Красинский сад. Книга 1

– Нет, не видел, – признался Мишка, – что это такое?

– Темнота ты Мишка! – не преставая балагурил Степка, – кино это такое зрелище, дух захватывает! На стене простынь висит, а по ней люди смешно бегают, дерутся, целуются, даже один раз голую бабу показали…. Когда открывали клуб, приехала передвижка, выступал какой-то секретарь и говорил, что самый главный из большевиков сказал, что это очень нужное скусство для рабочих!

– А почему по простыни бегают? – недоумевал Мишка.

– Раз посмотришь и поймешь, – отговорился Степка.

В это время в буфет, где никого, кроме Мишки и Степки не было, вошел псарь, которого Мишка видел в день сдачи скота.

– Степа, – обратился он к буфетчику, – хватит болтать, взвесь мне копченки фунт и хлеба буханку дай. И запиши там, в книжку свою под зарплату.

Только теперь он посмотрел на Мишку, который поздоровался с ним.

– …А-а-а, это ты парень? – почему-то спросил казак, – когда в псарню работать придешь?

– Меня приказчик в разделку определил, – информировал Мишка, – завтра выхожу на работу.

– Не врешь? – спросил псарь радостно, – а я уж думал, что меня выгонят, а тебя примут! Уж монатки начал собирать…. Так поэтому случаю и выпить можно! Приходи вечером на псарню, познакомимся, по сто грамм водки выпьем!

– Я водку не пью, – ответил Мишка, – один раз всего в жизни пробовал на Рождество, гадость такая….

– Молодой ишо патамушта, – весело сказал псарь, – не втянулся ишо в жизню рабочую.

– А ты я смотрю ужо, слишком втянулся, – заметил Степка, – за что и выгонит скоро хозяин.

– Не болтай, не то не примут на Алтай! – балагурил псарь, – запиши лучше-ка мне еще бутылку водки на вечер.

– Так придешь, паря вечером на водку? – спросил псарь у Мишки.

– Мы с ним в клуб пойдем вечером, – ответил за Мишку Степка, – пей сам! А хозяин приказал мне водку под запись не продавать, так что облизнешься ты нынче вечером….

– Не беда, пробежусь до лавки паровозников, – парировал псарь, – вот только в долг там никто не даст.

Буфетчик взвесил ему колбасу, подал хлеб и тот, довольный, что Мишка будет работать в разделочной, удалился прочь.

– Так что, Мишка, идем вечером в клуб, ай нет? – спросил Степка.

Мишки очень интересно было узнать, что это такое, и он быстро согласился.

– Какой колбасы тебе отвесить? – деловито спросил Степка.

– Так чтобы не сильно дорогой, но вкусной, – по-стариковски ответил Мишка, – копченой хочу попробовать!

– Смотри-ка сам, вот эта по пятнадцать копеек за фунт, – рекламировал деликатес Степка, – а вот эта, по тридцать копеек….

– Давай вот этой,– показал Мишка на связку, – по двадцать три копейки за фунт которая.

Степка взвесил колбасу и подал буханку хлеба. Мишка долго доставал зеленоватую пятирублевую купюру из потайного кармана, отвернувшись от Степки и отойдя в угол.

– Да не боись ты, – подбадривал его Степка, – у нас здесь за воровство бьют сильно и выгоняют.

– А я и не боюсь, – ответил Мишка, протягивая деньги Степке, – на вот пять рублев и дай сдачу…. Только учти, я без твоих костяшек на счетах в уме вычисляю хорошо!

– А чего тут обманывать? – спросил Степка, щелкая костяшками деревянных счет, – двадцать шесть копеек за колбасу и четыре за хлеб, получается тридцать копеек.

– Тридцать две! – уточнил Мишка, долго высчитывая в уме стоимость колбасы и хлеба.

– Правильно! – вымолвил Степка, еще раз пересчитывая, – где ты научился так в уме считать?

– Я когда учился в церковно-приходской школе, – отвечал Мишка, улыбаясь, – пас скотину и тренировался каждый день, во!

…Вечером у ворот колбасного завода Мишку ждал Степан, как они договорились заранее. Он был в сатиновой красной рубашке, хромовых сапогах, начищенных до блеска, на голове казацкая фуражка с красным околышком, из-под которой торчал надраенный расческой чуб. Мишка сразу же почувствовал себя батраком перед Степкой. Он был в холщевых штанах, старой ситцевой рубашке и чириках, в обуви, что носили в хуторах Дона.

– Э-э, парень, – с огорчением и жалостью произнес Степка, – да тебе приодеться нужно в первые месяцы работы. Есть хороший портной, я сам шил у него костюм. Шьет хорошо и быстро, мне он обошелся в тридцать рублей, но это из дорогого шевьёта. А если мануфактуру подешевле выбрать, то и того меньше. За два месяца справить можно!

– Это же целая корова, тридцать рублей, – произнес Мишка.

– Ты теперь рабочий люд и своих коров оставь, – смеясь, сказал Степка, – считай все по своей зарплате. Сколь тебе Филипп Григорьевич назначил жалования?

– Пять рублев в неделю, – ответил простодушно Мишка, – а у тебя?

– У меня почти также, – уклонился от прямого ответа Степка, – считай двадцать рублей в месяц, за две-три зарплаты можно приодеться….

– А сапоги еще хромовые надо купить за двадцать пять рублев? – неизвестно у кого спросил Мишка.

– Ну, значит, за четыре месяца получится, – ответил Степка, – будешь хорошо работать, Филипп Григорьевич премию, может какую еще даст…

Так, разговаривая о будущем гардеробе Мишки, они шли по улице. Уже порядочно смерклось, и Мишка перестал стыдиться своего батрацкого наряда, видны только силуэты людей и даже наряды станичных девчат, спешивших в клуб, трудно разглядеть в сгустившихся сумерках. В это время вечерний холодок ощущался всем телом, и Мишка слегка озяб.

– Прохладно становиться по вечерам, – ежась, произнес Мишка, – в рубашёнке холодновато будет!

– В самый раз! – возразил Степан, – мы ведь танцевать идем, жарко еще будет! Ты умеешь отплясывать?

– Умею, – ответил Мишка, – а вы тут под гармошку танцуете? «Барыню» с выходом могу и «Цыганочку»….

– Под гармошку все могут, – деловито сказал Степка, – я спрашиваю, под граммофон отплясываешь?

– Чудак ты Степан, я его никогда не видел граммофон этот, – признался Мишка, – а танцевать под него даже и не знаю как! Это, что за хреновина такая?

– Сейчас придем в клуб, сам увидишь, – ответил Степка, – а ты куришь?

– Курю, но сейчас пока терплю, – признался Мишка, – махорка дорогая, а самосад и подавно….

– На, кури, я угощаю, – протянул в полумраке пачку папирос Степка, – это тебе не самокрутки, а цыгарки комиссарские, во! Асмоловская фабрика в Ростове выпускает такие, «Наша марка» называются. У нас даже девки «паровозницы» курят только такие папиросы!

– Какие паровозницы? – не понял Мишка, засовывая в рот папиросу.