Красавица некстати

Но мальчику об этом было знать не обязательно. Он взрослый человек, и его ощущения – это его личное дело. Павлу и в голову не пришло бы перекладывать на ребенка заботы своих отношений с женщиной. Тем более на такого ребенка.

Но Гриша, кажется, не считал, что эти заботы его не касаются. Он задумчиво смотрел на Павла. Между бровей у него прорезалась тоненькая вертикальная морщинка. У Павла тоже была такая морщинка, и тоже с детства. Но, в общем, он не искал примет внешнего сходства сына с ним. Это было ему неважно.

– Мама не такая, как все, – сказал Гриша. – Тебе с ней будет плохо.

«А тебе?» – чуть не спросил Павел.

Но вовремя прикусил язык. Хороший был бы вопрос к ребенку!

Гриша ответил на этот вопрос – так, как будто Павел все-таки произнес его вслух.

– Мне тоже бывает плохо с мамой, – сказал он. – Один раз я сказал, чтобы она ушла. И она ушла. Но мне тогда стало совсем плохо. Я даже заболел. Из-за того, что так ей сказал. Я больше не говорю, чтобы она уходила.

– Ну и я не говорю, – решительно сказал Павел. – Вот и пришли. Здесь мы будем жить.

Уговорить Карину, чтобы она не уходила, оказалось делом нелегким. Она не врала, ничего не пыталась выгадать для себя – она действительно пришла к Павлу только затем, чтобы оставить ему ребенка. Собственно, ему этого было вполне достаточно. Но Грише…

Когда Карина сказала, что уходит, Павел незаметно взглянул на сына. И пришел в ужас: лицо у него стало такое, как будто он вот-вот потеряет сознание. Павел не помнил, что говорил после этого Карине. Если бы пришлось на коленях умолять ее остаться, он сделал бы и это. Но, к счастью, до оперных жестов дело не дошло.

– А вообще-то… – вдруг сказала Карина. – Не все ли равно?

Ею овладела какая-то мрачная апатия, и все стало ей безразлично. Это случилось мгновенно, как приступ, но не прошло ни через день, ни через месяц. Она проводила целые дни дома – сидела с ногами на подоконнике и смотрела, как стекают по стеклу холодные капли дождя.

Это выглядело по меньшей мере пугающе. Но Павлу некогда было разбираться в Карининых настроениях. На него разом свалилось столько забот, что голова шла кругом.

Главной заботой, конечно, был Гриша. Ему надо было срочно найти няню. Оставлять его на Карину было невозможно, а мама, которой Павел без особенных подробностей рассказал историю его появления, пришла в ужас.

– Павел, ты не отдаешь себе отчета в своих действиях, – отчеканила она. – Какая-то более чем странная женщина сказала, что этот мальчик твой, и ты поверил?!

– Этот мальчик мой, – сердито сказал Павел. – Неважно, кто и что про него сказал.

– Может, ты еще и думаешь зарегистрировать отцовство?

– Конечно. Не думаю, а сделаю это в ближайшее время.

– Ты просто сошел с ума! – воскликнула мама. – Это, конечно, от одиночества. Ты не представляешь масштаба проблем, которые тебя ожидают. В конце концов, тебе сорок пять лет. В таком возрасте не заводят младенцев. Все надо делать вовремя! И, между прочим, у тебя не хватает времени даже на законного сына. Вспомни, когда ты последний раз с ним общался? Алена мне звонила – говорит, Антон стал неуправляем. Удивляться нечему: он всегда был подвижный, а теперь еще и переходный возраст… Конечно, ее супруг не тот человек, который может его направить. К тому же у них начались семейные неурядицы, ты знаешь?

– Не знаю, – поморщился Павел.

Он чувствовал свою вину перед старшим сыном, не знал, что с этой виной делать, и, как большинство мужчин, откладывал решение нерешаемой проблемы на потом.

И вдруг «потом» превратилось в «сейчас», и это произошло через месяц после появления Карины и Гриши.

Алена вернулась в Москву. Правда, вернулась не насовсем, только привезла Антона. Она позвонила Павлу в день приезда. Он не узнал ее голос – она почти рыдала. Это было так необычно для всегда бесстрастной Алены, что Павел испугался.

– Что? – крикнул он в телефонную трубку. – С Антоном что?!

– Да ничего с твоим Антоном! – сквозь слезы воскликнула Алена. – Разболтанный, никого не слушается. Невыносимый стал!

– Он приехал? – с облегчением вздохнул Павел.

Что Антон мало кого слушается, и уж точно не маму, он знал и без Алены.

– Приехал, – шмыгнула носом Алена. – К тебе. Мне сейчас не до него – других проблем достаточно. Так что воспитывай его как хочешь.

Это заявление ошеломило Павла настолько, что он не нашелся с ответом. Да и каким, собственно, мог быть его ответ? Что ему тоже не до Антона, потому что у него появился новый ребенок? Как новая игрушка, которая интереснее прежней…

В чем заключаются материнские проблемы, старший сын рассказал Павлу уже назавтра.

– Они меня достали, – заявил Антон. – Мать с дядь Витей целыми днями ругаются. Она говорит, он ей, типа, изменяет. – Павел еле удержался от непосредственной оценки того, что пришлось слушать Антону. Оценка была бы нецензурной. – А он говорит, она, типа, ленивая корова, и он лучше на мусульманке женится, они умеют мужей ублажать, – сердито добавил Антон. – Оно мне надо, это слушать?

– Не надо тебе это слушать, – мрачно сказал Павел. – Оставайся у меня.

Легко было сказать «оставайся»! Как в реальности оставить Антона у себя – в одной комнате с подавленным происходящими переменами Гришей, с ко всему безразличной Кариной, – этого Павел не представлял.

К тому же он с горечью замечал, что между прежним бесшабашным мальчишкой, который был во всем близок отцу, и нынешним настороженным подростком, который относится к отцу с недоверием, лежит пропасть. Павел постоянно чувствовал неловкость, какую-то заминку в общении со старшим сыном. Собственно, у них почти и не осталось тем для общения. Все интересы Антона лежали теперь в очень незамысловатом кругу и были до уныния обыкновенны: компьютер, Интернет, интерактивные игры, какие-то программы, которые он пробовал писать… Во всем этом Павел, конечно, разбирался, потому что разбираться в этом было нетрудно. Но как же грустно ему было сознавать, что этими простенькими интересами ограничивается теперь жизнь его сына! Он ловил себя на том, что ему скучно с Антоном, и ему стыдно было себя на этом ловить.

Он слишком долго встречался с ним только урывками, в этом было все дело. Он пропустил в жизни своего сына все, что невозможно было подгадать ко встречам: его ссоры с одноклассниками, его восторг из-за каких-то сильных и неожиданных впечатлений, его первую влюбленность… Все это не совпало с их встречами, и это было уже невосполнимо.

Но, как бы там ни было, приезд Антона сделал совершенно очевидным то, что Павлу было ясно и раньше: надо было немедленно обменять квартиру.

Как происходил этот обмен, Павел до сих пор вспоминал с дрожью. Вся его жизнь превратилась в сплошное общение с риелторами и банковскими работниками: он продавал однокомнатную на Стромынке и, взяв кредит, собирался купить трехкомнатную где-нибудь в спальном районе. Жаль было уезжать из центра, но другого выхода он не видел.