Красная Шапочка на Манхэттене
Шрифт:
Струящийся по улицам запах булочек, тортов и пирожных, только-только извлеченных из печи, был таким аппетитным и соблазнительным, что некий безвестный автор даже запечатлел его в куплете, которым утешали себя те, кто почему-либо не сумел отведать десерта:
«Сладкий Волк», здесь все так сладко,
Даже воздух — шоколадка…
Здание, отгороженное справа и слева особыми переулками для предотвращения ограблений или пожаров, имело форму восьмиугольника. Нижняя его часть, где располагался главный магазин, а над ним чайные салоны «Сладкий Волк 1» и «Сладкий Волк 2», была самой широкой и основательной; ее украшали шестнадцать мраморных колонн шоколадного цвета. На этом прочном основании возвышалась другая часть, не такая массивная, и
Валики крема над окнами, разноцветные фронтоны — бисквит, лесной орех, крем-брюле, фисташка, клубника, карамель, халва и шоколад — уменьшавшиеся по мере того, как взгляд скользил от массивного основания до небольшой восьмиугольной террасы на самой верхушке.
Эту террасу, самый нарядный элемент небоскреба, венчали украшения из разноцветного толстого стекла, изображавшие фрукты, каждый из которых для большего правдоподобия имел свой настоящий цвет: бананы, гранаты, лимоны, яблоки, вишни, груши, апельсины, сливы, виноградины, инжир и клубника. Фрукты были таким огромными, что ими можно было любоваться, стоя на улице и глядя вверх.
Когда опускалась ночь, внутри фруктов вспыхивала подсветка. Она была устроена с помощью специальных проводов, которые соединяли сороковой этаж с внутренней частью фруктов. Подсветка была устроена так мастерски, что внизу на противоположном тротуаре часто можно было встретить кучку туристов и зевак, которые глазели на чудесное зрелище, разинув от изумления рты, или пытались фотографировать. Потому что туристы, как известно, не смотрят, а фотографируют. Фрукты на крыше здания по очереди вспыхивали и гасли, словно по их поверхности пробегала судорога, пока не погружались во тьму. Затем вспыхивал ослепительный свет, озарявший всю террасу, и из глубины каждого фрукта вырывался фонтан золотых семечек, который взлетал в темные небеса, а затем неспешно опускался бесшумным сияющим водопадом.
Зрелище действительно было незабываемое. Для окончательного сходства с тортом между стеклянными фруктами возвышались белые колонны, изображавшие свечи, которые обычно зажигают в день рождения. Был создан и необычный оптический эффект: огонек каждой свечи то вырастал, то опадал, а порой даже трепетал на ветру.
Подсветка крыши управлялась с помощью машин, установленных в большом помещении на последнем, сороковом этаже. Там же находились кондиционеры, очистные сооружения для воды, отопительная система, трубы, через которые выходил дым, целое царство рычагов, ключей, кнопок и кранов, скрытые телевизионные антенны и прочие приспособления, которые обеспечивали существование всему огромному предприятию. Иными словами, там, в помещениях сорокового этажа, находились «кишки и мозг всего дела», как обычно шутил Грег Монро, старый сотрудник мистера Вулфа, в чьи обязанности входил уход за всем этим оборудованием, настолько сложным, что нельзя было расслабиться ни на минуту.
— По правде сказать, все машины вместе взятые не сравнятся с теми проблемами, которые создаешь мне ты, Эдгар, когда тебе приспичит изобретать дополнительные сложности и ты всю ответственность перевешиваешь на меня, — теряя терпение, говорил мистер Монро своему хозяину. Честно говоря, я уже не справляюсь. Так что предупреждаю: в один прекрасный день мне все это надоест.
— Сколько лет я слышу от тебя, Грег, одни и те же угрозы.
— Просто ты пользуешься тем, что я терпеливее самого Иова. Но мое терпение тоже может лопнуть.
Из всех служащих, находившихся в распоряжении Короля тортов, Грег
Монро был единственным, кто обращался к нему на «ты», да еще таким тоном.Когда Грегу было десять лет, он устроился работать посыльным в кондитерскую на Четырнадцатой улице ровно за неделю до того, как у невестки старого хозяина начались роды и на свет появился Эдгар Вулф. Мальчик был единственным ребенком в семье и рос избалованным, болезненным и капризным. Грег полюбил его еще младенцем и знал лучше, чем кто-либо другой.
Это был первый друг Эдгара, единственный и самый верный. Он научил его рисовать, кататься на велосипеде, собирать конструктор, ловить мышей, мастерить из дерева и чинить сломанные механизмы. Позже он заступался за него во время уличных потасовок, брал на себя его вину и защищал от отцовского гнева и даже рассказывал ему о своих любовных приключениях. Он стал его самым близким, самым задушевным другом, которому Эдгар доверял полностью и чей совет всегда слушал.
Конечно, рано или поздно у Грега, этого расторопного, смышленого и живого юноши, появились новые интересы. Однако он никогда не терял Эдгара из виду, писал ему письма, звонил, но дела, которыми он занимался, вынудили его на длительный срок уехать из Нью-Йорка и покинуть друга. Кем только не был Грег Монро: модельером, машинистом сцены, кинооператором, изобретателем разных устройств, на которые он получал патент, и в завершение — инженером по звуку и свету, самым востребованным на Манхэттене.
И вот однажды, когда дело Эдгара Вулфа разрослось настолько, что ему понадобилась помощь доверенного человека, он вспомнил Грега Монро и предложил ему место своего первого заместителя. Условия оплаты должен был продиктованы сам Грег Монро. Незадолго до этого Грег овдовел, а оба его сына были женаты и жили далеко, так что он охотно принял предложение старого друга. Деньги были для него не главное, просто он чувствовал себя одиноким и усталым. А Эдгару удалось затронуть чувствительные струны его души, которые всегда откликаются, когда человек стар или несчастлив.
Но в то время Грег Монро, разумеется, и представить себе не мог, что станет в корпорации своего друга незаменимым человеком. И дело не только в «кишках и голове» предприятия, но прежде всего в самом хозяине: не имея друзей и никому не доверяя, Эдгар Вулф так привязался к старику Монро, что постоянно нуждался в нем и все время требовал его совета.
— Дружище, ты ошибаешься. Я в этом ровно ничего не смыслю, — отвечал Грег, когда мистер Вулф спрашивал его о качестве тортов. — Не станешь же ты требовать, чтобы я спускался на кухню и пробовал каждый торт, который вынимают из печи. У меня же будет заворот кишок. И потом, на это есть дегустаторы, Знатоки сладостей, ты еще заказал для них эту смешную служебную форму в клубничках и яблоках. Не понимаю, как им не стыдно разъезжать по этажам в таком наряде.
Старик Монро был так добр и простодушен и смотрел на жизнь с таким юмором, что было невозможно обидеться на его дружелюбные замечания. С другой стороны, Эдгару Вулфу было позарез нужно и то, и другое — и дружелюбие, и замечания.
— Понимаешь, никто не любит меня так, как ты. Все меня обманывают. Ты же знаешь, что происходит с клубничным тортом. Если бы ты мне не сказал, я бы так ничего и не узнал…
— Ты о чем? Ничего я тебе не говорил. Пожалуйста, Эдгар, не будем возвращаться к клубничным тортам! — раздраженно говорил Грег.
— Конечно, ты ничему не хочешь придавать значения, потому что ты слишком добрый. Но по Манхэттену вот уже несколько месяцев ходят слухи, что мой клубничный торт никуда не годится, что он бросает тень на всю корпорацию, что он воняет эссенцией. Боже мой, какой позор для «Сладкого Волка»! Если бы не ты…
— Хватит, прошу тебя! — гневно воскликнул старик Монро. — Если ты не прекратишь ныть, я уйду. Я ничего тебе не говорил, это все твои выдумки. Я сказал только одно: однажды я пригласил внука на полдник, и он не доел кусок торта, потому что тесто показалось ему слишком сухим…