Красивые, двадцатилетние

— Неправда, — сказал я. — Никакие они не женщины. Просто клиентки. И всегда одна и та же собака.

— Здесь женщины и дети, — произнес чей-то голос сзади. — В автобусе о таких вещах не разговаривают.

— А о чем разговаривают в автобусе? — спросил я, не поворачивая головы. — Скажи мне, ты, мразь.

— Я тебе скажу на автовокзале в Хайфе, — ответил голос. — Там всегда дежурит полицейский.

Водитель остановил автобус и обернулся к нам. Он, видимо, был родом из Марокко; впрочем, один Бог знает, откуда он был. Глядя в его резко очерченное лицо и холодные глаза, я подумал, что не хотел бы с ним повстречаться на узкой дорожке.

— Мне б не хотелось с тобой повстречаться на узкой дорожке, — сказал я.

Он даже на меня не взглянул; лицо его было невозмутимо, и я не видел на нем ни капли пота, а у нас рубашки насквозь промокли и под мышками побелели от соли, а он был в плотной рубахе и фуражке с твердым околышем.

— Хайфа, — сказал он.

Я взял собаку и первым пошел к двери, а Роберт с девушкой шли за мной. У нас было два часа времени; в аптеке напротив Роберт купил две большие пачки амитала натрия; потом мы втроем пошли выпить пива. В баре не было ни души, и, когда мы вошли, официант включил вентилятор.

— Интересно, что было бы, если б мы не пришли сегодня ночью, — сказал ему Роберт. — Работал бы без вентилятора? Что ты экономишь? Воздух или электричество?

— И воздух, и электричество. Чего хотите?

— Три раза «Голд стар», — сказал Роберт.

Официант даже не шелохнулся; он разглядывал вначале меня, а затем нашего пса, которого я держал на поводке. Потом вытащил из-под стойки какую-то газету; я видел, что он не читает ее, а только рассматривает фото. Это продолжалось довольно долго; наконец он аккуратно сложил газету, спрятал в ящик, не посмотрев на нас, подошел к стене и повернул выключатель; лопасти вентилятора замерли.

— Это вы, — сказал он.

— Да, — сказал Роберт. — Это мы. Дай три бутылки «Голд стар» и включи вентилятор.

Официант неподвижно стоял за стойкой, глядя на нас с полным безразличием. Я чувствовал, как пот струйками стекает у меня вдоль позвоночника, и посмотрел на девушку, но ни на ее лице, ни на теле и капельки пота не заметил. Наш пес лежал на каменном полу и тяжело дышал.

— Дай нам три раза «Голд стар», — сказал я официанту, но он отрицательно покачал головой. Тогда я полез в карман и положил на стойку деньги. Он пересчитал их; сунул в ящик и, подойдя к стене, включил вентилятор; через минуту в тишине послышался шум резиновых лопастей. Ну, и поставил перед нами три пива «Голд стар».

— Ты читал про нас в газете, да? — спросил я официанта.

— Дела идут хреново. Времени полно — читай сколько влезет.

— Мы всегда платим.

— Значит, можете всегда приходить.

— Всегда или только когда при деньгах?

Он опять посмотрел на нас, а потом на пса, лежащего с высунутым языком.

— Всякий раз, когда будете с собакой, — сказал он.

— Они у нас долго не задерживаются. Только привыкнешь к одной, сразу надо заводить другую.

— Скоро дожди зарядят, — сказал официант. — Вы ничего не заработаете.

— У нас еще есть целый месяц.

— И куда вы теперь?

— В Тверию.

— Красивая хоть?

— Ты б отказался от американской валюты? — спросил Роберт.

— А что вы делаете, если она уродина?

— Это плохо. Приходится каждый раз его накачивать. Тогда с грехом пополам получается. Сам знаешь, как оно бывает.

— Нет, — сказал официант. — Знаю, как оно бывало. — Он опять посмотрел на нашего пса. — Я принесу миску воды, а ты его спусти с поводка, — сказал он. — Поводок коротковат, собака мучается. У нас тоже был пес, да сдох. Но миска, наверно, найдется.

Он вышел, а я отпустил собаку, и в ту же минуту мы поняли, что плакали наши восемьдесят фунтов, которые заплатил за нее утром Роберт; пес бросился длинными скачками в темноту улицы, а мы втроем стояли в дверях ресторанчика с бутылками холодного пива в руках и смотрели на нашего пса, пока его след не простыл.

— Как его зовут? — спросила девушка.

— Ты хотела сказать, как звали, — ответил я. — Его звали Лузер [66] .

— Что это значит?

66

От английского «loser» — проигравший, неудачник.

— Лузер — тот, кто постоянно проигрывает. Неудачник.

— Это ты ему придумал такую кличку? — спросила она.

— Я, — сказал я.

Она подошла и прижалась ко мне.

— Минуточку, — сказал Роберт. — Человек едет работать. Отложите это на потом.

Но она не отошла; не выпуская из рук бутылки, она обняла меня, а я опять, как в автобусе час назад, почувствовал ее горячее дыхание, и это чистое горячее дыхание перебивало запах жареной рыбы, запах моря и запах карболки.

— Придумай мне какую-нибудь кличку, — сказала она.

— Хорошо, — сказал я. — Ты будешь называться Кошка Чародея.

— Почему?

— Не знаю, — сказал я. — Попробуй выдумать что- нибудь получше. Всех шлюх зовут Барбара или Марни, а в Германии у каждой второй русское имя. Не знаю почему. Но во всем Израиле не найдешь ни одной, которую бы звали Кошка Чародея.

И тут она отстранилась, а я смотрел на ее губы, повторяющие придуманное мной для нее имя. Одного только она не могла знать: что так я называл Эстер, когда мы еще были вместе, а она жила в кибуце и выносила мне жратву, и я ел тушенку ножом прямо из банки. И не могла знать, что только благодаря Эстер я спал. Но теперь Эстер уже не было, а я действительно не мог спать и каждый день глотал эти проклятые барбитураты. Ну, и еще одного она не могла знать: со всякой другой женщиной я заставлял себя все время думать об Эстер и повторял ее имя до самого конца, потому что иначе у меня ничего не получалось. Да, она об этом не знала; и Роберт тоже не знал; и не знала ни одна из наших невест, которые спасали мне жизнь и строили для меня мост, чтобы я мог по нему перейти в лучезарное будущее. Но не в том дело; ничего этого не знала даже Эстер. А я готов был рассказать людям о себе все, что им хотелось услышать, но только не это.

Девушка поставила свою бутылку на стойку и сказала:

— Этот пес специально выдрессирован. И не из Яффы он, где вы его купили, а отсюда, из Хайфы; в Яффу, к торговцу собаками, его привезли только позавчера. Сверните в первую улицу направо, третий дом, тоже по правой стороне. И постучите в дверь на первом этаже.

— Спасибо тебе, — сказал Роберт. Я видел, что он искренне растроган. — Знаешь, собака стоила восемьдесят фунтов. И еще пришлось бы ее откармливать. Это не наша Клякса. — Он повернулся ко мне: — Помнишь Кляксу?

— Я ее убил четыре дня назад.

— А эту когда убьете? — спросила девушка.

— Чем скорей, тем лучше, — сказал Роберт. — Но наверняка, конечно, не угадаешь. И неделю можно проканителиться. — Он задумался и, помолчав немного, добавил: — А то и две. Что было бы полной катастрофой.

— Только не для собаки, — сказала девушка. — Ей так и так конец.

— Она об этом не знает. Это было бы катастрофой для нас. Мы начинаем работать самостоятельно. Раньше работали втроем, а иногда и вчетвером. А тут решили рискнуть. Если выгорит, все башли поделим поровну на двоих. Дай-то бог, чтобы выгорело.