Красная весна

Именно этим беспокойством проникнуты все его последние работы (в первую очередь — «О нашей революции» и «Как нам реорганизовать Рабкрин»). Да и Сталин, которого Троцкий несправедливо обвинил в термидорианстве и бонапартизме, яростно пытался осмыслить феномен «отрыва Формы от Содержания» и что-то противопоставить подобному явлению, которое классики именовали «превращением Формы».

К началу XXI века подобные превращения обсуждаются не только обществоведами, но и биологами. Ибо именно на таком превращении (формировании злого Содержания под маской благой Формы) основана и мутация, и каллогенез (истребление здорового начала иммунитетом, призванным это начало защищать), и действие вирусов. Это же обсуждают культурологи, анализирующие «умирание культур», психологи, исследующие способность психики как Формы отчуждаться от своего Содержания… Словом все, вплоть до физиков…

Но здесь давайте просто перефразируем тезис об оторванной от широких масс партии и рассмотрим следующее сходное утверждение:

«Оторванная от народа Сила, призванная народ защищать, может в лучшем случае быть разгромлена. А в худшем? Сдаться в плен? Нет, в великих битвах в плен не берут. В худшем — она предаст своих творцов — народ и идею. И превратится из силы, защищающей народ, в Антисилу, народ беспощадно уничтожающую». Только на этой стадии исследования К-17 могут, наконец, выйти за рамки «аналитики элитного заговора» (для одних — зловещего, а для других освобождающего от зла коммунизма) к чему-то большему.

В самом деле, потратить столько времени только на аналитику проекта Андропова, внутрипроектных конфликтов, развала проектного содержания, злоключений борющихся друг с другом клочков лишенной этого Содержания элитно-чекистской Формы — конечно, можно… Как-никак, это поможет спрогнозировать ближайшее будущее, на 99 % носящее летальный характер. Ибо какой другой характер в этом случае может иметь будущее нашей родной страны? Но для того, чтобы противопоставить что-то реальное этому самому, столь высоковероятному и ненавидимому нами летальному исходу, нужна не только аналитика крайне важного, но всё равно локального феномена К-17, а нечто гораздо большее.

Андропов на обложке журнала TIME.

Элита КГБ повела себя как форма, отчужденная от своего содержания. Ибо, являясь по своему содержанию силой, должной защищать народ, проект и государство, она как отчужденная форма занялась чем-то другим. Да, это так. Но чем именно? И каковы слагаемые этой метаморфозы? Ибо, не выявив эти слагаемые, мы уподобляемся так называемым конспирологам, забалтывающим так называемую специсторию вместо того, чтобы ее обсуждать.

Первое слагаемое — отчуждение формы от содержания. Это вам не злоумышление (или благой замысел) группы заговорщиков, для одних — спасителей, а для других — погубителей. Формой, равно как и содержанием, обладает всё: живое и неживое… доразумное и разумное…

Зацикливание на КГБ и его элите сегодня так же контрпродуктивно, как и уход от обсуждения природы нашего нынешнего неблагополучия, явно имеющего, наряду со многим другим, долгую элитно-спецслужбистскую подоплеку.

И всё же — почему КПСС не помешала КГБ? Что произошло с армией и ГРУ как конкурентом КГБ? Что произошло, наконец, с народом, принесшим колоссальные жертвы на алтарь проекта, отброшенного им же с невероятной безлюбостью? Им же — или не им же?

Можно ли так перефразировать описание термидорианского феномена: «Народ, оторванный от Истории, может в лучшем случае погибнуть, а в худшем — пасть, предав соборное единство живых и мертвых, свой Долг, свою Миссию, свое предназначение, свою судьбу»?

Перефразировав таким образом описание природы термидорианства, я всего лишь показываю, сколь велики новые возможности анализа случившейся с нами беды. И сколь нелепо бросаться из крайности в крайность, заменяя восхваление «спасительного чекизма» проклятиями в адрес «андроповских погубителей». Право, стоило бы вместо этого приглядеться к бытовым мелочам, имеющим глубочайшее содержание. Например, к пафосно, а не иронически произносимому многими нашими элитариями словосочетанию «господа чекисты».

Если слово «товарищи» — это форма, единая с содержанием слова «чекисты» (содержанием, связанным с Дзержинским, Всероссийской чрезвычайной комиссией, карающим мечом революции и так далее), то слово «господа», соединяемое с тем же самым «чекисты», — это нечто другое. И в высшей степени непростое. Утверждая непростоту исследуемого словосочетания, таящуюся внутри него семантическую и даже метафизическую загадку, я вовсе не утверждаю, что каждый из гордо говорящих «господа чекисты» или даже хоть кто-то из горделиво использующих это словосочетание — причастен каким-то тайнам, сознательно участвует в термидорианском или даже более опасном перерождении, понимает, чем превращенная форма отличается от обычной и так далее.

Возможно, кто-то из особо изощренных членов К-17/5 (изощренных членов К-17/3 мне видеть не доводилось) и может на досуге залетать в подобные эмпиреи [39] . Весьма вероятно, что в этих эмпиреях живет кто-то из престарелых консультантов К-17/5. И уж наверняка «балдела» от этой «зауми» «Телема» как таковая и ее адепт Михаил Бахтин.

Но сила процессов не в том, какое количество вовлеченных в «это» объектов (личностей, групп, сообществ) осознает, во что они вовлечены и куда именно направлен поток, по течению которого они плывут с превеликим для себя удовольствием. Сила процессов — в могуществе их подлинного источника. Именовали ли себя «чекистами» товарищи, работавшие в КГБ СССР в 60-е, 70-е, 80-е годы? Конечно, именовали. Но — без нынешнего придыхания. Говорилось: «Мы из конторы глубинного бурения». Или: «Мы из «Детского мира». За пределами сообщества наряду с ругательным словом «гэбня» использовалось нейтральное обозначение «комитетчики». До этого — «эмгэбэшники».

39

Эмпирей (от др. — греч.  — огненный) — в античной натурфилософии одна из верхних частей неба, наполненная огнём. В средневековой христианской философии был символом потустороннего мира. В «Божественной комедии» Алигьери Данте, эмпирей — бесконечная область, населённая душами блаженных, созерцающих Бога. (см. Википедия; прим. верст. fb2)

Чекисты — это люди в кожанках, считающие себя карающим мечом партии, это такие аскеты, как Дзержинский и выпестованные им «пролетарские рыцари». Слово «чекисты» потеряло магию задолго до краха СССР. Его дежурно произносили. Дежурно же снимали фильмы об этих «рыцарях-аскетах» с горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками. Но пафос чекизма исчез уже при Ягоде и Ежове. Заменивший же их Лаврентий Павлович Берия — человек, далеко не чуждый революционного пафоса (достаточно взглянуть на его юношеские фотографии), — ну уж никак не стремился к воскрешению реального чекистского духа. Понимал, что этот дух несвоевременен, не отвечает запросу Иосифа Виссарионовича (запретившего булгаковский «Батум», воспевавший революционное прошлое товарища Кобы), несовместим с эпохой завершения мобилизации. Любой мобилизации — как сотериологической, так и идеологической.

Кто из сталинских соратников больше всего хотел оформить завершение эпохи мобилизации? Да-да, любой мобилизации! Не только сотериологической (завершенной по объективным причинам), но и идеологической. То есть той, которая могла бы перерасти в нелинейную духовную мобилизацию, но не могла продолжаться, оставаясь мобилизацией а) линейной и б) устремленной из реального неблагополучия в реальное же благополучие? Ведь для того, чтобы осуществлять на этой основе мобилизацию, нужно сочетание идеологического антибуржуазного пафоса с осознанием остроты своего реального неблагополучия (нищета, скученность и так далее). А если острое неблагополучие преодолено? О нелинейной духовной мобилизации не помышлял никто из ближайших соратников Сталина. Отдельный вопрос — позиция самого вождя, пережившего к 1950 году как минимум два инсульта.

А то, что потенциал линейной идеологической мобилизации скоро будет исчерпан, понимали все без исключения соратники Иосифа Виссарионовича. Понимали они и то, что потенциал этот тает благодаря свершениям КПСС, торжеству определенного общественно-политического устройства. Советская система, возглавляемая КПСС, победив в войне, обнулила свой потенциал линейной сотериологической мобилизации, а выведя народ из ситуации объективной нехватки всего и вся — обнулила потенциал линейной идеологической мобилизации. Уже нет карточек… Нет той скудности, в которой все осознанно жили десятилетиями… И, наконец, сколько можно бороться с пережитками капитализма? Буржуазный класс разгромлен! Стерты все следы его существования! Уничтожены все возможности классового реванша. Да, товарищ Сталин говорит, что хотя классовых предпосылок реставрации капитализма нет, но «остались живые люди». Но, во-первых, это он цепляется за мобилизационность, являясь духом и квинтэссенцией оной, а во-вторых… Во-вторых, товарищи, задумаемся над реальным содержанием этих его гениально-опасных слов! Кого именно имеет в виду Отец и Учитель, говоря об «оставшихся живых людях» как предпосылке реставрации капитализма? Не нас ли с вами он имеет в виду?