиди со мной в качестве компании. Я давно уже не ел и, боюсь, если останусь наедине с этим великолепным ужином, то так беспардонно на него наброшусь, что моему желудку несдобровать, — настоял Занудин.

Пожав плечами, карлик присел на краешек кресла. Благодарно кивнув ему, Занудин приступил к трапезе. Коньяк, разумеется, оказался высшего сорта. Картошка таяла во рту. Огурцы весело хрустели на зубах, а помидоры упруго брызгали свежим соком. Как же вкусная еда вновь напомнила о доме, о праздничных ужинах с младшей сестрой!

Однако Дауна он попросил остаться вовсе не для того, чтобы коротышка молчал словно партизан. Его следовало разговорить. Когда-то ведь Занудин и Жертву с Панками всерьез не воспринимал. А оказалось, туда же… компиляторы! Ваятели Нового Мира! Мурашки по коже, ей-богу, как представишь…

— Даун, и давно ты живешь в «Ковчеге»? — задал вопрос Занудин, не поднимая на карлика глаз.

— Давно, — лаконично ответил Даун, почесав щеку.

— А каким «Ковчег» был раньше?

— Он был обычным.

— Значит, сейчас он необычный?

— Да, сейчас все по-другому, — Даун заерзал на месте. — Неужели не заметно?

— А что сделало его необычным? — поинтересовался Занудин, принимаясь за куриное крылышко.

— Об этом лучше говорить с дядюшкой Ноем.

— А ты разве не знаешь?

— Я не такой умный, как он, и могу наболтать ерунды.

— Понятно. А как остальные «ковчеговские» обитатели появились в придорожном заведении?

— Так и появились. Потому что здесь проходила дорога…

В результате вяло развившейся беседы карлик пересказал лишь то, о чем Занудин знал уже от старика. О таинственном капризе стихии, об исчезновении дороги. После того как дорога пропала, «Ковчег» и стал необычным… «Сухая легенда и никаких тебе подробностей», — разочарованно подумал Занудин.

— А «ковчеговские» обитатели появились здесь случайно или нет? — тем не менее продолжал задавать он примитивные вопросы, мало на что, по сути дела, рассчитывая.

— Конечно, случайно! — фыркнул вдруг карлик. — Это сейчас они строят из себя таких важных! Дураки… тьфу!

— По-твоему, они совсем даже не «важные»? — приятно удивившись внезапному возмущению Дауна, прищурился Занудин.

— Кхе-хе-кхи-кхе, — засмеялся карлик, держась за живот, как это делают шумные, но не очень-то веселые дети, — вот вы меня насмешили, кхи-кхе… Тот, кого вы знаете теперь как «Поэта», был жалким актеришкой в захолустном самодеятельном театре. Схлопотав там пинка под зад, он ехал на пробы в другой, где ему точно так же показали бы от ворот поворот. Женщина работала учительницей в начальной школе и, сказать по чести, вряд ли была способна научить чему-то толковому детей — по причине хотя бы того, что кроме мужчин и замужества ничто ее воображение не занимало. Только вот поклонники, как назло, на порог не ломились. Клюнув на брачное газетное объявление, она ехала в другой город навстречу очередному своему любовному разочарованию. Жертва — затюканный домочадцами младший бухгалтер. Пытался покончить жизнь самоубийством - но даже в этом опростоволосился. Был спасен, с работы уволен, ехал в санаторий поправить здоровье. Виртуал — серенький инженер, изо дня в день постигавший науку оставаться невидимкой на своем служебном месте даже вопреки щедрой комплекции. Джесси и Факки — два разнузданных студента, решивших устроить себе роскошные каникулы после мошенническим путем сданной сессии. Такую вот блистательную публику привез к нам последний автобус…