Крамола. Книга 1

— Кто здесь?

Голос был чужой, Андрей прижался к стене и достал револьвер. Минуту было тихо, только где-то капала вода. Потом наверху послышались шаги, притворилась дверь, и все стихло. Андрей отыскал впотьмах лестницу, нащупал перила и шагнул вверх. Ступени заскрипели визгливо и пронзительно. Он затаился, прислушиваясь, и начал ступать возле самых перил: так они спускались по этой лестнице с Сашей в детстве, если надо было неслышно выйти из дома.

Сердце глухо застучало, когда дверь в каминный зал оказалась прямо перед ним — стоило лишь протянуть руку и взяться за бронзовую ручку. Хотелось ворваться неожиданно, застать врасплох незнакомца, но желание посмотреть, а вернее, подсмотреть, кто теперь хозяйничает в его доме, взяло верх. Андрей приоткрыл дверь и в свете дышащего огнем камина увидел неряшливо одетого, заросшего черной бородой человека. Огромная тень металась по стенам, хлопья сажи вырывались из красного зева и вместе с дымом неслись кверху, чтобы потом медленно осесть на грязный пол. Груда тряпья лежала у камина, словно свернувшийся в калачик замерзающий человек. Подсвеченный пламенем дым шевелился под потолком, и казалось, там бушует беззвучный верховой пожар. Черные, закопченные ангелы над камином парили в этом огне на черных распластанных крыльях. Человек подцепил палкой какую-то одежонку и бросил ее в огонь. На миг свет угас, комната стала зловещей, но в следующий момент тряпка вспыхнула, выпустив черный клуб дыма, и Андрей заметил на лице человека торжествующее злорадство. Да, вот таким и должен быть тот, кто разорил его, Андрея, дом.

Человек что-то бормотал и помешивал палкой огонь. Андрей вслушался, передернул плечами, стряхивая озноб.

— … Уголья гаснут, знать, в огне душа твоя. Я волхвовала… Мне не открылась суть… Зрак заслоняет сень луны! И гасит уголья мои и чары, как ныне ты их погасил огнем своим. Мне мало ведомо… Да то, что ведомо, сжимает персь мою… Сей сон твой страстный в руку…

«Сумасшедший, — подумал Андрей, вглядываясь в страшное лицо человека. — Конечно, кто еще может быть в разрушенном доме?..»

Человек вновь взворошил огонь, чтобы лучше горело, и отступил.

— Огонь, что ныне жжет тебя и коий ты все тщишься погасить, заронен небом. Ты над собой не властен, князь. Но путь свой сам себе укажеиш…

Он замолк и прислушался. Медленно обернулся к двери…

Андрей отпрянул. Незнакомец чувствовал его взгляд.

Захотелось немедленно бежать отсюда — к людям, в деревню, где, наверное, теперь живут родители, только бы не оставаться больше здесь. Он сделал несколько шагов по лестнице вниз и вздрогнул, услышав гулкий, неприятный голос:

— Зрю я — вельми обильно мук и страстей по земной тропе твоей! А по небесной — благо!.. Но далее бессильны мои чары. Луна претит, мешает!..

Андрей оглянулся назад: почудилось, будто к нему обращены слова, ему пророчат муки…

Он опустился на ступеньку лестницы, зажмурился. Надо было пройти такую дорогу — через башкирскую степь и «эшелон смерти», надо было потерять брата и сестру, чтобы вернуться в разграбленный дом, где хозяйничает сумасшедший! Да еще накликает страсти! Он помотал головой и открыл глаза.

Должна же быть, наконец, справедливость! Пусть не высшая — примитивная, без которой немыслимо жить, ибо жизнь тогда превратится в «эшелон смерти»…

Андрей рывком открыл дверь и стал в проеме с револьвером в руке. Поток дыма хлынул на волю, сквозняком взмело с пола хлопья горелой бумаги. Ослепленный пламенем человек сделал несколько шагов к двери, но затем отскочил за выступ камина, втиснулся в стену.

— Кто ты? Что тебе нужно?

Он был безоружен, если не считать палки. Андрей поднял револьвер, рука тряслась.

— Это мой дом! Мой дом!

Язык еще плохо слушался, голос срывался, речь была невнятной, и, зная об этом, Андреи говорил врастяжку, будто подавал команду к сабельной атаке.

— Так бери его! Бери, если твой! — незнакомец швырнул палку в Андрея. — Теперь все твое!

Палка, описав красную дугу тлеющим концом, ударилась в стену. Человек отвернулся в угол и вдруг закашлял сухо и трескуче. Взбаламученный сквозняком дым реял теперь по всему залу, белый пепел порошил глаза, пахло горелым тряпьем. Андрей осмотрелся. То, что было перед ним, выглядело чужим и никак не походило на его дом, однако в поведении человека, словно сквозь дымовую завесу, угадывалось что-то знакомое. Андрей спрятал револьвер и подошел к камину. Надсадный кашель в углу как-то незаметно перешел во всхлипы, и, лишь прислушавшись, Андрей понял, что человек плачет. И слезы эти будто озарили Андрея; он содрогнулся всем телом и выдохнул:

— Саша?!

В следующую секунду он шагнул к нему, резко дернул за плечо и заглянул в лицо.

— Саша?!

Брат не плакал, глаза были сухими и блестящими, словно в лихорадке. Он цедил в себя воздух, так что западали крылья носа.

— Брат! Брат мой!

Саша не узнавал, вжимаясь спиной в угол. Или не верил. Андрей притянул его к себе, но обнять не смог — Саша дернулся из его рук, вырвался и попятился к огню.

— Это я! Я! — крикнул Андрей. — Смотри! Я это!

Обнявшись, они долго сидели на полу и бесслезно плакали. Андрей разбередил рану на лице, и свежая кровь капала на Сашину бороду. И чем дольше они сидели так, тесно прижавшись, тем больше начинали походить друг на друга, словно возвращалось утраченное еще в детстве их близнецовое братство. Они будто рождались заново, являясь на свет связанными одной пуповиной, и в этой связке пока не было им дела ни до чего в мире…

— Сейчас, сейчас, — спохватился Александр и стал рвать нательную рубаху. — Я перевяжу тебя, потерпи…

Шов на рубахе не поддавался, крепкая холстина напоминала кольчугу.

— А Оля?.. Оля с тобой? — Андрей замер в ожидании, и по мере того, как длилась пауза, холодная волна отчаяния, возникнув возле сердца, окатила голову, поплыли перед глазами закопченные стены. Он стиснул зубы, сморгнул красноту. А Саша с неожиданным остервенением вскочил, сгреб кучу тряпья у камина и швырнул в огонь. Пламя охнуло, и в зале стало темно. Лишь дым, вырываясь из-под свода, светился ало.

— Заложников держали в казарме, — откуда-то из темноты сказал Саша. — Охрана не подпускала… Я ее видел! Издалека.. Она несла ведро с водой. Я крикнул! Оля не услышала, а может, не поняла… Тогда я полез через ограду, там стена кирпичная… Охранник ударил прикладом…

— Что? Что потом?! — закричал Андрей.

— Не знаю! Очнулся на вторые сутки у какого-то старика башкира. Побежал в казарму, а там пусто… Их куда-то увели, ночью… У большевиков эвакуация началась… Какая там эвакуация? Бежали!.. Я искал ее и тебя искал… Потом чехи пришли, казаки…

Андрей справился с головокружением, тяжело поднялся на ноги.

— Ее нельзя было спасти?.. Что молчишь?

Саша подцепил палкой грязный ком тряпья, пламя на миг высвободилось и озарило зал.

— Можно было… Если бы ты красных не предал.

Андрею показалось, что он ослышался. Но брошенная Сашей фраза стояла в памяти, как крест над могилой.

— Я предал? — спросил он, ощущая, как немеет язык.

— Ты! — крикнул брат.

Андрей шагнул к камину, постарался заглянуть брату в лицо, но тот резкими движениями ворошил огонь и отворачивался от дыма.

— Нет, нет, ты посмотри сюда, — Андрей дернул его за плечо. — Неужто и Оля так посчитала?

— Не знаю… Мы с ней не говорили. Я молился, чтобы ты остался на той стороне.

— Господи! Только бы она так не посчитала. — Андрей опустился на пол, промокнул кровоточащую рану на лице рукавом. — Если ее нет в живых… Если она… Только бы не подумала дурного… А может, она жива?! Может, их увели?! Я до конца… Нет! Она жива! Я не верю! Ее нужно искать, слышишь?

— Я искал, — холодно бросил Александр. — Я тоже не верил.