Краденая магия. Часть 1

— Ну, что застыл? — как видно, устав ждать, процедил длинноволосый. — В штаны, что ли, наложил от страха?

— В последний раз прошу вас убраться по-хорошему, сударь, — внутренне подобравшись, но постаравшись, чтобы поза выглядела расслабленной, проговорил я. — Не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Дайте мне пройти — и я сочту инцидент исчерпанным.

Мало ли, вдруг потом дело дойдет до сканирования ауры, которым мне давеча грозил Алексеев? Не сможет же Романов каждый раз меня покрывать? Да и не захочет, небось. А так — пусть видят, что я до последнего пытался разрулить конфликт миром!

«Верно, сударь, — похвалил меня за предусмотрительность Фу. И добавил: — У длинноволосого — сие молодой граф Кутайсов, кстати: нужно же знать, с кем имеешь дело — необдуманно сцеплены руки. Пока не расплетет сей узел — живот открыт. Я уже не говорю о том, что ниже живота: ноги клиент расставил — на загляденье просто. Тот, что за ним справа — некто Плетнев — левша. Учтите сие. Третий — Гончаров, сын личного дворянина из Вологды — у него после магической травмы серьезные проблемы с правым плечом. Про двоих внизу, к сожалению, ничего не могу сказать. Одного, вроде, встречал когда-то, но кто он — простите, не припоминаю…»

«Этого достаточно, — не сдержал я улыбки. — Благодарю, достопочтенный Фу-Хао!»

«Всегда к вашим услугам, сударь!»

— Шутишь? — хмыкнул между тем длинноволосый Кутайсов. — Ну что же, раз добром не желаешь…

Не дожидаясь, пока он договорит, я резко шагнул вперед и без замаха ударил молодого графа правым кулаком в пах. Да, согласен: грязно. Теоретически можно было пробить и в открытый живот — чтобы не так мерзко вышло. Но, во-первых, оппонент стоял выше меня — до его пояса мне бы еще пришлось тянуться. А во-вторых, напомню: мне одному все еще противостояли пятеро, и козыри следовало ровнять.

Взвыв, Кутайсов согнулся, его голова нырнула в зону досягаемости, и вторым ударом — боковым слева — я шарахнул длинноволосому в скулу. Что-то хрустнуло — оставалось надеяться, что это не мои собственные пальцы, несколько отвыкшие от подобных развлечений за год выпускного класса, когда, погруженному в учебу в преддверии ЕГЭ, мне было не до жестких спаррингов.

С неким недовоплем-недохрипом Кутайсов отлетел в сторону — теперь внимания на него можно было не обращать — по крайней мере, минуту-другую.

Что до его приспешников, то среагировали они по-разному. Вологжанин Гончаров застыл в немом изумлении, широко распахнув глаза, а вот Плетнев сориентировался быстрее. Но совершил вполне ожидаемую ошибку: вместо того, чтобы, воспользовавшись преимуществом верхней ступеньки, тупо ударить меня, развернувшегося к нему полубоком, рукой или пнуть ногой — вариантов у него была тьма тьмущая — по въевшейся в подкорку привычке сложил пальцы в кукиш. Долю секунды он на это потратил, а затем потерял уже целую секунду, когда сообразил, что магией пользоваться нельзя. Этого времени мне вполне хватило, чтобы подскочить к оппоненту, смяв его рабочую левую руку, и зарядить ему снизу кулаком в подбородок. Апперкот вышел на славу: закатив глаза Плетнев повалился навзничь. Кажется, при этом еще и затылком долбанулся о ступеньку — и вырубился уже окончательно. Ну, по крайней мере попыток подняться не предпринимал.

«Сзади!» — подсказал мне в этот момент фамильяр.

Возможностью обернуться я не располагал: из игры еще не был выведен Гончаров, поэтому я просто выбросил назад ногу — уширо гери, как называл такой удар мой тренер по каратэ. При этом пришлось слегка наклонить вперед корпус, подставляя голову вологжанину — и я вскинул согнутые в локтях руки, кое-как прикрывшись ими от атаки спереди. Впрочем, предосторожность оказалась излишней: все еще пребывавший в растерянности, благоприятный момент для атаки сынок личного дворянина упустил.

А вот мой слепой удар оказался вдвойне эффективным. Мало того, что подошва кроссовки угодила в подбиравшегося с тыла противника (судя по всему, аккурат в лицо: снова сказалась высота ступенек), так до кучи тот, отброшенный толчком, сбил с ног своего менее расторопного товарища. С криками и грохотом оба покатились вниз, я же теперь мог сосредоточиться на Гончарове.

Тот, вроде бы, немного опомнился и попытался дотянуться до меня рукой — неуверенно и вяло. Легко уклонившись от этого не сказать даже удара — жалкой попытки — я перехватил запястье вологжанина (который даже кулак толком сжать не потрудился, пощечину мне собирался залепить, что ли?) и, уйдя чуть в сторону, дернул противника на себя. Тот легко поддался, и, продолжая контролировать кисть, свободной левой ладонью я уперся Гончарову в локоть и вывернул ему руку.

Вологжанин истошно заорал: а, ну да, у него же и так с плечом проблемы! Ну, извините, сударь, не я все это затеял…

Не обращая внимания на вопли Гончарова и не ослабляя захвата — наоборот, надавив сильнее — я вынудил вологжанина рухнуть на колени. Места для этого на узкой ступеньке оказалось маловато, и парень клюнул носом вниз. Оттуда на нас как раз надвигался мой пятый противник — тот, которого после знакомства с моей кроссовкой столкнул с лестницы его товарищ по тылу. История повторилась — только на этот раз в качестве снаряда я использовал Гончарова, отправив того в короткий полет навстречу угрозе. Голова вологжанина ударилась в живот атакующего, и последний из мерзкой пятерки, еще остававшийся на ногах, охнув, снова оказался отброшен вниз. Подняться после этого он сумел разве что на четвереньки и на этом предпочел угомониться, так, на четырех лапках, и выметшись в вестибюль второго этажа.

Переведя дух, я по-быстрому оглядел оставшееся за мной поле боя. Плетнев так и лежал навзничь, но веки его дрожали, и согнутая в колене нога слегка шевелилась, будто бы ища опору. Живой, значит. Вот и отлично: смерти я никому не желал.

Кутайсов скулил, скорчившись у перил — одной рукой зажимая промежность, а другой держась за свернутую челюсть. Я машинально пошевелил пальцами своей левой. Немного болят, но не критично. Знать, хрустели тогда все же не они.

Внизу, привалившись друг к другу, сгрудились Гончаров — с так и вывернутой неестественно рукой — и тот парень, что получил в лицо подошвой кроссовки. Нос у него был разбит, на ступеньки капала кровь.

«Вспомнил! — осенило моего фамильяра. — Кузьмин его фамилия. Потомственный дворянин, отец — один из приближенных графа Воронцова!»

— Что из приближенных — не удивительно… — пробормотал я вслух.

«Так, а ну, поворотитесь-ка, сударь, — велел вдруг мне Фу. — Лучше неспешно — прямой опасности нет!»

Последнее замечание запоздало: я уже обернулся, вскидывая руки для защиты.

На верху лестничного марша, в паре ступеней от головы поверженного Плетнева, стояла Милана Воронцова. Платье на молодой графине было уже не то, что недавно в комнате или потом во дворике: довольно короткое (правда, при весьма узкой юбке), с глубоким вырезом-декольте, открывавшим не только плечи, но и значительную часть груди. Весьма значительную часть довольно-таки значительной груди — последний факт раньше как-то ускользал от моего внимания.

Это в таком виде она собиралась со мной разговаривать? Может, зря я отказался принять приглашение?

Мотнув головой, я отогнал эту шальную мыслишку прочь. Сражение не закончено — возможно, только теперь оно по-настоящему и начинается. И все, что бы ни использовала Воронцова, наверняка будет лишь оружием против меня.

«Золотые слова, сударь!» — похвалил меня за рассудительность фамильяр.

— Ну, здравствуй, холоп, — обронила между тем сверху молодая графиня.