Красная Шапочка выходит на охоту

Анна-Ми спала безмятежно, как ангел, а я чувствовала, что не смогла бы уснуть, даже если бы подруга любезно согласилась постеречь в эти ночные часы. Что-то беспокоило меня, что-то толкало прямо в сердце. Загасив свечу, я подошла к окну и отодвинула тяжелую штору.

По стеклу лились нескончаемые потоки воды — дождь и не думал утихать. Сегодня полнолуние, но луна скрыта тучами. Говорят, оборотню важна именно луна — полная, ясная, чтобы ее было хорошо видно с земли. Значит, он вряд ли появится этой ночью. А на гербе Лагаров — полумесяц…

Я снова задернула штору и вернулась к столу, забравшись в кресло с ногами, чтобы было теплее, потому что маленькая переносная жаровня давала совсем мало тепла.

Укутавшись в пуховое одеяло, Анна-Ми сладко спала, и я задумчиво посмотрела на красивое лицо своей подруги — такое нежное, такое невинное. Тонкие черты лица придают ее облику аристократичность. Мы уже не в первый раз отправлялись с ней в опасное путешествие, и всегда очень удачно прикидывались благородной дамой и камеристкой. Я не знала истории жизни Анны-Ми, но воспитана она была явно не в доме священника. Она была чуть легкомысленной, моя подруга, но в случае опасности рука ее била метко и ни разу не дрогнула. Что ж, Ардеш ничуть не лучше и не хуже любой другой провинции. И местный оборотень ничуть не страшнее прежних.

«Волку — последки», — снова пришел на ум девиз первого Лагара.

Все же, хозяин замка подозрителен. И его сестра. И служанка, похожая на ведьму.

Остановись!

Я встряхнула головой и решительно раскрыла молитвослов. «Не надо зарываться в подозрения, — мысленно и в который раз повторила я слова наставника, — верь только фактам».

Беззвучно шевеля губами и ведя пальцем по строчкам, я начала читать молитву ограждения от злых сил.

3. Прогулка по дюнам

На свитке старинными витыми буквами было написано:

Серп пожинает,

Песня зовет.

Силу, богатство, красу и почет

В сердце девы любой найдет.

— Какие странные строки, — заметила я.

— Это из вилланской песни, — пожала плечами Саломея. — Наш прадедушка очень любил народные песни, просто помешался на них. Таких пергаментов у нас на чердаке — полные сундуки. Но именно эта прадедушке нравилась больше всего, наверное, потому что на гербе Ардеша — ворох пшеницы… Переплетение символов, что-то такое…

— Я тоже обожаю народные песни! — подхватила разговор Анна-Ми. — Они так трогательны, так простодушны. В них присутствует некое примитивное очарование…

Дамы пустились в беседу о народном творчестве, а я обследовала комнату дальше.

Остальные пергаменты, развешенные по стене, и вовсе не заслуживали внимания — королевские милости, королевские привилегии.

— Надеюсь, вчера вы всего лишь попугали нас нашествием волков? — спросила Анна-Ми, поворачивая разговор в нужное русло.

Я тут же обратилась в слух, делая вид, что меня чрезвычайно заинтересовала миниатюра в углу. Она была такая тусклая, что разобрать, что на ней изображено, не было никакой возможности.

— Ничуть, любезная Анна-Ми, — пожала плечами Саломея.

Сегодня она была особенно эффектна в синем платье зауженного покроя. Он не так откровенно подчеркивало ее фигуру, как тот наряд, что она продемонстрировала нам накануне, но был безупречен, обрамляя ее красоту. Лиф плотно обтягивал тонкую талию и высокую грудь, а руки, прикрытые короткими пышными рукавами и кружевными митенками, могли бы принадлежать статуе богини любви в королевском парке.

— Ах! — всхлипнула моя подруга. — Я всю ночь не сомкнула глаз!

— Мы тут давно позабыли о спокойном сне, — произнесла Саломея. — Уже год, как боимся выходить из дома в одиночку. Да и вдвоем не всегда осмеливаемся.

— Как это ужасно! Как это страшно! — причитала Анна-Ми. — Сколько уже людей погибло? В провинции Лозер семь лет назад волк загрыз шестерых!

— Наши волки поохотились кровожаднее ваших, — ответила Саломея. — С прошлого года у нас семьдесят девять жертв.

Анна-Ми снова изобразила обморок, и я захлопотала возле нее, обмахивая веером.

— Мой эликсир, — слабо протянула Анна-Ми, не открывая глаз. — Пятнадцать капель… Немедленно…

Я открыла ее сумочку, рылась там долго и старательно, а потом сказала:

— Капель здесь нет, мадемуазель.

— Ах да, я оставила их в комнате…

— С вашего позволения, сейчас же принесу, — сказала я с поклоном.

— Да, будь добра, Медхен, — произнесла Анна-Ми, перемежая слова стонами, и доверительно сообщила Саломее: — Я просто умираю без своих капель. Они приготовлены лучшим аптекарем — месье Жеромом. Вы слышали о нем? У него самая большая лавка в столице. Он смешивает…

Я вышла из гостиной и громко простучала каблуками по коридору, но пошла не к спальным комнатам, а на цыпочках поднялась выше, на третий этаж, сунув неизменную трость под мышку.

Судя по громыханию посуды, Пульхерия орудовала где-то внизу, в кухне, а наверху было очень тихо.

Третий этаж выглядел мрачно. Если на втором еще поддерживался показной порядок, то здесь служанка не слишком утруждала себя уборкой. Пыль хлопьями свешивалась с потолка, металлические кольца, вкрученные в стены, покрыты подтеками застывшего воска.

На втором этаже, как я уже успела убедиться, была спальня мадемуазель Саломеи, но сейчас меня больше интересовала комната господина графа.

Вдоль коридора шло несколько дверей. Я по очереди открывала их, вздрагивая всякий раз, когда раздавался пронзительный скрип дверных петель. Все комнаты были пусты и имели нежилой вид. Клочья свиной кожи со следами золотого тиснения и поеденные молью гобелены на стенах указывали, что некогда все здесь сверкало роскошью, но сейчас Лагары не слишком заботились об уюте родового гнездышка.

С третьей комнатой мне повезло — здесь стены покрывал синий ситец с узором из стилизованных оленьих рогов, а на огромную кровать было брошено красивое шерстяное одеяло. Секретер красного дерева, тяжелые настольные часы, на которых восседал позолоченный рогатый уродец с козлиными ногами и хитрющей ухмылкой, пара кресел, камин с горкой золы — несомненно, в этой комнате жили. И жил, скорее всего, сам граф. Я быстро оглядела комнату, но ничего подозрительного не обнаружила. Подергав ящики секретера, я убедилась, что все они были заперты.