Красная линия (фанфик Сумерки)

Но опять же, я хочу счастливый конец. Я не хочу сталкиваться с реальностью. Я хочу Беллу. И я злился на Чарли, который пытался украсть это у меня. Чёрт, я ненавижу тот пожар, который украл у меня Таню. Я даже не могу смотреть на свечи или зажигать их. А теперь передо мной будет живой человек, которого мне придется уговорить позволить мне быть счастливым. Это будет почти как урезонивать языки пламени в моей квартире в ту ночь. Я всегда ненавидел то, что я был не в силах и не имел никаких шансов остановить то, что случилось.

Теперь у меня есть шанс. И я не упущу его. На этот раз.

Белла зашла за мной, когда я уже стоял перед Чарли. Этот человек спас мне жизнь. Этот человек создал Беллу. Не только физически, но и морально. Благодаря Чарли, она такая замечательная. И я не хочу выражать неуважение этому.

Что-то во мне сказало мне не торопиться, убрать злость из моего взгляда. Так что я расслабился… слегка.

«Здравствуйте, Шериф Свон», – услышал я свой голос. Я заметил две подушки на его одеяле, которые скрывали пустое пространство, которое было там.

Ты всё равно Шериф Свон для меня. Я не пытаюсь оскорбить тебя, Чарли. Не злись на меня.

Но, казалось, Чарли был раздражен моим присутствием в своей палате. Я пытался игнорировать это.

«Эдвард», – сухо сказал он, скрестил руки на груди и поднял глаза к телевизору, как будто реклама была важнее того, что я скажу.

«Пап», – строго сказала Белла, недовольная его грубым приветствием, она стояла по другую сторону от него, слева.

«Что?» – мрачно прорычал он, глядя только на Беллу, но не на меня.

«Эдвард хочет с тобой поговорить», – она выхватила пульт и выключила телевизор, «Я хочу, чтобы ты выслушал его».

Чарли фыркнул, и в эту секунду я забыл всё, что собирался ему сказать. Неожиданно я растерялся и испугался. Должно быть, Белла, всегда чувствительная к боли и эмоциям, почувствовала это… всегда готовая помочь.

«Так, вот, что мы сделаем, пап… Эдвард», – она посмотрела на нас обоих, «Это семейная встреча у психиатра. У каждого будет шанс высказаться… и все будут слушать… Папа».

Гениальная идея! И почему я не подумал об этом? Но потом Чарли усмехнулся и вздохнул.

«Белла, он – не наша семья», – резко сказал Чарли, послав меня этими словами, держа руки скрещенными на груди, в закрытой позе.

Но она тут же начала защищать меня.

«Я люблю его, папа, он СЕМЬЯ», – в её голосе был намёк на злость, но она держала себя в руках, как Доктор Белла всегда делает, «А теперь выпрями руки. Это защитный механизм. Это говорит о том, что никто не проникнет к тебе. Я не хочу это видеть».

И о, чудо… Чарли убрал руки с груди и выпрямил их по бокам.

«Эдвард… сядь пожалуйста», – Белла взяла всё в свои руки, и я заново влюбился в неё.

Я сел на стул рядом с кроватью и был доволен тем, что теперь Чарли находился на уровне моих глаз. Мне бы очень не хотелось смотреть на него снизу вверх и умолять его дать нам шанс.

Прошлой ночью я думал о том, чтобы умолять его и знал, что таким образом я не доберусь до него. Он бы подумал, что я слабак. Я бы подумал, что я слабак. Но это всё, что я знаю. Я умоляю, если мне что-то очень нужно. И иногда, если я стараюсь изо всех сил, я получаю это. Я больше никогда не хочу умолять. Теперь только Белла и моя дочь могли заставить меня делать это. Но если все остальные доводы не сработают, я скорее всего буду, к большому разочарованию Беллы.

Белла села напротив меня, нога Чарли лежала между нами. Как символично. Как будто тысяча миль разделяет нас.

«Пап, я вчера поговорила с Эдвардом о том, что мы с тобой обсуждали», – тут же начала Белла. Она очень смелая. Она мой супер-герой. Я хочу учиться у неё.

Чарли снова вздохнул. Я почувствовал огонь в своих глазах, когда посмотрел на него. В этот момент он посмотрел на меня, и его глаза тоже горели. Это будет битва. Это будет война.

«И Эдварду есть, что сказать, конечно же», – продолжала Белла, «Он выскажется первым… и потом ты скажешь всё, что хочешь сказать…»

Я слегка улыбнулся ей и надеялся, что она заметит моё маленькое «спасибо».

«Нам нужно сделать выбор до вечера… на счет нашего будущего», – сказала Белла, заставив меня нервничать еще сильнее, «И нам стоит провести день вместе и решить».

Чарли ничего не сказал, и между нами повисла тишина. Белла приподняла бровь, глядя на меня, «Эдвард?», подтолкнула она.

Ну ладно. Начнем. Вот мой шанс бороться, сказать, что я чувствую и думаю, и не страдать от наказания за это. И в этот момент, мои слова вернулись.

«Шериф Свон…» – я посмотрел ему в глаза, «Во-первых, я хочу поблагодарить вас за всё. У вас не было причин помогать мне, но вы помогли. Вы подвергли себя… и свою дочь невероятной опасности. Неважно каков был мотив, я очень благодарен за всё, что вы сделали».

Я рад, что сказал это во-первых. Я хотел, чтобы он знал, как я благодарен за то, что он спас не только меня и Беллу, но еще и Эммета.

Чарли не ответил, но я и не ждал этого. Это нормально. Я не был оскорблен… пока что.

«Я тоже отец, Шериф Свон», – сказал я, сразу перейдя к самому больному, «Я не каждый день вижу свою дочь, но… я люблю её каждый день. Она со мной в каждом моем вдохе. И я согласен с вами, я недостаточно хорош для Беллы».

«Эдвард!» – неожиданно голос Доктора Беллы звучал как голос 16-летней девочки, которая разозлилась на меня за то, что я говорил что-то не то. Но я еще не закончил. К тому же Чарли наконец уделил мне внимание. Во всяком случае, он смотрел на меня.

«Если бы я был рядом и какая-то шлюха попыталась захомутать мою дочь, не говоря уже о том, чтобы увезти её в другой штат, я бы убил его. Я бы изничтожил его за две секунды», – сказал я не раздумывая и потом остановился.

Чарли даже слегка улыбнулся.

«Но потом…», – продолжил я, «Потом моя дочь возненавидела бы меня. Прокляла меня. Отказалась бы от меня. Я потерял бы еще больше времени с ней по её собственному желанию. Я не смогу не только проводить её к алтарю, или установить вместе с ней качели на заднем дворике для её детей, но я также не буду способен просто говорить с ней, или готовить ужин… или просто позвонить ей, чтобы сказать ‘привет’… писать письма друг другу… и миллион других вещей… я упущу всё это. И я уже многое пропустил. Я не могу сказать ни слова. Я должен улыбаться и быть рядом, смотреть, как она растёт и сама принимает решения. Даже если эти решения неправильные и причинят ей боль, я не могу сказать ни одного долбанного слова. Всё, что я могу – это быть рядом, когда она будет нуждаться во мне. Обнимать её, когда она будет плакать и помогать ей найти выход. Это хреново, но… в своем сердце, я знаю, что это правильно… единственное, что может сделать папа».