Красив. Богат. Женат
Шрифт:
– Давай!.. Ну!.. Побольше воздуха!..
– орет акушерка на всю палату, - Тужься! Тужься!.. Еще!.. Еще! Еще сильнее!..
Маришка, вцепившись клещами в мои предплечья, вся красная и мокрая от натуги, рычит сквозь стиснутые зубы.
Я, бл*дь, тужусь вместе с ней. Каждую потугу вместе проходим, и мои силы уже на исходе. Меня трясет от усталости, дичайшего страха и боли за нее.
На*уй детей! Нет! Все! Я не позволю
– Давай! – командует тетка с руками толщиной с мои ноги, - головка показалась!.. Еще!.. Ну, девочка, давай, роди его!..
И Марина делает это. Полностью отрывает корпус от кресла, принимая сидячее положение, и выталкивает из себя нашего сына.
Все замолкают, и тишину взрывает громкий детский плач.
И вместе с ним меня разрывает, нахрен, изнутри. С мощной отдачей в голову и конечности. Пол под ногами раскачивается, приходится прикрыть глаза.
– Арсений Рустамович, - толкают в плечо и суют в руки холодный металл, - режьте.
Глубокий вдох через нос и продолжительный выдох. Поднимаю веки и вижу, как все присутствующие смотрят на меня с тревогой. Все, кроме сына. Тот, суча ручками и ножками, лежит на груди Маришки.
– Все нормально? Нашатыря дать?..
– Н-нет… нормально…
Трясущейся, как у алкаша с похмелья, рукой перерезаю пуповину, и уже через пару мгновений получаю сверток с моим сыном внутри. Маленький, сморщенный комочек бордового цвета, весь в смазке и крови. Но такой теплый и уютный, что мое сердце, разбухнув, от переизбытка эмоций, выплескивает из себя горячее щемящее чувство, что перекрывает горло и заполняет влагой глаза.
– Брюнетик, - басит огромная акушерка, - отцова порода.
Да. Бл*дь.. не знаю. Не понятно ничего, но пушок волос на голове черный, как у меня.
Сын.
Я готовился и настраивался девять месяцев, а сейчас стою размазанный в кашу. Колотит знатно, и руки трепетно сжимают его, как самое ценное сокровище.
– Давайте, мы его вымоем и в красивую пеленочку завернем, - воркует медсестра, забирая сына.
Я оборачиваюсь на Марину, с ней еще возятся врачи, и ей не до меня.
– Выйдете к родственникам? – деликатно намекают на выход.
– Да…
Иду как пьяный, пошатываясь. Миную тамбур в родильный зал, выхожу в коридор.
Раиса и Герман нервно вышагивают вдоль него, но, заметив меня, резко замирают.
– Ну?..
– Сын.
И
дальше меня едва не сбивают с ног. Герман жмет руку и крепко обнимает, Рая, повиснув на шее, плачет и расцеловывает щеки. Я теряюсь малость, никак не могу привыкнуть к столь бурному проявлению родственной привязанности. Что это по-настоящему, и ничего постыдного нет в том, чтобы получать от этого удовольствие.– Как назовете? – спрашивает Герман, пряча подозрительно блестящие глаза, - решили уже?
– Решили, - киваю, - Германом. Марина предложила, а я не против.
На обычно невозмутимом лице тестя мелькает тень удивления, а потом я вижу, как уголок его губ ползет вверх.
– Хитрожопые, - бормочет еле слышно, хлопая меня плечу.
Раиса снова плачет от умиления, а потом нам разрешают навестить молодую мамочку.
Марина, полусидя все в том же родильном кресле, прижимает к груди аккуратный сверток и улыбается.
Улыбается, мать вашу! После того, как всего двадцать минут назад, в страшных муках родила, она, глядя в крошечное лицо нашего сына, нежно улыбается!
У меня только сейчас откат начинается, колотит всего и бросает в пот, а она улыбается!..
– Мам, смотри какой! – восклицает тихо и переводит взгляд на меня, - на Арсения похож.
Я, бл*дь, как истукан стою. Горло пробивает эмоциями. Долбит в грудь и голову. Многозарядным, навылет.
Туплю страшно, но одно понимаю четко. Кто-то там наверху благословил меня, послав эту девочку. За какие-то заслуги или по ошибке – я не знаю, но костьми лягу, чтобы она всегда улыбалась так, как сейчас.
Греховцевы торчат в роддоме еще пару часов и к вечеру отчаливают в аэропорт, потому что позвонил Сашка и сообщил, что увез Дашу рожать.
Я никуда не тороплюсь, с некоторых пор не выношу одиночества. Сидя на корточках у Маришкиной кровати, наблюдаю, как она кормить сына грудью.
– Больно? – спрашиваю, заметив, как жадно Герман хватает маленький сосок губами.
– Нет, - смеется Марина, - я привыкла. Вы, Арсений Рустамович, тоже не всегда нежничаете.
Дурею от нее. Вот это сила!..
– Как ты, малыш?..
– Хорошо. Ничего не болит, - демонстративно оглядывается по сторонам, - и палата мне нравится. Думаю, вернуться сюда через год – полтора.
??????????????????????????
Конец