Краса гарема
Шрифт:
– Здесь, но зачем, ведь… – начала она, но тут же спохватилась, какую глупость городит. Не по своей воле останется здесь Охотников – он будет оставлен насильно. Мюрат не выпустит на волю человека, которого так ненавидит! Охотникова убьют…
Марья Романовна прижала руки к сердцу и неотрывно смотрела на его окровавленное лицо. Все еще не укладывалось в голове, что он пришел сюда и попал в руки беспощадного врага лишь ради спасения незнакомой женщины. Ради нее. Повинуясь только благородству натуры, благородству и отваге!
Неужели такие мужчины бывают не только в романах?!
– А ведь вы расстроитесь, когда узнаете, что Надир
Ужас, сострадание, боль охватили ее с такой силой, что кощунственным показалось твердить мещанское: «Ах, нет, он мне не любовник!» Если раньше она ощущала себя оскорбленной тем, что ей приписали любовную связь с этим почти незнакомым ей человеком, то теперь почувствовала странную гордость из-за того, что ее назвали любовницей именно Охотникова. И если он сделал все ради спасения ее жизни, то и она пошла бы ради него на все!
– Молю вас, отпустите его! – воскликнула Марья Романовна жарко, повернувшись к Мюрату. – Все, ради чего вы враждовали, осталось там, на Кавказе. Вы получите свою драгоценность. Оцените же храбрость и благородство человека, который с такой легкостью расстается с баснословным сокровищем. Будьте достойны своего врага. Отпустите его!
У Мюрата слабо дрогнул угол рта. Это была даже не усмешка, а холодная, презрительная ухмылка. Слова Марьи Романовны, ее порыв насмешили его до чрезвычайности. Он даже не собирался этого скрывать.
Она вмиг поняла бессмысленность своей просьбы. Мюрат холодно-жесток, он наслаждается унижением людей. Вон как бесился оттого, что Маша не желала молить его о ласках!
Ну, если унижением она может выкупить жизнь Охотникова…
Без раздумий Марья Романовна упала на колени и заломила руки:
– Отпустите его! Умоляю! Век за вас Господа Бога буду молить, все обиды, все горести и муки, кои вы причинили мне и Наташе, отпущу, сама благословлять имя ваше стану и детям, внукам своим завещаю, только отпустите!
– Ох ты милая моя… – чуть слышно выдохнул за ее спиной Охотников. – Что же за сердце золотое, неужто бывают такие женщины не только в сказках?!
– Да, очень трогательно, – с ледяным выражением произнес Мюрат. – Ну просто спектакль «Комеди Франсез» с участием Андриенны де Лекуврер. Сам-то я, конечно, ее на сцене не видел, поскольку властвовала она над сердцами лет сто назад, однако наслышан, что рыдали все напропалую на спектаклях ее, и женщины, и мужчины, так великолепно умела она слезы выжимать. Но вы, мадам, можете не стараться. Из меня вы ни слезинки не выжмете, ни капли сочувствия у меня не появится, хоть, не скрою, приятно видеть мне такую гордячку в пыли у ног своих. А впрочем… – Он прищурился, и лицо его сделалось таким коварным и опасным, что сердце Машино тревожно сжалось от дурного предчувствия. – Впрочем, я готов поторговаться! Есть ли у вас что-то, чего вы не отдали бы ради этого человека?
– Но у меня… у меня ничего нет, – растерянно сказала Марья Романовна. – Имение, что от мужа досталось, вот и все мое богатство. Но я отдам его вам без раздумий, только не убивайте…
Она запнулась, вдруг сообразив, что не знает, как имя Охотникова, а называть его просто по фамилии показалось ей вдруг обидным для него. Как чужого! А разве он ей чужой?
– Ваше имение? – с издевкой хохотнул Мюрат. – Забавно, право. Нет
уж, у вас есть возможность счастливо жить в этом имении вместе с вашим любовником, если вы сумеете выкупить его жизнь. Но мне нужны не деньги ваши и не имущество.– Что же вам нужно? – чужим голосом спросила Маша.
Мюрат молчал, но его взгляды, которые так и прожигали насквозь ее тонкую рубашку, были красноречивее слов.
Марья Романовна зажмурилась.
Вот оно, то, чего более всего боялась она. Настало время платить долги.
Против ожидания она не чувствовала особого страха и стыда – только омерзение к Мюрату. Чудилось, ей предстоит окунуться в вонючее болото.
Вода смоет грязь. Молитва очистит от позора и исцелит душу, ведь это не распутство, а жертва ради спасения одного из лучших людей, встреченных ею в жизни.
Марья Романовна спокойно потянула с плеч тонкую рубашку.
– Нет… – простонал за ее спиной Охотников с такой болью, что у Маши дрогнуло сердце.
– Нет, – покачал головой Мюрат, глядя на нее с прежней ухмылкою. – Не это мне нужно. Я хочу, чтобы вы доказали мне любовь вашу к сему человеку.
Любовь?
Маша растерянно моргнула.
– Да, да… – вкрадчиво сказал Мюрат. – Любовь… страсть…
Она пожала плечами, не понимая, чего он хочет.
– Не притворяйтесь, что вы не догадываетесь! – закричал Мюрат так громко и внезапно, что Маша испуганно ойкнула. – Я хочу, чтобы вы совокупились с ним на глазах у меня!
Мертвое молчание, царившее несколько мгновений, прервал голос Охотникова:
– Да будь ты проклят… Милая, не слушайте его. Идите отсюда с Богом, а я до последнего мгновения буду вспоминать, как вы ради меня на колени перед этим чудовищем опустились. Пусть вас Бог хранит. Весь мой недолгий век буду я ваше имя благословлять!
Марья Романовна беспомощно поднялась с колен. Да что же это… да мыслимо ли такое?! Бежать, бежать отсюда, бежать без оглядки!
– Вы отпустите его? – услышала она чей-то голос и не сразу поняла, что говорит сама. – Вы клянетесь в этом?
– Клянусь, – ответил Мюрат, и в его голосе прозвучало несказанное удивление. – Даю слово, что…
– Нет, этого мало, – проговорила Маша. – Я хочу, чтобы вы поклялись памятью своего предка, Мюрата. Пусть навеки будет она вами оскверненной, ежели вы от клятвы своей отступитесь!
– Что вы смыслите в священных клятвах? – закричал Мюрат. – Вы меня принимаете за жалкого буржуа, за купца? Нет, я не клятвопреступник. И если я говорю, что даю слово отпустить вас, значит, отпущу!
– Ну, пусть Бог судит вас, коли нарушите клятву, – сказала Марья Романовна и более ни словом его не удостоила.
У Охотникова дрожали губы, когда она приблизилась, словно он хотел что-то сказать, но не мог, и глаза смотрели с мольбой. Маша догадывалась, что значит этот взгляд и о чем пытаются шепнуть разбитые в кровь губы: не предавай себя позору, уйди, пусть Мюрат мстит только мне.
Если бы рядом не было чужих ушей, она сказала бы Охотникову, что это для нее не позор. Презрение к Мюрату и признательность человеку, который готов отдать себя на пытки и муки ради нее, заслонили все. Но взгляд Охотникова мешал ей, и она легким движением пальцев заставила его опустить ресницы. Протянула руки и взялась было за его пояс, чтобы расстегнуть, как вдруг решимость ей изменила. Маша всхлипнула, зажмурилась… и тут случилось нечто странное.