Ковен озера Шамплейн

– И со всеми из них ты успел пообщаться? – недоверчиво уточнила я. – Как давно ты на Метейри? И в какой это магазин ты ходил, что меня не дождался?

Коул отвернулся. За прошедшие сутки он смотрел мне в глаза с настораживающей редкостью. И чем отчетливее впереди слышался рокот барабанов, тем более угнетающим было его молчание. Он так и не ответил.

– Смотри, – сказал Коул вместо этого, указав на оркестр, расположившийся прямо между старыми могилами. Они, покосившиеся и разваливающиеся, больше напоминали руины. Ни на одной из плит было уже невозможно прочесть имя и эпитафию.

На крыше склепа из белого камня, окруженного колоннами, стоял Рафаэль. Ведьмы и колдуны, облаченные в светлые одежды, притихли. С их рук осыпалась кукурузная мука. Я встала рядом с Коулом, и проходящая мимо Диана надела нам обоим на шею ожерелья из черно-белых бусин. Точно такие же висели на груди и у нее, и у всех остальных.

Рафаэль стукнул тростью о склеп. На миг мне показалось, что череп на его рукояти светится серебром.

– Я приветствую ковен и мертвых, которые сегодня присоединятся к нам! Да начнется их ночь.

Он стукнул тростью во второй раз, и надгробия вокруг превратились в священные алтари: они вспыхнули огнем, усеянные свечами, как и все вокруг. Их увивали цветки ноготков и черепа, нанизанные на нитки. Там были даже человеческие – искусственные или настоящие, я предпочла не знать.

Рафаэль поднял перед собой бутылку черного рома и, открыв ее, встряхнул над головами собравшихся, которые столпились под крышей склепа. Брызги окропили их и центральную веве, начерченную на земле. То был знак Барона Самеди – крест и две могилы, нарисованные по бокам. Алкоголь намочил рисунок, и тот загорелся тоже. На кладбище Метейри стало невероятно светло для ночи.

– Первым я призываю Папу Легбу, как посредника между нашим миром и миром лоа. Прошу тебя, открой врата в Ле Гвинею, чтобы Барон смог чествовать сегодня смерть вместе со своими детьми! – произнес Рафаэль нараспев, а дальше его речь плавно перетекла в гаитянский язык и стала напоминать шаманский вой, которому вторили барабаны.

Коул оглянулся. Толпа льнула ближе к Рафаэлю, чтобы брызги его рома попали на каждого. Это было благословением Самеди, о котором мечтал любой, кто исповедовал вуду. Мне же было этого не понять, как им всем было не понять меня, привыкшую черпать магию из себя и своего рода, а не из потусторонних материй.

– Барон Самеди! Услышь наш зов. Я, Верховный ведьмак ковена Вуду, приглашаю тебя к столу!

Я поморщилась, когда один из рослых, широкоплечих колдунов закинул на крышу склепа кричащего черного петуха. Рафаэль поднял свою трость, и из ее наконечника вылезло тонкое сверкающее лезвие. Он полоснул им петуха по шее. Тот закудахтал, прежде чем наполнить своей вязкой кровью бамбуковую чашу, которую держал под ним другой колдун. Коул отвернулся, не в силах смотреть на это, хотя раньше ему приходилось смотреть и не на такое. Я же неотрывно следила за ритуалом, природа которого от меня ускользала, но ощущалась: такая же густая, как петушиная кровь, мощь расползалась во все стороны от алтаря Рафаэля и украшенных надгробных крестов, стекаясь и сосредотачиваясь на веве Барона. Знак все еще полыхал, и трава вокруг него пожухла, затлела, мешая запах пепла с горьким запахом кубинской сигары, которую закурил Рафаэль.

Затем Ковен разошелся к другим алтарям, чтобы вознести свои подношения: жареную кукурузу и стаканчики с крепким черным кофе, перечный стейк с бобами и дольки граната. Дары были самые разные, и весь ковен отдавал их Барону со словами благодарности и молитвами. Следом по рядам ведьм прошлась початая бутылка с ромом, и, осмелившись сделать глоток, я поперхнулась от вкуса чили во рту, который в сочетании со спиртом жег невыносимо.

Коул отказался от угощения вежливым жестом, и я перевела взгляд на Рафаэля, взирающего на ковен с широкой улыбкой. В его глазах читался задор, и, когда он посмотрел на меня, я вдруг почувствовала себя неуютно, так, будто смотрел на меня уже не Рафаэль. Он неспешно потягивал сигару, и с каждым ее вдохом нечто наполняло его изнутри. Я впервые поверила, что лоа вуду действительно нисходят на землю.

– Среди нас есть еще одна Верховная. Она тоже готова отдать тебе дань уважения, Барон! Готова ведь, правда?..

Рафаэль шагнул к краю склепа и протянул мне руку. Его голову по-прежнему украшала шляпа, но уже элегантный классический котелок. Я набрала в легкие воздух и недоверчиво ухватилась за него.

– Ты ведь сама говорила, что не участвуешь в том, в чем не разбираешься, – вдруг остановил меня Коул, схватив за пояс платья. – После петуха я вообще жалею, что мы пришли сюда…

Я была солидарна с ним, но уже давно сдалась на милость любопытству.

– Выпей чего-нибудь и расслабься, – сказала я Коулу с усмешкой, карабкаясь вверх.

Склеп оказался выше, чем казалось снизу, и я неловко пошатнулась в туфлях, опираясь на локоть Рафаэля.

Он, должно быть, позаботился о скрывающих чарах для кладбища, потому что такой шум точно не остался бы незамеченным. Толпа, разодетая в шелка и браслеты, буйствовала: пением они восхваляли Барона Субботу, уйдя в забытье от настоянной водки.

– Ну и какой дар от меня требуется?

– Все просто, – улыбнулся Рафаэль и, наклонившись к оркестру, позаимствовал у одного из музыкантов две скрипки, покрытые темным лаком. – Сыграй со мной дуэтом в его честь.

Я очертила пальцами изящные формы инструмента, прежде чем ахнула от удивления, узнав в нем одно из редких творений Страдивари.

– Красивая, правда? У меня их две. Передаются по наследству.

Я кивнула, зачарованная позолоченным грифом, и подняла смычок скрипки. Если для того, чтобы раз и навсегда покончить с Джулианом, мне надо вызвать духа смерти, то это не такая уж большая цена за возмездие.

– Что будем играть?

Рафаэль улыбнулся краешком губ и, взяв вторую скрипку, встал рядом.

– Не знаю. Тебе выбирать, но учти, что Барон любит веселиться.

Я нахмурилась, шерстя взглядом ковен. Барон Суббота – князь смерти, который учит, что уход из жизни – просто еще один повод устроить вечеринку. Таких песен я совсем не знала, кроме разве что…

Я набрала в легкие воздух и пропела вслух, пока Рафаэль смотрел на меня удивленным взглядом:

Я вышел в полночь за сигаретой,

Маленькая Сэнди спросила меня об этом,

Я убил ее, ведь спрашивать о таком неприлично для леди,

Где твое воспитание, Сэнди?

А затем закинула на плечо скрипку и, подперев ее подбородком, заиграла. Мелодия была быстрой, резвой, как ветер, гонящий осенние листья. Она была неистовой, сумасшедшей, какой надо было стать и мне. Закрыв глаза, я самозабвенно скользила смычком по струнам, и моя музыка стала единственным звуком, нарушающим спокойствие кладбища. Барабаны смолки, но внезапно моей скрипке начала вторить другая. Рафаэль подхватил мелодию и заиграл в унисон, но тяжелее и ниже. Он будто знал эту песню так же хорошо, как Рэйчел, в шутку напевающая ее каждый раз, как я надевала слишком короткое платье.