Краса непутёвая

– Только без этого, без слёз,– решительно сказал Залихватов.– Не люблю я эти… женские слёзы и всякие разные мелодрамы. Надо в будущее смотреть… твёрдо. Без унываний всяких!

– Вот-вот,– пожурила свою подругу по несчастью Наталья, – Ирка, чуть что, так сразу – плакать. Да мне бы её красоту…

– Ладно, девочки, выздоравливайте! – С оптимизмом сказала Екатерина Михайловна.– И жить не торопитесь. Состариться всегда успеете!

– До свидания! – Почти в один голос сказали вслед уходящим Ирина и Наталья.

Потом переглянулись. Настроение у обеих приподнялось. Добрые слова и пожелания для любого человека значат многое. Главное – их сказать или услышать.

В своём небольшом кабинете предварительный допрос подозреваемого в убийстве Гракова вела следователь Новицкая. Им оказался Фёдор Плешаков. Он сидел напротив её, положив свои большие руки на стол. Молодой охотник улыбался, вёл себя расковано. Если это преступник, то его выдержке позавидовал бы любой матерый рецидивист. Не реально.

Но многое говорило о том, что именно Плешаков мог быть причастным к убийству. Гракова. Допрашивала Плешакова, невозмутимого пацана-здоровяка, Новицкая. Анна Георгиевна скрупулёзно, всячески старалась поймать его на противоречивых показаниях. Но Фёдор держался уверенно.

Всё записывалось на диктофон, кроме того, Новицкая делала пометки на бумаге авторучкой. Она внимательно посмотрела на Плешакова и тяжело вздохнула. Ей, по сути, молодой девушке, жаль было юношу, который, как говорится, играл с ней в прятки.

– Вы меня жалеете, Анна Георгиевна,– с иронией и грустью сказал он,– как будто, я преступник. Я ведь вам уже обо всём сообщил. Не отрицаю, что приехал сюда, чтобы поближе быть к Ирине. Ясно, почему. Подонка Гракова, которого добрые люди замочили, я ничуть не жалею. Грешно так говорить, но считаю, что они поступили правильно. По-мужски. Я не смог бы. Не так устроен.

– Ты не совсем добряк, Фёдор, каким кажешься. Не надо, не скромничай. Именно ты его и убил. Да. Ты его не пожалел, Федя. Одним выстрелом в голову… срубил. Ты напрасно надеешься, что мы не найдём орудие убийства или других улик, которые бы тебя уму-разуму научили. Тебе просто… надо чистосердечно признаться… Твоё активное сотрудничество со следствием смягчит приговор. Многие факторы на суде будут учтены. Я не сомневаюсь.

– В чём мне признаваться? Почему я должен, Анна Георгиевна, взять на себя чужую вину? Я просто… не смог бы убить человека или даже его подобие. Я так воспитан.

– И не смогли бы его побить?

– Побить хорошенько смог бы, что я и сделал с этим пьяным чучелом за день до его гибели.

– Плохо, что вы сами, Фёдор Алексеевич, нам о вашем конфликте с Граковым раньше не рассказали. Пришлось нам кое-кого опрашивать. А вас видели, даже тот момент, когда вы с ним вдвоём входили в рощу. После этого, минут десять спустя, несколько человек обратили внимание и на побитого вами Гракова… ныне пострадавшего.

– Я ведь вам уже сообщал, что в день убийства я находился на грибоварке, в тайге, в Дальнем Распадке. Меня там видели десятки людей.

– Да, конечно. Но ведь вы могли бы попросить ваших товарищей… Железное алиби при всём том, что вы – явный убийца Гракова. Бывает и такое. Но мы докопаемся до сути. А вот скажите, пожалуйста, Плешаков, все ли охотники из кооператива «Белка» находились в момент убийства там, в районе заготовки грибов?

– Те, кому положено, то есть, предписано было находится на грибоварке, в Дальнем Распадке, там и… находились. Из наших никто не смог бы убить человека. Мне так кажется.

– Зверей, лосей и медведей валят, а человека… никто бы не смог.

– Вы же понимаете, Анна Георгиевна, что человек – одно, а дикий кабан – другое. Да и никому из наших проблемы не нужны. Такие люди, как Граков, так или иначе, сами находят свою смерть.

Новицкая расписалась в повестке и подала её Плешакову.

– Предъявите при выходе из здания прокуратуры. И не забывайте, что вы, Фёдор Алексеевич, дали подписку о невыезде…

– Мне некуда ехать и незачем.

Он встал, взял из её рук повестку и вышел из кабинета.

Следователь задумалась, просмотрела в окно. Достала из стола зеркальце, рукой поправила причёску.

Без стука в форме полицейского к ней кабинет вошёл капитан Олег Крамар. С маленьким кейсом, точнее, даже с дипломатом старых времён. Он без приглашения сел и сказал:

– Я понял, Анна… Анна Георгиевна, что вы этого тимуровца расколоть не можете. Отдали бы его к нам, в полицию. Мы бы там его подержали суток двое в обезьяннике. Так он бы и запел свою арию.

– Я не уверена в том, что он виноват.

– У меня другое мнение. Ваша беда, да и наша, в том, что нет, не имеется против него ни каких улик. Да ещё и алиби у пацана стопроцентное. А эти охотники… Они, если захотят кого-то прикрыть, то всё сделают. Народ дружный, коллективный, можно сказать, соборный. Так что, Анечка, тебе ещё напрягаться и напрягаться.

– Ты знаешь, Олег, я вот сейчас говорила ему всякую чепуху на счёт чистосердечного признания и сотрудничества со следствием… И он смотрел на меня, как на утопающую. А ведь я уже знала и почти абсолютно была убеждена в том, что он, Федя Плешаков, ни в чём не виноват. Дело даже не в уликах. Этот парень отколотить и троих запросто сможет, а вот убить… никогда. Крепкая нервная система, да и характер… имеется.

– Нордический. Всё понятно. Значит, «висяк» у нас получается. «Глухарь» районного масштаба.

– «Висяка» никакого не будет. Мы уже все с вами вместе постараемся, что бы его не было, Олег Павлович. Но вот разгадаем мы эту загадку не так уж и быстро.

Они взвесили всё «за и «против», представили даже самые не вероятные ситуации, допустили, что Плешков мог (в порыве гнева, к примеру) убить Гракова. Но многое не вязалось… Да и алиби у Фёдора было стопроцентное. Крамар встал из-за стола и сказал, резко сменив тему разговора:

– У меня с собой есть килограмм сухой колбасы, Анюта. Есть хочешь?

– Да. Сейчас поставлю чай. Сахар, вроде бы, наши… прокурорские у меня не весь выкрали.

Она встала с места и направилась к шкафчику, отрыла его створки и достала оттуда электрический чайник.

– Придётся тебе, Олег Павлович, и за водой сходить. Ответственное дело.

– Схожу, Аня. Если преступников ловить не научились, то уж воды, как-нибудь, наберём. Пусть руку вывихну, но живительной влаги принесу.