Красавица, чудовище и волшебник без лицензии

— Всегда к вашим услугам, барышня! — со значением подмигнул ей Петер, ухмыляясь всей своей клыкастой пастью, и, поворотив лошадей, скрылся в предрассветных сумерках еще быстрее, чем появился.

...И вовремя — огненные змеи, кружившие над лесной дорогой, обессилев и разъярившись, огненными стрелами принялись камнем падать вниз. Походило на то, что они пытались поразить если не жертву, то хотя бы ее след. С причала было видно, как после каждого такого удара над деревьями вздымаются тучи искр. И даже это было невероятно красивым зрелищем — икры не просто рассыпались во все стороны, а соединялись в длинные сплетающиеся языки света, рисовали узоры, изгибались как побеги диковинных растений. То было великолепное завершение удивительнейшей Гостеприимной Ночи, и, забегая вперед, слухи о том, что праздник тайно посетил сам принц Ноа, начали расходиться еще до рассвета — так что в дальнейшем эту ночь именовали не иначе, как Королевской.

Сам же принц, печальный и подавленный, равнодушный к огненным чудесам, стоял у воды, подернутой туманом, словно не понимая, что от него требуется дальше.

— Лодка, — наконец, сказал он, обернувшись к Фарру. — Где ты ее оставил?

— Лодка! — растерянно повторил тот, почесывая лохматую голову. — Лодка?.. Ох! Неужели мне не приснилось?!.. Я-то думал, что это все ужасный сон — что я проигрался спьяну, что попал в неволю, что служу при Ирисовой Горечи… Ох, ох! Лучше бы вы меня не спасали, если все это правда!.. — и бедный сатир залился горькими слезами.

«И этот теперь несчастен — еще несчастнее, чем был!» — подумала Джуп, едва удерживаясь от того, чтобы самой не заплакать.

Его Цветочество, слушая жалобы лодочника, посуровел еще больше, и, казалось, вот-вот должен был разразиться гневной речью — Фарр все сморкался и хныкал, повторяя, как безрадостна его подневольная жизнь. Но вместо этого принц усмирил свой гнев — только глаза пару раз полыхнули желтым огнем, да клацнули когти, — и ледяным тоном произнес:

– Послушай меня, жалкий сатир-пьяница! Ты сам виноват в том, что угодил в рабство, и тебе следовало бы уяснить, что причиной этому стали твои дурные привычки, а вовсе не несправедливость судьбы. Но, так и быть, сегодня ты удостоишься моей незаслуженной милости. Вот мое королевское слово: если ты доставишь меня на остров живым и невредимым вместе с моей свитой, то я дам тебе вольную и прощу все долги.

Удивительное дело, Фарр не усомнился в способности Его Цветочества сдержать такое обещание, хотя еще недавно осмеливался говорить вслух, что в Ирисовой Горечи всем распоряжается Заразиха, а вовсе не принц. Быть может, память еще не полностью вернулась к лодочнику, а может голос Ноа прозвучал так холодно и сурово, что сомневаться в его словах не получилось бы и у самого дерзкого слуги. Плачущий сатир стих, затем икнул, шмыгнул носом, и, косясь на принца, нерешительно попятился в темноту. Спустя несколько минут лодка, на носу которой разгорался фонарь, уже была у причала. Лодочник, чей взгляд становился все более ясным, учтиво поклонился и объявил, что Его Цветочество вместе со спутниками может располагаться — еще до рассвета всех их доставят в поместье в целости и сохранности, слово Фарра-Весельчака!..

...Не было бы преувеличением сказать, что лодка тем ранним утром плыла в Ирисову Горечь, до бортов наполнившись скорбью, безысходностью и зловещим молчанием. Только Фарр, которому посчастливилось обрести надежду в тот момент, когда, казалось, наступил самый черный миг его жизни, при случае косился на Его Цветочество с недоверчивым любопытством, а затем принимался напевать что-то себе под нос, постукивая копытами.

Лодка, тем временем, скользила сквозь туман, и Джуп, впервые очутившись на озере при зарождающемся свете дня, теперь видела, что путь к острову еще сложнее, чем ей представлялось. Туман вовсе не висел над озером сплошной непроницаемой пеленой — скорее, он представлял из себя изменчивый лабиринт, наполненный миражами. Лодка проплывала сквозь величественные арки из мельчайших невесомых капель воды, бесстрашно направлялась сквозь водопады — молочные струи тумана, казалось, падали с неведомой высоты, чтобы разбиться о темное зеркало воды. Иногда туман расступался и лодка важно плыла по широкой аллее, украшенной то ли подобиями деревьев и цветов, то ли статуями, то ли завитками — форма их постоянно менялась, как это бывает с белоснежными летними облаками, плывущими по ясному небу. Однако туманное волшебство было не таким уж бессмысленным и безобидным, как это могло показаться на первый взгляд. Джуп увидела в конце аллеи силуэт острова — темные величественные ели, едва заметный свет в окнах — но Фарр тут же повернул лодку в сторону.

— Но вот же остров, прямо перед нами! — воскликнула она, не удержавшись.

— Это все обман, — коротко буркнул сатир. — Если верить всему, что видишь, то будешь кружить по озеру целыми днями. На то и расчет — никто не окажется в Ирисовом поместье без приглашения!

Остров, увиденный Джунипер, тут же качнулся, подернулся рябью и принялся таять, как будто туман обиделся на слова лодочника. А навстречу лодке бесшумно вылетела целая стая ослепительно-белых лебедей, летевших так низко и стремительно, что Джуп и Мимулус невольно охнули, пригибаясь вниз — птицы вот-вот должны были ударить их крыльями!.. Лодка качнулась, а Фарр, в очередной раз покосившись на молчаливого и неподвижного, как изваяние, принца, еще более недовольно прикрикнул:

— Потише, а не то опрокинемся!

Конечно же, и лебеди были всего лишь туманными созданиями, шуткой здешней обидчивой магии — столкнувшись с лодкой, они разлетелись облачками искрящейся водяной пыли, не причинив никакого вреда путникам. А Фарр, которого было не удивить такими чудесами, налегал на весла, видя какие-то одному ему понятные знаки в череде бесконечных туманных арок, аллей и туннелей. Его не могли обмануть ни огоньки в тумане, притворяющиеся светом в окнах; ни плывучие коряги, на которых кто-то невидимый вздыхал и жалобно плакал; ни внезапно появляющиеся впереди обрывистые берега, усеянные острыми камнями; ни ветви вывороченных с корнями деревьев, торчащие из воды, как чьи-то черные кривые когти. Большая часть этого была всего лишь иллюзией, и только лодочникам Ирисовой Горечи было даровано умение отличать правду от морока.

— Ничего, — ворчал Фарр то ли сердито, то ли довольно, — вот уйду с королевской службы — и тоже разучусь ходить по здешним водным тропам! Чужим на остров ходу нет — вот и я стану чужим! Довольно с меня этой чести! Глаза б мои не видали больше поместья, уши б мои не слыхали воплей старого гоблина… Скорей бы!..

Чем ярче разгорался рассвет, тем бледнее и прозрачнее становились туманные творения, но у самого острова туман оставался непроницаемым и ночью, и днем. Запахло еловой хвоей и смолой, послышался тихий плеск набегающих на песчаный берег волн. Они вернулись в Ирисову Горечь — все еще тихую и мирно спящую.

Глава 54. Несправедливые обвинения Его Цветочества и правдивый рассказ Джуп

Его Цветочество сдержал слово: первое — и единственное! — что он сказал, ступив на земли Ирисовой Горечи — так это:

— Лодочник Фарр, слабое духом лесное создание! Ты выполнил мое приказание в точности и заслужил награду. Отныне ты свободен, твой долг прощен. Можешь не волноваться, едва я переступлю порог своего дома, как тут же прикажу Заразихе подать твои долговые расписки и сожгу их на глазах у прочей дворни!..

Но вместо того, чтобы идти к порогу дома — или же, вернее сказать, к лестнице из улиток, которые исправно держали строй, как им и было приказано, — Ноа, ни на кого не оглядываясь, направился к логову Фарра. Сатир, не помнящий себя от радости, уже копошился в своей норе, торопливо собирая в мешок накопленное на службе невеликое добро, и не обращал внимания на то, что принц уселся у давно погасшего костра, словно идти ему больше некуда и незачем. А вот Джуп, волновавшаяся все сильнее из-за мрачного вида Его Цветочества, воскликнула, не выдержав:

— Но ведь вам нужно вернуться в свои покои! Улитки вот-вот начнут расползаться!..

Ноа смерил ее быстрым презрительным взглядом, прежде чем отвернуться, запахнулся в плащ и холодно ответил:

— Хватит на сегодня лжи и ребячества. Я все же наследник знатного рода, а не какой-то мошенник — и мне должно быть стыдно за то, что я об этом позабыл. В свой дом я вернусь, как подобает — через дверь, а не через окно!

— Ох, Ноа! — Джуп без труда поняла, что это был упрек ей, обманывавшей и подговаривавшей принца на обман. — Но наш побег… Это была всего лишь забава, шутка — разве не так?