Крамола. Книга 2

Но, возможно, это просто взорвался сгусток подземного газа.

Только в ресторане «Купол» ничего не видели и не слышали. Здесь горел яркий электрический свет, сияли бокалы, лица и глаза. Толстые стены глушили звук, узкие окна не пропускали внешнего света, и к тому же с началом пожара высокий московский чин встал и начал произносить тост в честь академика, предсказавшего и, по сути, сделавшего историческое открытие нового нефтеносного региона.

В это время милиционеры, заметившие пожар, доложили начальнику милиции, и тот стал прорываться в ресторан, чтобы сообщить своему руководству. Однако за дверями была еще одна охрана — крепкие ребята в серых костюмах, и им было плевать на милицию и на пожар, когда говорил высокий чин. Тогда начальник зашептал:

— Передайте по команде — пожар! Пожар, передайте по команде!

Ребята принюхались — дымом не пахло, значит, пожара не было. Передать-то было можно, да руководство охранников находилось в Москве.

И лишь когда закончилась высокая речь, потом стих грохот аплодисментов и звон бокалов, когда счастливый академик поднялся для ответного слова, от ударной волны брызнули стекла из окон и окропили присутствующих. Все заволновались, Чингиз поклялся перерезать всех есаульских хулиганов, кто-то позвал милицию, и тогда начальник крикнул через головы внутренней охраны:

— Пожар!

Реакция на это зловещее слово почему-то была необычная. Все посмотрели на высокого начальника, а тот спросил:

— Пожар?

— Так точно! — осмелел начальник милиции. — Пожар!

— Вызовите пожарных, — посоветовал высокий чин. — Зачем же окна бить?

Первыми на улицу выбрались журналисты, глянули и, потеряв разум, закричали:

— Горим! Спасайтесь! Бегите!

Им почему-то поверили сразу, в ресторане задвигали стульями, загремела посуда. Есаульские гости и нефтяники высыпали на улицу, но при виде огня несколько поуспокоились: и не такие пожары приходилось видеть на буровых. Для диковатых туземцев и журналистов впечатлительно, щекочет нервы, но для профессионалов дело привычное. Поскольку время было позднее, то возвращаться за столы не имело смысла. Гости обнялись с первооткрывателями черного золота, сели в машины и отбыли на вертолетную площадку.

Едва они скрылись, как из ресторана, забыв все на свете, немедленно бежала вся прислуга. И с десяток самых терпеливых и необидчивых мужиков выбрались из кустов, проникли под купол бывшего храма, заперли за собой окованные двери и, начав с крайних, пошли обходить столы по кругу.

Тем временем уже горела вся прилегающая к судоремонтному заводу территория. Потоки горящей нефти сбегали с высокого берега и, растекшись, зажгли реку. Город наполовину охватило огнем, и участь другой половины была предрешена. Нечего было и думать тушить такой пожар. Дорвавшиеся до дармовой нефти нищие жители Есаульска натаскали ее в дома и залили все кадушки, бочки, ведра и четверти.

Хватало огню пищи…

К утру все было кончено. Есаульска больше не существовало. Выгорело не только дерево, но и земля, пропитанная нефтью. Там, где был город, стояли лишь закопченные печи да редкие каменные постройки. Растревоженный Купол несколько успокоился, хотя еще выбрасывал гигантские клубы огня, и, что странно, черное золото уже не текло в сторону города, а целиком сливалось в реку, пробив себе огненное русло. Пожар, проглотив город, откатился на свое место и бушевал теперь вокруг судоремонтного завода. Горящая нефть, захватив Повой, устремилась вниз и погнала прочь катера, самоходные баржи и тягачи.

Чингиз уже вел по земле, воде и воздуху пожарную технику и специальных пожарных, умеющих укрощать огненные колоссы. Вызванные из соседнего района пожарные добивали и так затухающий огонь в городе. Они рыли бульдозерами канаву, чтобы отсечь гудящее пламя от Есаульска, хотя в этом уже не было нужды. На пожарище, конечно же, не оставалось ни одной живой души, да и не могло остаться после геенны огненной. Каково же было удивление, когда пожарные, открыв багром еще не остывшую дверь в церковь, обнаружили там гуляющих мужиков. И гулять бы им хватило еще надолго, ибо они едва одолели половину столов. Мужики великодушно зазвали пожарных и подали по стакану вина, чтобы промочить пересохшие глотки.

А бежавший из города народ не остановился где-либо поблизости, чтобы переждать стихию и затем вернуться к родным пепелищам. Он уходил все дальше и дальше от Есаульска, причем молча и без оглядки. Дороги едва хватало, чтобы уместить всех: люди старались идти рядом, плотно, и никто не хотел отставать. Тысячная толпа шла единым порывом, целеустремленно и самозабвенно. Впереди, с посохами в руках, шагали старики, за ними — мужики помоложе, затем вперемежку парни, женщины, дети и старухи. Встречные грузовики издалека начинали сигналить, но вид у народа был такой непривычный и решительный, что шоферы съезжали в кювет и со страхом таращились из кабин.

Примерно на вторые сутки есаульских беженцев догнал Чингиз и попытался вернуть назад, суля каменные дома с балконами, газ и теплые сортиры, однако люди вышли из его повиновения. Да и вряд ли кто был властен теперь над ними. Еще через пару суток толпу видели будто бы на Красноярском тракте, потом вообще на каком-то проселке. А скоро их след совсем затерялся, и сколько бы ни искали несчастных погорельцев, чтобы возместить им убытки, так и не нашли. Если бы потерялся один человек, то милиция объявила бы розыск и расклеила портреты, но когда исчезает толпа в тысячу душ, в это никто никогда не поверит, ни один милиционер не примет заявления о пропаже.

Пожар в Есаульске потушили, укротили фонтан, поставив задвижку, и немедленно начали строить новый город. Все тогдашние западные газетенки и вражьи голоса, питающиеся из недостоверных источников, сообщили об открытии нового месторождения и о страшном пожаре. Они так же интересовались судьбой обездоленных жителей и выражали им сочувствие, размышляли об отсталости советской нефтедобычи и средствах тушения пожаров. Короче, это была очередная фальшивка времен холодной войны.

Но никто пока не знал и даже не подозревал о самом главном событии, происшедшем в связи с трагедией и обновлением Есаульска. Никто, кроме одного-единственного человека, не ушедшего с беженцами и оставшегося в городе.

Местность, под которой находился Купол, после пожара чуть опустилась, всего на два-три сантиметра, однако этого хватило, чтобы река Повой изменила фарватер, прильнула к городскому берегу и начала подмывать его основание, сметая струями песок с такой же осторожностью, как археолог сметает кистью пыль веков.

16. В ГОД 1962…

Всю весну мать Мелитина собиралась в дорогу.

Собиралась тщательно, зная, что сюда уже никогда не вернется сама.

Она сама поправила и укрепила дерном могилы на кладбище, простилась с мертвыми и уже больше не приходила сюда. Затем пошла по всем местам, которые хоть как-то были связаны с ее жизнью. В первую очередь сходила на Кровавый овраг и там долго молилась в полуразрушенной, исписанной матерными словами часовне. Переночевав там, отправилась в село Свободное, где был колхоз «Свободная жизнь». После Великого Забвения, когда ссыльные кулаки основались на этом месте, новое село поставили в стороне, выше по реке — страшно было селиться на месте старого пожарища. Мать Мелитина пришла к старому месту и исходила вдоль и поперек зарастающую лесом поляну. Видела она лишь ямы, заросшие крапивой, обугленные, полузанесенные землей и пеплом основания изб, на сотни лет ставленные воротные столбы, оплывшие глинобитные печи, на которых уже росли высокие березки: здесь все уже было чисто, свято и непорочно.