Красавчик Саша
Шрифт:
К суду очень желательно и даже необходимо было привлечь Александра Стависского, а вот месье Александр ни в чем предосудительном замечен не был.
Выгодность его положения усугублялась еще и тем, что Саша положил себе за непременное правило: нигде и ни при каких обстоятельствах не ставить своей фамилии и как бы ничем подозрительно криминальным не владеть. Более того, он пытался вообще на бумаге ничем не владеть, разве что через подставных лиц.
Но при всей своей феноменальной предусмотрительности и дьявольской изворотливости Стависский был чрезвычайно доверчив и недальновиден. Это необъяснимо, но он совершенно
Допустим, он боялся, чтобы миллионы числились за ним, но ведь можно было держать свои капиталы на счетах подставных лиц. Но Саша и этого не делал. Судя по всему, он почему-то верил в хороший и даже исключительно счастливый конец всех своих афер, которые, кстати, становились все грандиознее и грандиознее. Сам же Стависский все более и более превращался в самого настоящего мегаломана! Видимо, ему казалось, что десятки и даже сотни миллионов франков так и будут без конца со всех сторон стекаться к нему.
Да и как было не поверить? Собственно, так ведь все и происходило — практически до самой его гибели.
Стависский каким-то образом ухитрялся быть чудовищным, невероятным мотом — мотом за пределами представимого. Как он добывал столь грандиозные суммы и как он умудрялся их расфукивать — для большинства граждан Третьей республики было совершенно необъяснимою загадкою, но зато тем больше был производимый эффект. «Красавчик Саша» ведь умудрялся буквально расшвыривать сотни миллионов франков. Он раздавал, дабы потом получать еще больше. И чем больше получал, тем больше раздавал.
В общем, происходило нечто настолько фантастическое, что Франция едва ли не билась в истерике, а Саша, неуловимый и неудержимый, вовсю блаженствовал, царил, совершенно безнаказанно развертывая одну аферу за другой, и, кажется, постепенно он все же утрачивал чувство реальности. Это мельтешение миллионов и его самого сводило с ума.
Жизнь Стависского с 1925 по 1933 год — это чрезвычайно мощный, впечатляющий, однако загадочный спектакль. Не исключено, что Саша начал думать, что это вовсе не спектакль, а самая что ни на есть подлинная реальность. Может, Стависский и в самом деле поверил: то, что он разыгрывает, — и есть правда?! Как будто он не жулик вовсе, манипулирующий украденным, а действительно, баснословно богатый человек?!
И даже более того Стависский не раз утверждал, что хочет спасти Францию, и, возможно, был искренно уверен: он и в самом деле может спасти великую державу, бившуюся в тисках кризиса. Он даже говорил, что, препятствуя его действиям, ему не дают спасти страну.
В общем, вполне вероятно, что в какой-то момент «красавчик Саша» и в самом деле стал почитать себя не аферистом, а спасителем Третьей республики. Во всяком случае, какая-то сумасшедшинка в Стависском явно присутствовала, при его уникальном даре сверхрасчетливого финансового дельца, бесившего правоохранителей.
ПОЗДНЕЙШАЯ ВСТАВКА:
А тут еще щеголяла у всех на виду мадам Александр, неоднократно срывая призы за элегантность, сводя с ума граждан своими умопомрачительными нарядами, редчайшими драгоценностями и сверхдорогими машинами, и все это общего настроения французов отнюдь не усиливало, скорее — наоборот.
Но чета Стависских, казалось, совершенно
не замечала ощерившихся вокруг них злобных недоброжелателей. Нет, замечала: чем больше было злобы и зависти, тем великолепней жила эта пара, наслаждаясь жизнью и взаимною любовью.Грандиозное действо продолжалось — собственно, оно только началось — и, естественно, его сопровождал «вальс миллионов» (так тогда определяли аферы Саши; к этой забавной формуле я в дальнейшем еще вернусь, и не раз).
Ж.С.
10 августа 1964 года
г. Лозанна
Поздним ноябрьским вечером 1926 года Александр пригласил к себе в апартаменты отеля «Кларидж» нескольких старых друзей-сподвижников.
Прибыл из Орлеана и ювелир-оценщик Коэн. Он, как и все остальные, пришел поздравить своего великого патрона с сорокалетием.
Угощение, между прочим, приготовил сам хозяин, а у него были задатки оригинального, самобытного кулинара, обладающего редкостной фантазией и вкусом. Брось он свои аферы и открой ресторан, Саша, несомненно, мог бы нажить целое состояние, ибо весь преуспевающий Париж ужинал бы только у него.
Когда гости разошлись, Коэн еще ненадолго задержался. Вручив Александру редкой красоты перстень с изумрудом, он шепнул:
— Саша, друг мой! Прости меня за мой вопрос: а не слишком ли открыто и дерзко ты стал в последнее время действовать? Полицейские в ярости. Я понимаю, что тебя это забавляет. Но все же зачем дразнить их?
Стависский засмеялся и крикнул:
— Дорогой Коэн! Видишь ли, у меня есть верное средство против полиции, и знаешь какое?
— Какое же?
— Я заставлю их замолчать.
— Что же ты имеешь в виду, Алекс?
— Все предельно просто. Я приобрету (собственно, уже приобрел) весь комиссариат полиции, и все там станут горой за меня. На самом деле, у нас в Париже ведь можно купить абсолютно все; дело лишь в цене.
Да, купить он и в самом деле купил, но в полной мере не успел постигнуть истинных пределов людской неблагодарности и оставался наивен. Страстно вожделея публичности, как ребенок с задворок, радостно показывающий всем свою обновку на подиуме, он демонстрировал Франции грандиозный шик и всю силу своего влияния на столпы общества.
Так Саша практически открыто содержал не кого-нибудь, а самого префекта Парижа Жана Кьяппа (тот приступил к исполнению своих обязанностей в 1927 году, когда Стависский как раз разворачивался). «Красавчик» наивно полагал, что данная мера защитит его от возможного полицейского преследования.
Собственно, какое-то время и в самом деле это защищало, но лишь до появления первых признаков масштабного скандала, а потом все стало ровно наоборот: то, что прежде защищало, стало представлять опасность для жизни. Дружеская связь с Сашей являлась своего рода приговором для карьеры. А Стависский, между прочим, рассчитывал на благодарность со стороны человека, которого он, можно сказать, озолотил. Бедный доверчивый Саша!
Именно финансовая зависимость префекта Парижа и многих других, стоявших тогда у кормила власти от скандально знаменитого афериста впоследствии фактически как раз и погубила Стависского.