Красная площадь

–  …Советское телеграфное агентство «ТАСС» сообщило, что вчера в возрасте 79 лет умер главный идеолог Кремля, Секретарь ЦК КПСС Михаил Суслов. Западные советологи обращают внимание на то, что это уже вторая смерть в Кремле за последние несколько дней. Как известно, 19 января ушел из жизни первый заместитель Преседателя КГБ генерал Сергей Мигун. Аккредитованные в Москве иностранные корреспонденты связывают смерть Мигуна с массовыми арестами лидеров советской левой экономики, которые происходят последнее время в СССР. Сообщают также, что арестован близкий друг дочери Брежнева Галины, некто Борис Буранский по кличке Цыган, подвергается допросам сама дочь Брежнева Галина, а его сын, первый заместитель министра внешней торговли СССР Юрий Брежнев, уже несколько дней не появляется в своем кабинете. Полагают, что они находятся в тесной связи с деятельностью подпольных хозяйственных мафий, и генерал КГБ Мигун был инициатором этих разоблачений, что вызвало гнев Михаила Суслова и Леонида Брежнева. В Москве циркулируют слухи, что после острого разговора на эту тему с Михаилом Сусловым, Мигун покончил жизнь самоубийством, и этим объясняют тот факт, что некролог Мигуну, члену ЦК КПСС и близкому родственнику Брежнева, подписали всего четыре члена Политбюро, но не подписали ни Брежнев, ни Суслов, а тело бывшего члена советского правительства и второго хозяина КГБ захоронено на неправительственном кладбище. Теперь сообщается, что главный кремлевский идеолог и блюститель чистоты кремлевских риз Михаил Суслов ненадолго пережил генерала, который осмелился вскрыть коррупцию в верхах советского руководства. Варшава…

–  сменил диктора женский голос.

Андропов снова нагнулся к селектору и негромко приказал:

–  Кочаров, дальше можешь глушить. Это раз. Второе. Видимо, то же самое сегодня скажут по «Би-Би-Си» и «Голосу Америки». Эти сообщения не глушить.

И откинувшись в кресле, не без гордости взглянул на Щелокова. А эфир тем временем снова заполнило шумом глушилок, сквозь который враждебное радио пыталось сообщить русским слушателям об очередной волне арестов в Польше.

–  Красиво… - не без зависти произнес Николай Анисимович Щелоков.

–  Это только начало, - сказал Андропов.
– Мы им еще что-нибудь интересное подбросим. Особенно про Галю и этого Цыгана. Они это любят. А под этим соусом и отец ее выглядит не лучшим образом. А?

Негромкий голос секретаря доложил:

–  Обед накрыт, Юрий Владимирович.

–  Пойдем пообедаем, - поднялся Андропов и повел гостя в задние комнаты кабинета, где была еще столовая и покои для отдыха.

Из двух окон столовой тоже открывался вид на Кремль и на многолюдную площадь Дзержинского. На обеденном столе, застеленном белой льняной скатертью, был накрыт обед на две персоны. В красивой супнице из чешского фарфора - горячий борщ, в фарфоровой же салатнице - свежие овощи, на нескольких тарелках, тарелочках и вазочках - закуска и черная икра. И в центре стола стояли запотевший графинчик холодной водки «Джонни Волкер», советский нарзан и американская содовая. Белоснежные льняные салфетки были рулончиками заправлены в серебряные кольца и лежали рядом с серебряными приборами.

Андропов подошел к столу, налил себе в хрустальную рюмку «Джонни Волкер» - совсем немножко, на донышко. С тех пор, как врачи определили у него диабет, он уже не мог пить так, как в молодости, но многолетняя любовь к «Джонни Волкер» была выше медицинских предписаний. С рюмкой в руке он отошел к окну, сказав гостю:

–  Распоряжайся…

Щелоков налил себе водку из графина, положил в свою тарелку малосольный огурчик, а на хлеб - ложку черной икры - первую закуску под первую стопку водки. Он знал, что Андропов будет пережидать у окна, пока он выпьет и съест то, что самому Андропову запретили есть и пить врачи. Этот диабет, подумал Щелоков, породнил Андропова с Сусловым даже внешне - из пышнощекого партийного вундеркинда Андропов превратился в сурового аскета со впалыми щеками. Но вслух Щелоков сказал:

–  Все-таки я думаю, что после смерти Суслова нам лучше пока отступить.

–  А, собственно, от чего отступать?
– усмехнулся Андропов.
– Мы с тобой и не наступали. Мы чисты перед Брежневым и партией. Операцию «Каскад» ты начал по приказу Суслова. Он приказал - ты выполнил. А что эта операция окончилась смертью Мигуна - это не твоя вина, это Суслов очистил партию от взяточника. И вообще при смене власти многое придется почистить. За последние 18 лет партийный аппарат действительно превратился в касту взяточников. Для них эпоха Брежнева - просто золотой век. Что бы там ни говорили о Сталине, но при нем партийные должности не продавались. А сегодня в Азербайджане должность секретаря райкома партии можно купить за 120 тысяч рублей. Мы с этим покончим, как только придем туда… - он кивнул за окно, на Кремль.
– Не сразу, конечно, но… Сначала нужно будет дать народу чуть-чуть передохнуть - продуктов подбросить в магазины, пусть даже из военных складов. И какие-нибудь мелкие экономические реформы… А главное, чтоб народ понял, что к власти пришло, наконец, честное правительство, которое покончит с воровством и взяточничеством в партийном аппарате. И тут нам очень помогут западные радиостанции. Уже помогают, мы их снабжаем информацией, каждый день подбрасываем что-нибудь остренькое. А этим западным станциям народ у нас верит больше, чем своим…

Он умолк. За окном, за белой рябью снегопада, перед ним был Кремль - совсем недалеко, каких-нибудь три квартала, просто рукой подать. И глядя на этот Кремль своими серо-голубыми глазами, Андропов чуть пригубил «Джонни Волкер».

В это время

Школьный звонок был слышен даже на улице, а спустя минуту шумная ватага подростков вывалила из пятиэтажного здания школы, словно варварская орда. Гиканье, крики, чехарда, швыряют друг в друга снежками, толкают девчонок в снег, сбивают друг с друга шапки-ушанки. Сквозь эту орущую, хохочущую и гикающую толпу шли, пригнув спины и укрыв головы от града снежков, четверо мальчишек, а ватага четырнадцатилетних подростков забрасывала их увесистыми комьями снега и ледышек, била портфелями по плечам, кто-то с разбегу толкнул одного из них в сугроб, а среди нападающих я увидел своего сына Антона. С криком: «Бей жидов!» он подставил одному из этих ребят подножку, и тот под хохот окружающих неуклюже ткнулся лицом в снег.

Я рванулся к сыну, с силой схватил его за шиворот:

–  Ты что делаешь?!

–  А чего они Голанские высоты забрали, паскуды?!
– сказал он и, рванувшись, вывернулся у меня

–  Кто - они?
– спросил я.

–  Кто-кто! Жиды!

Я оторопело смотрел на своего сына. Может быть, впервые я увидел, что передо мной стоит почти взрослый парень, которому уже не надерешь уши и не всыпешь ремня. Он смотрел на меня исподлобья, хмуро. А ватага школьников пронеслась мимо нас к выходу из школьного двора, подталкивая еврейских мальчишек: «Катитесь в свой Израиль!»

–  Подожди, - сказал я сыну.
– А ты-то кто? Ты же сам частично еврей.

–  Я не еврей!
– зло, с ожесточением выкрикнул он мне в лицо.

И оглянулся - не слышит ли кто наш разговор.

–  Постой, успокойся, - сказал я сыну, пытаясь и сам взять себя в руки.
– Твоя бабушка, моя мама, была еврейкой. И, значит, я наполовину еврей, а ты - ну, скажем, на четверть. А кроме того…

–  Я не еврей, и ты не еврей!
– перебил он.
– У тебя жена была русская и все твои любовницы русские! Ты спишь с русскими, ты живешь в России, ты говоришь и думаешь по-русски. Ты знаешь хоть одно еврейское слово?! Может быть, ты по ночам учишь иврит?

–  Ну, в принципе, я хотел бы знать еврейский язык…

–  А я не хочу!
– снова перебил он.
– Ни еврейский язык, ни свою бабушку-еврейку! Я русский! У меня мать - русская! И я хочу быть русским!!

–  Пожалуйста, никто тебе не запрещает. Ты можешь считать себя русским и любить Россию. Я тоже люблю Россию. Но зачем же быть антисемитом? Это далеко не национальная русская черта. У меня полно русских друзей, и никто из них не бьет меня за то, что я наполовину еврей.

–  Будут бить, - сказал он.
– Вот посмотришь! Зачем ты пришел? Познакомить меня с твоей очередной Ниночкой? Или ты хочешь предложить мне сделать обрезание?

Я молча смотрел ему в глаза. В них были затравленное мальчишеское остервенение и слезы.

–  Хорошо, - сказал я; нагнувшись, поднял с земли облепленный снегом камень, протянул Антону.
– Возьми и брось в меня. Я ведь жид. Ну! Смелей! Назови меня жидовской мордой. Что ты стесняешься?

Он повернулся и пошел от меня прочь. Я стоял, держа в протянутой руке камень, и смотрел ему вслед. Сын, СЫН уходил от меня по хрустящему под ногами московскому снегу.

–  Антон!!!
– крикнул я.

Он не оглянулся, только ускорил шаг.

Мне стало ясно, что эти сусловы, андроповы, щелоковы, маленины и красновы не только убили мою жену, они отняли у меня сына.

И пока они ломали его душу, я им прислуживал и продолжаю служить верой и правдой…

Я с силой запустил камень в какой-то сугроб. И первой мыслью было - оглушить себя стаканом водки.

На улице, за воротами школьного двора стояла машина Светлова. Когда я подошел к машине, Марат сказал:

–  На тебе лица нет. Что случилось?