Красно Солнышко 2

Норг нахмурился:

— Никак, Распятого поклонник?

— Было дело, старший. Да только отец его прислал в Державу с наказом, воспитать парня у нас, чтобы истинным славом стал. Пробудет он у вас до лета следующего. А потом определим в воинскую Слободу. А к вам отправили — чтобы речь нашу изучил, благо школы у вас знатные…

Мужчина улыбнулся довольно — польстили ему.

…Да народ добрый.

— Быть посему. Примем отрока. А ты надолго к нам, добрый молодец? И прозвище твоё… Уж не родственник ли ты князю нашему?

Парень пожал плечами, улыбнулся:

— Прозвище моё лишь схоже. Так что не ты первый ошибаешься, старшина.

— Ну, коли так, пойдём в дом, нечего на ветру стоять…

Дом у старшины был знатный, жёны викинга, у него их две было, быстро увели парнишку с собой, отмыть с дороги, переодеть, накормить, а мужчины уселись за быстро накрытый стол, перекусить. Дар подивился — рыба всех сортов и видов: копчёная, солёная, жареная, вяленая. И нежный толстый, истекающий жиром палтус, и плотная треска, и даже деликатес пивной — ёрш вяленый, с икоркой и слезами жира. Викинг провёл рукой перед собой:

— Отведай нашего угощения, воин. Не побрезгуй.

— Благодарю за хлеб-соль, старшина…

…Ели спокойно, неторопливо, вели неспешный разговор о том, что в Державе делается, что в мире слышно. Тут Дар на коне был — почитай, только из старых мест вернулся. Свен слушал внимательно, что непонятно, переспрашивал. Викинг был доволен тем, как устроился. Единственное, о чём жалел — что раньше сюда не добрался. И приняли его хорошо, и народ честный да приветливый. Новым Богам поклонятся не заставляют, и от веры привычной отказываться тоже не велят. Главное трудись честно, да живи мирно. Вскоре явились жёны старшины — парнишка наелся, отмыли его в бане, переодели, да и спать пока уложили. Дело то под вечер, как-никак. Обсудили, к кому его на воспитание отдать. Детей в посёлке хватало. Правда, ровесников Марка мало было, но то и хорошо — учителя в школе больше внимания ему уделить смогут. Решили его к Гудрун Сванссон определить. Молодой вдове бездетной. Ну, как молодой — по меркам старшины. Ей уже тридцать минуло… Как совсем стемнело, гостя в баню увели. Норвежская баня иначе, чем у славов, устроена. Там пар сухой. Сначала прогреваешься, потом в бассейн с холодной водой. Но Дару понравилось. После грязной завшивевшей Европы то… Ну а после бани, да ковша пива холодного, что только у викингов отведать и можно, отвели в опочивальню. Отдельный домик стоял на подворье старшины Нордлинга, специально для таких случаев. Гостей то в град хватало — со всех концов Державы гости торговые стремились в град викингов, поскольку так, как делали рыбу норги, никто не умел!.. Домик Дару понравился. Пусть небольшой, но уютный, тёплый. Камин в углу устроен, но по летнему времени не топлен. Дрова да растопка уложены аккуратно. Лишь искру выбить — сразу вспыхнет. Лежанка большая, широкая. Почитай, на половину дома устроена. Мехов на ней драгоценных гора лежит. Не ценят норги мягкое золото. Неохотно берут. Запалил парень светильник, маслом заправленный. Завесил оконце полотенцем специальным, разделся, верхнюю одёжу аккуратно сложил, забрался на лежанку, раскинулся привольно, руки за голову забросил, отдыхает. Уже глаза сами закрываться начали, да вспомнил, что лампу потушить бы надобно. Поднялся, а тут и по малой нужде захотелось. Ничего не поделаешь — удобства во дворе устроены. Вернулся — вроде меха постельные взъерошены. Ну, может и показалось. Что на такую мелочь внимание обращать? Дунул на огонёк трепещущий, сразу стемнело. Но не совсем — лето ведь. Ночи светлые, да короткие… Нырнул на лежанку и едва изумлённый возглас удержал — навстречу ему горячие объятия открылись, девичьи руки ласковые. И опомниться не успел, как прижалось к нему тело мягкое, и, как понял он, молодое, да стройное. Грудь высокая, упругая в полумраке белеет. Волосы длинные распущенны, тоже светлым отливают, и громадные глаза светятся. Хотел было гостью незваную прогнать, да то ли пиво доброе слегка разум затуманило, то ли луна громадная свои чары навела… То, что эта дева к хозяйкам Нордлинга отношения не имеет, сразу сообразил. Те невысокие, плотные, в возрасте. А тут… Что молодая — сразу понял. Кожа упругая, нежная, аромат от девы чистый, и — свой. Он такого запаха в доме и не чуял. Значит, хозяина дома, если утешится гость с незнакомкой, не обидит… И… Половину ночи он глаз не сомкнул, под утро лишь оба измотанные задремали. А потом сон совсем разошёлся, и уснул Дар крепко. Когда проснулся — никого рядом не было. И спросить то кого, не знает… День ходил по городу, высматривал свою гостью ночную — да разве узнаешь? Вот руки помнят. Губы помнят. Тело помнит… А разум — нет. И глаза тоже… Попросил у старшины разрешения ещё день гостем побыть. Тот рад-радёшенек. Скучно ведь, если честно. А тут и вести новые, и собеседник уважительный. И не потому, что какую то выгоду получить хочет, а просто приехал, посмотреть на их житьё бытьё. Как устроились, всем ли довольны… Вечером в шашки-тавлеи играли, всё по честному. А ночь опять сумасшедшей была. Но как не пытался Дар у девы ночной хотя бы имя узнать, отмалчивалась та, но была страстной и нежной… А на третью ночь не пришла, как не ждал её парень… И пришлось ему несолоно хлебавши в Славгород возвращаться…

Глава 18

…Гуляла Держава от Полудня до Полуночи. Свершилось! Княгиня Ольми подарила наследника князю! И веселился народ и в Славгороде, и в обоих Торжках, и в Жарком граде. И в Чинчайсуйу, Кольасуйу, Антисуйу, Кунтисуйу — всех четырёх пределах Империи. Рожала княгиня в Куско — столице Тауантинсуйу. На счастье лёгким было появление наследника на свет, благо пришлось событие на раннее утро, а уже вечером Ольми, на диво похорошевшая, принимала гостей. Теперь окончательно слились славы и инки в единении, и богатела и развивалась Единая Империя не по дням, а по часам. Строились дороги, росли грады новые, возникали рудники и мастерские величественные, с тысячами работников. От края до края Империи прокладывалась огромная дорога, по которой двенадцать всадников на турах в полном вооружении проехать смогут бок о бок. Возводились мосты, пересекавшие пропасти и реки, засыпались болота, строились станции почтовые в нужных местах. Шли охочие люди в разведку, наносили на пергамент окрестности и очертания берегов, налаживали отношения с племенами местными, учили их земледелию, строительству и прочим наукам. Огромную школу построили в Славгороде, где обучались дети всех племён и народов Империи. Такую же — в Куско. Возвели обсерватории, для наблюдения за звёздами, огнём и мечом прошли отряды славов и инков по Мокрым лесам, выкорчёвывая остатки майя-людоедов, искореняя последние рассадники зла. Росла армия. У инков была великолепно отработанная система администрирования. И славы не посчитали зазорным использовать такую государственную машину, разве что перевели записи с узелкового письма на привычный им пергамент. И богатели люди, и росли стада, и благодарили граждане Империи Троицу Жизни, которую каждый из них собственными глазами видел. Вроде и времени всего лишь год неполный прошёл, а сколько нового в каждом уголке! Почта появилась. Зачем теперь искать попутного купца или другую оказию, если принёс своё послание на любую станцию императорской дороги, и быстрые гонцы твоё письмо доставят куда нужно? А добрая весть из дома многого стоит… Росла и армия: здесь уже славы командовали, потому что огненный бой их изобретение. Формировались отряды пешцов, тяжёлых огнебоев, конницы на турах и на обычных лошадях. И новое появилось — предки Ольми ведь не просто со звёзд явились. Только вот за долгие годы в этом мире, именуемым Землёй, растеряли они почти все знания, но две вещи она смогла передать. Первое — станок металлообрабатывающий с поддержкой резца. Второе — поведала она Малху Бренданову про паровой двигатель. Потомок ирландца сразу суть уловил, и тогда пошли у него, наконец, дела на лад. Что такое станок с поддержкой? Раньше как работали? Зажималась болванка, из которой изделие делают, в станок. Затем начинают её вращать. А то, чем металл обрабатывают, резец, в руке мастера зажат. Оно понятно, масло там резать, или мясо, хлеб, ещё что мягкое. Свинец, медь, серебро или злато — они то металлы, можно сказать, мягкие. Ещё удержать инструмент можно. Да и то — недолго. Ведь сила нужна огромная, чтобы преодолеть сопротивление болванки. И передвигать резец руками приходится. На глазок. Где уж тут точно деталь обработаешь? Потому и разнится одно и тоже изделие, даже если один человек ту работу делал. Ведь на глаз он свой инструмент передвигал. Ну а уж если начинается сталь обрабатываться — тут вообще всему конец. Славы наловчились такие сплавы варить, что ни один резец не берёт. И сил у мастера на обработку просто не находилось… А тут вроде всё просто — два винта. На них гайка большая. И зажат резец намертво в той гайке, и передвигается эта гайка вращением вала. Вдоль болванки. И в глубину её. На валу метки нанесли. И теперь таким станком можно одну и ту же деталь не один раз сделать, а множество. И каждая будет абсолютно одинаковой. То есть — один размер хоть у трёх штук, хоть у тысячи. Получается, что раскрыла княгиня Ольми секрет стандартизации и массовости в производстве… И теперь можно весь процесс изготовления изделия на части разбить. Дать каждому мастеру лишь одну операцию изготовления. Следовательно — увеличить скорость работы во много раз. Использовать более прочные металлы и методы их обработки. А на основе такого станка и сверлильный сделать. А значит, и стволы обрабатывать можно цельные, а не сварные. И это — огромный шаг вперёд…

…Второй же подарок был не менее важен, чем первый. Ибо сколь не мучался Малх с паровыми двигателями — ничего у него не выходило. И пар напрямую в воду гнали по трубе, и турбину Герона пробовали — бесполезно. Пока малая модель изготовлена вроде всё отлично, всё работает. Как начинают в натуральную величину строить, не модель, а сам корабль — всё. Конец. Стоит мёртвым грузом такая игрушка, деньги на ветер выброшенные. Но только вот сама себя с места еле сдвигает. Не говоря уж о том, чтобы грузы или людей перевозить. Взяла Ольми перо гусиное, да начертила на листе пергамента простой чертёж. Как глянул Малх, так и хлопнул себя по лбу, назвался дубиной стоеросовой, умчался в Рудничную слободу. И как раз к родам наследника похвастался, что первый такой двигатель к знаменательному событию изготовил. Так мало того, что построил, так ещё и в один из корпусов, что были приготовлены для прежних паровиков, поставил, и тот пошёл, да ещё как пошёл! Два цилиндра, устройство для отсечения влаги в паре, котёл с трубками для получения пара, массивный маховик. Ещё — топка и много угля. И по Великому Первому Озеру двинулся первый пароход, дымя трубой и распугивая птиц своим пыхтением и шумом. А дальше, как говорится, было делом техники. Усовершенствовать способы изготовления деталей, разработать более эффективные передачи движения, но самым главным было то, что работоспособность парового двигателя не вызывала сомнений…

Было и ещё кое-что, чего славы даже представить себе не могли, и, конечно, первым эту вещь использовали опять же военные — воздухоплавание. Издавна жители долины Наска использовали при создании своих картин, специальных знаков для пришельцев из космоса, воздушные шары. Выглядел их летательный аппарат, правда, не шаром, а кубом. Внизу разжигался костёр, дым от которого поступал внутрь сшитой из особой ткани оболочки. Та поначалу пропускала горячий воздух, но когда копоть забивала поры, куб начинал надуваться, и вскоре возносил под небеса корзину с человеком в ней. Пассажир время от времени, когда воздух начинал остывать, сжигал пучки соломы, подогревая воздух вновь, и, наконец, опускался на землю. И теперь армия Империи впервые в мире образовала воздухоплавательные отряды наблюдателей, которые очень хорошо показали себя во время войны против майя, которая всё продолжалась и продолжалась…

Ещё прибыли первые поселенцы от тамплиеров. Те самые славяне, выкупленные на рабских рынках. Поначалу из расселили по городам и деревням, среди простых славов, но когда те вдруг массово начали вести агитацию против Старых Богов, особенно, Троицы Жизни, то ничем хорошим для новичков это не кончилось. После того как особо рьяным намяли бока, да поступило множество жалоб от людей, князь признал, что идея поселить христиан среди славов потерпела крах, и потому принял прямо противоположное решение — собрать их всех вместе и устроить на Фронтире. Границе между Мокрыми лесами, где обитали людоеды, и прочими землями славов. Пусть молятся своему Распятому, глядишь, майя их есть будет приятнее… Ну а Дар занимался Тайным Приказом — готовил новых разведчиков в Европу, обучал их языку, ставил произношение, преподавал нравы и обычаи. Так пролетела зима, наступила весна, близилось лето. Пора было исполнять обещание, и в один из жарких дней Травеня[57], он, оседлав коня, отправился в Торжок, откуда должен был на купеческом корабле добраться до Нордланда, где оставался Марк Мауберг. Как надеялся молодой воин, за прошедшие десять месяцев мальчик должен был изучить язык славов, отъестся и окрепнуть, да и от веры в Распятого отказаться в пользу Троицы. Путь занял две недели, и вот, спустя четырнадцать дней плавания на грузовом двулоднике, подгоняемом быстрым попутным течением, Дар вновь увидел причалы города викингов… Старшина града встретил парня с радостью, запомнился тот ему лишь хорошим, да тут ещё и обещание сдержал, явился за мальчишкой безродным. Значит, слово своё держит. Марк тоже оправдал доверие слава и надежды своего родного отца. На державном языке говорил уже бойко, только акцент выдавал его иное происхождение. Сильно подрос, и уже ничем не выдавал того бледного, измученного постами и молитвами мальчугана, каким его впервые увидел парень на когге. Румянец на щеках, чистая одежда, смелый взгляд. И учителя хвалят — смышлёный, всё на лету усваивает. Словом, всё было, как и рассчитывал воин. Довольный, хлопнул мальчишку по плечу, взвихрил шевелюру, велел собираться в путь-дорогу. Завтра — послезавтра отправятся в центр Державы, на новое место жительства. И будет учиться малец в военной слободе, где будущих командиров и воевод готовят. Заблестели глаза у мальчишки, поблагодарил Дара, Свена-старшину, умчался. Ну а там как принято — баня, ужин, беседа за холодным пивом… Неспешные разговоры, степенное поведение. Дар, по уже укоренившейся привычке наблюдал за собеседником, анализировал вроде бы случайные слова, складывая для себя картину жизни в небольшой колонии норгов. Та процветает. Вон как у старшины в доме богато. И жёны его одеты, словно на праздник. Да и те из жителей, что ему попадались, тоже справно выглядят. Улицы чистые, дома ухоженные. Жаль только, что в основном девицы да жёнки. Мужчин то, почитай, и нет. Попался ему отрок шестнадцати лет, идёт гордо, важно, а по бокам за руки уцепившись, две жёнки. И не просто девицы — а жёны! Две! Хоть и старше юного супруга, да зато законные! И тоже гордость на лицах написана…

…- А ещё у нас Льот Свандерберг родила месяц назад. От кого, правда, неведомо. Но справный парнишка у неё! Крепкий, здоровый!

Щёлк! Словно что-то вспыхнуло в мозгу Дара. Но сумел безразличным тоном поинтересоваться:

— А вообще много у вас младенцев за это время родилось?

Староста погрустнел:

— Четверо всего. Мужчин то у нас… Просто горе. Да ещё шестеро на сносях.

— Ну а чем эта Льот так интересна, что родила? Значит, муж у неё любящий.

— Да нет у неё мужа. Одна живёт, и ни с кем никогда не встречалась. Она вообще не в граде обитает, а на выселках, что в полудне пути отсюда. Видать, кого и приветила знахарка…

Снова — щёлк! Знахарка — лекарка. Потому и живёт отдельно от города. Может… Стукнуло сердце быстрее…

— Слыхал я разные байки про ваших Знающих… Как бы мне до неё доехать, да полюбопытствовать насчёт кое-чего?

Свен мгновенно нахмурился — его благодушие как рукой сняло:

— Если из праздного любопытства едешь, то не стоит. Льот у нас с норовом, и можешь жестоко поплатиться за нескромность. Ну а если обидишь — пеняй на себя…

— Не обижу. Друг у меня остался там…

Махнул Дар в сторону оставшейся за тысячи вёрст Европы.

— Может, что скажет мне о нём? Отец Марка.

Староста отошёл от гнева — раз такое дело… Дружба, всё-таки дело святое. Буркнул:

— Утром дорогу покажу…

Всю ночь Дар на лежанке в доме гостевом проворочался, не в силах вытерпеть. Она или не она?! Едва не приплясывал от нетерпения за столом, глядя, как неспешно викинг уминает фориколь[58], наконец, не выдержал:

— Марку скажите, что завтра в путь отправимся. Как раз купец, что меня привёз, и отходит. Со знакомым и возвращаться приятнее.

— Передам. Да и Гудрид легче будет, чай, прикипела за зиму к мальчишке. Он ей — что родной.

— Так пусть родным и будет. Обещаю, что как отдых от учёбы воинской будет — станет ездить к ней на побывку, коли не против та.

— Конечно, не против! Будь уверен…

…Натоптанная тропинка вилась среди бронзовых сосен, поднимаясь и опускаясь по склонам, пересекая ручьи и мелкие речушки. Хорошее место себе норги выбрали для житья! Наверняка свои края родные им эти горы напоминают… Пахнуло дымом. Хорошим таким. Мирным. Смолистый горьковатый запах сосновых поленьев, горящих в очаге. Выехал на поляну, где красовалась торчащая из земли крыша. Ничем на дом славов и тех норгов, что в городе живут, не похожая. Тёсаные толстые доски, торчащие из дёрна. Видать, в таких они у себя жили. Внутрь ступеньки земляные ведут, досками подпёртые. Большущая поленница дров аккуратно сложена под навесом. Но… Мужчины здесь явно нет. Постоянного. Видно, из града просители приходят, вот и отрабатывают. Столбы, промеж которых верёвки натянуты, на которых… Пелёнки сушатся… Сарай на сваях под продукты… Ещё один, где вялится баранина на ветру. Спрыгнул с коня, что дал ему Свен, привязал к дереву. Спустился вниз по ступенькам, постучал в двери. Не ответили ему. Снова постучал — молчат. Может, нет никого? Посмотреть? Толкнул сбитое из толстых плах полотнище — оно скрипнуло. Да открылось, показав сени. Дальше не стал заходить. Поднялся вновь наверх, присел на лежащее рядом с крышей бревно. Внизу озеро блестит. Кажется ему, или нет? Поднимается кто-то от него вроде бы… Она или не она? Через некоторое время рассмотрел крест-накрест повязанный платок через грудь, и головку младенца. В руках девы — лохань с бельём. Постирушки ходила устраивать знахарка. Та поближе подошла, увидела коня, но, видать, узнала животину. Как-никак, самого Свена жеребец, щедр старшина к гостю… Значит, хоть и чужой сидит, но явно из знакомцев. Подошла, прищурилась чуток — Дар то против солнышка сидел, рукой от солнца прикрылась, и ахнула — метнулся парень ей навстречу, лохань тяжёлую из рук выхватил, да на землю поставил. Потом поклонился, выпрямился: