Кожное лекарство

Это существо было таким же.

Эта тварь была не лучшим соседом.

Она глубоко пустила когти в сердца индейцев. Макабро принадлежит ей — в этом я уверен, как и в том, что Христос умер на кресте.

А теперь, милый мой, я расскажу тебе ещё кое-что…

Эти индейцы начали питаться человеческим мясом и приносить своих первенцев в жертву. Шаман проводил ритуалы над ещё живыми, плачущими, вырывающимися младенцами.

Да, милый мой, над собственными детьми. Но и над взрослыми тоже. Над кем угодно. И над девственницами, да… Хе, этот сукин сын из-под земли очень любил молодых девочек.

А Макабро всегда сражались с другими племенами — то с одними, то с другими. Когда они ловили кого-нибудь из врагов, они приносили их в жертву: прибивали их к столбам вниз головой и либо предавали огню, либо оставляли гнить там до скончания веков.

Подожди, подожди, милый мой… Это ещё не всё.

Видишь ли, эти Макабро… они начали выкапывать своих мертвецов и мертвецов всех, кого могли найти. Начали поклоняться костям и черепам. Сделали из них алтари и вытворяли такое, о чём ты даже слышать не захочешь.

Эти индейцы были больными на всю голову.

И у них была куча шаманов. Или жрецов — как правильно назвать это мерзкое отродье, убивающее детей?

Их слово решало всё.

А грязная толпа с жирными, сальными жгутами волос, похожими на змей, скакала вокруг них и впитывала каждое слово. Они пели богохульные, нечестивые песенки, носили маски из черепов и рвали зубами сырое мясо, да…

Эти шаманы контролировали всё и вся.

На их телах были вытатуированы змеи, символы и знаки ведьмовства — то, что они называли «Кожным лекарством». Какие-то заклинания и магические формулы, написанные прямо на теле. Поговаривали, что с помощью «Кожного лекарства» эти краснокожие дьяволы могли управлять духами умерших и превращаться в зверей-людоедов в любое время, когда им заблагорассудится.

Теперь глубоко в ночи при полной луне жрецы Макабро разводили большие костры, и индейцы танцевали голыми на снегу, пока шаманы зачитывали заклинания с собственной кожи.

Индейцы, захваченные у других племен, будут убиты, а их плоть съедена, и снег окрасится в багровый цвет от их пролитой крови.

А если кому-то из индейцев Макабро удастся пленить молодого юнца из вражеского племени, они с удовольствием съедят этого жирненького, упитанного агнца, запеченного прямо на костре.

Ну вот, милый мой, ты и понял всю суть.

Эти индейцы были сумасшедшими, да; но они были наполовину правы в том, что заставляли другие народы поглощать всё, что у них было.

Все Макабры до единого были уничтожены племенем юта ещё две сотни лет назад, но то, что ты нашёл в этой пещере — это их наследие, да, милый мой.

Тех индейцев, что не были убиты на поле боя, племя юта загнало в пещеры и сожгло заживо, засыпав их костями выдолбленные ямы.

Да, в пещере… Думаю, это было вполне уместно, ведь именно в ней прежде проводилось большинство жертвоприношений…

Теперь ты понимаешь, малыш Джимми? Понимаешь? Понимаешь?»

Кобб мало что помнил о произошедшим. Но он понимал, что больше не был прежним.

Иногда он был самим собой, иногда — частью того, что оплодотворило его мать, а иногда — частью той безумной сущности из пещеры.

А иногда — все трое были едины.

* * *

На следующий день и все последующие дни Кобб просто сидел, ждал и строил планы, как получит ещё больше крови, мяса и костей.

Вот как всё произошло.

Кобб запихнул в рот кусок мяса и подошёл к вертелу, чтобы перевернуть жарившуюся ногу Глира. Он ткнул в неё вилкой, и из мяса потёк горячий прозрачный сок. Значит, всё готово.

В животе у Кобба заурчало. И тут он услышал какой-то шорох за стенами хижины.

Он ухмыльнулся, и глаза его вспыхнули адским огнём.

Это были Барлоу и Нулан. Они старались подкрасться тихо и незаметно, как краснокожие дикари. И они неплохо справлялись, но Кобб их всё равно услышал.

Услышал звук их шагов, ломающих снежный наст. Рёв крови в их венах. Биение их сердец. Но сильнее всего он слышал запах их страха, и для него этот аромат был настолько опьяняющим, как только что откупоренный односолодовый виски.

Кобб принялся накрывать на стол.

Они ворвались оба в хижину, пока Джимми Ли стоял к спиной к двери. Они наставили на него пистолеты дрожащими от холода руками, а грязные уставшие лица были перекошены от ужаса.

— Ты просто безумный, грёбаный сукин сын, Кобб, — произнёс Барлоу. — А теперь очень медленно и осторожно вытащи свой пистолет из-за пояса… левой рукой… и брось его на землю…

Но Кобб только хихикнул.

— Прекрати эти разговоры, друг мой. Я просто накрываю на стол. Я хочу, чтобы вы оба посидели со мной и хорошо поели. Вы знаете, чего хотите, так зачем бороться с этим? Мы поедим и обсудим всё, как мужчины.

Барлоу и Нулан застыли в замешательстве. Кобб, конечно, сумасшедший, но почему он так чертовски спокоен? И что за странный свет отражается в его глазах? Во всём этом было что-то очень неправильное, и дело было не только в каннибализме.

— Лучше мы его просто застрелим, — прошептал Нулан.

— Это будет не очень-то дружелюбно, милый мой, — ответил Кобб.

— Видишь? Видишь?! Он сумасшедший! Следи за ним, следи очень внимательно, потому что Джеймс Ли Кобб очень быстро управляется со своим кольтом, — забормотал Нулан. — Он может вытащить его так быстро, что ты…

— Брось оружие на пол, — произнёс Барлоу.

Кобб вздохнул, пожал плечами и потянулся к револьверу правой рукой. Он почти успел вытащить его, когда две пули разорвали его живот. Но он лишь рассмеялся, когда его кровь закапала на пол. Он сунул палец в дырку на рубашке, как будто обмакнул перо в чернильницу. Вытащил его обратно, облизал…

Его бледное лицо с заострёнными скулами напоминало обтянутый кожей череп, на котором яркими светлячками горели глаза.

Кобб выхватил кольт и, коротко хохотнув, всадил Барлоу пулю прямо промеж глаз, и тот рухнул замертво на пороге хижины.