Красинский сад. Книга 1

– Это мы промеж себя так всех железнодорожников называем, – пояснил Степка, зажигая спичку для прикуривания, – а еще дочки паровозников и даже внучки у многих уже повырастали…. Ты хоть раз с бабой-то спал?

– Нет, – честно ответил Мишка и остался доволен, что впотьмах не видно, как он покраснел, – а ты?

– Была тут одна бабенка, – бахвалялся Степка, – хочь и старше меня, но в энтом деле любой молодухе фору даст. Солдатка она, мужа ГЕПЕУ расстреляло два года назад, а детей нет....

– А куда же она делась? – спросил Мишка.

– Уехала на какие-то курсы, – отвечал Степан, – так с тех пор я ее и не видел!

– Моя младшая сестра комсомолка тоже умотала невесть куда, – сказал Мишка, – где они эти курсы-то не знаешь хоть? От нее нет ни одной весточки….

– Да брехня это все большевистская, – сказал Степка, – в борделях комиссарских у них курсы!

– Нет, Степан, такого быть не может! – возразил Мишка, – комсомольские курсы не бордели, я это точно знаю! Моя сестра Таисия не из вертихвосток….

– Все они не из вертихвосток, – возражал Степка, – пока мест меж ног не зачешется!

Они подошли к длинному зданию, сбитому из шпал и с двухскатной крышей. Дверь была открыта настежь, и из нее лился яркий свет. Мишка никогда не видел такого. Он остановился, и некоторое время смотрел на дверь.

– Ты чего стал-то? – спросил Степан, – спужался что ли? Эт лектричество горит, не боись….

– Какое лектричество? – недоумевал Мишка.

– Вот деревня ты, – подначивал Степка, – лектричество это такой яркий свет, он горит от лектростанции, которая работает у паровозников. Еще одна такая же у нэпмана, что на чугунолитейке бывшего капиталиста Попова на берегу реки Быстрой. А гутарят, что скоро скрось такие большие лектростанции сделают от которых везде светло как днем будет!

– Стыдно мне перед девками в такой одежёнке показываться, – сознался Мишка, – они тут у вас все гордые небось?

– Хорошего молодца и в рогожке видать! – торжественно произнес Степка, – пошли, не боись!

Ребята докурили папиросы и вошли в клуб. Мишка с интересом рассматривал ярко горевшие у потолка электрические лампочки. В одном торце длинного зала виднелась сцена, сбитая из досок. Имелся занавес из парусины, скрывающий экран из белого материала, его раздвигали во время показа кинофильмов. В противоположном торце зала штабелем сложены деревянные скамейки. Их расставляли рядами по всей площади зала, когда приезжала передвижка. А сейчас вдоль стен выставлен десяток таких скамеек для сидения и отдыха танцующих. На краю сцены стоял граммофон и коробок с пластинками.

– Здорово вечеряли, станишники! – громко приветствовал собравшихся в зале молодых парней и девок Степка, – знакомьтесь, наш новый работник Михаил!

– Здорово вечеряли! – повторил приветствие Мишка, озираясь вокруг.

К парням подошли двое молодых казаков и с интересом уставились на Мишку. Один из них комично стал обходить парней вокруг, кривляясь и раскачиваясь корпусом.

– А ты откеля такой, батрачок? – спросил он у Мишки, сделав один круг и снова оказавшись лицом к ребятам.

– Оттеля! – спаясничал Мишка, подражая интонацией вопросу, – откеля и ты шут гороховый!

На скамейке у стены сидели несколько девок, которые дружно взорвались смехом после мишкиного ответа. Одна из них с женским интересом разглядывала Мишку с ног до головы.

– Это я-то шут гороховый? – начал задираться молодой казак, – у тебя паря давно не бита харя, ай как?

– Ты-то, …ты-то, – ответил Мишка, – у тебя и морда, как свиное корыто и видно, что совсем недавно бита….

Девки у стены еще громче захохотали, а та, которая внимательно смотрела на Мишку осталась серьезной, не поддаваясь эмоциям подруг. Она лишь улыбнулась, ласково глядя Мишке в лицо.

– Макар, не задирайся, – заступился за Мишку Степан, – хочешь подраться, иди к нашим бойщикам, Гриня тебя быстро угомонит! Зараз напоминаю, что колбасники уже проучили когда-то путейцев за твои задиры! Хочешь еще?

– Ну и будет пока, – произнес задира, – придет черед, и мы вас колбасников погоняем!

– А я помню вашего новенького колбасника, – иронически произнес казак, вошедший вместе с задирой, – он года два назад приходил в депо путейцем устраиваться, а мастер наш не взял его.

– А чего же так? – паясничал задира, делая обиженный вид, – ай мордой не вышел?

– Да нет, он путейский гаечный ключ с палкой перепутал, – весело молвил казак, – а такие палкадавы на железке и даром не нужны…. Ха-ха-ха!

– Не обращай внимания на этого забияку, – советовал Степка, – он, как петух на всех прыгает. Его Филиппом зовут, а того, что с ним пришел – Кузьмой. Дружки не разлучные….

Филипп с Кузьмой отошли от парней, а Степка продолжал знакомить Мишку с клубом. Танцы еще не начались, все ждали заведующего, молодого помощника машиниста маневрового паровоза со станции. Должность завклуба была комсомольской нагрузкой и не оплачивалась. Зато танцы без его команды никто не имел право начать. Только завклуб мог разрешать крутить ручку граммофона для заводки его пружины и ставить пластинки.

– А что такое пластинки? – спросил Мишка.

– Круг такой черный, а на нем музыка нацарапана иголкой, у граммофона есть такая же, которая по этим царапинам скользит и из трубы раздается музыка и песни.

В зал вошел молодой казак, от которого пахло углем и паровозной смазкой. Это был завклуб, которого звали Тимоха. Он с интересом обвел всех взглядом.

– Ну, что станичники, к танцам готовы? – громко крикнул Тимоха присутствующим.

– Чего ты каждый раз пытаешь? – возмутился Филипп, – ставь первую пластинку и не выпендривайся! Квикстеп обязательно или фокстрот….

– А я и не выпендриваюсь, – отшучивался Тимоха, – это ты тут стараешься показать, что знаешь англицкие словечки….

– Выпендриваться у нас может только помощник машиниста, – не унимался Филипп, – паровоз – это же сложная машина! А по мне это бочка с дымом на колесах и двумя рычагами. Ха-ха-ха!

– Ну, будет тебе Филя, – проговорил флегматичный Кузьма, – угомонись, не то нынче ты точно в морду у кого-нибудь выпросишь!

Тимоха подошел к граммофону, открыл его, накрутил пружину за ручку и, поставив пластинку на проигрывающий диск, опустил звукосниматель. Из трубы послышалось шипение, а затем начала звучать бодрая музыка. Мишка смотрел на это действо широко открытыми глазами и, сомневаясь в чем-то, подошел к трубе. Он заглядывал в нее около минуты, а Степка стоял рядом и иронично глядел на Мишку.

– Ты смотри! – иронизировал Филипп, – наш батрачок граммофона никогда не видовал… ха-ха-ха!

Филиппа никто не поддержал и он сразу же утратил интерес к Мишке. Парни подходили к девчатам и приглашали их танцевать. Степка тоже не остался на месте, пригласил девку в дорогих фильдеперсовых чулках и туфлях на толстом каблуке. Танец казался Мишке смешным, и он улыбался, глядя на танцующих, но вспомнив о своем батрацком одеянии, отошел в угол и спрятался за стоящих там двух парней.

Когда к нему подошла та, которая смотрела на него с интересом во время перепалки с Филиппом, Мишка растерялся совсем. Не принято девке приглашать парня, это считалось дурным тоном. Но она пошла на это, показывая всем, что Мишка очень понравился ей. Она не спеша шла через зал, глядя ему в лицо. За ее спиной, сидящие на лавке ее подружки шептались, поглядывая ей в след.