Красно Солнышко 2

Необычные глаза пронизывали насквозь, заставляли раскрыться, но Алекс промолчал, и Соколов махнул рукой.

— Отдайте девчонку.

Воины сдёрнули с шеи приведённой ошейник, обозначающий рабство, толкнули к послу. Тот вскочил, низко склонился перед девицей, та надменно вскинула прекрасную головку. Фон Гейер стиснул зубы, но сдержался. Да и его пленница уцепилась за его руку, благоразумно прячась за спиной слава. Потом князь, вновь усмехнувшись, сделал изгоняющий жест, затем произнёс:

— Уходите.

Посол чуть склонил голову, став при этом удивительно похожим на лесного чуда, живущего в Империи и давно одомашненного. Князь повторил, но тут вчерашняя рабыня вдруг выступила вперёд, показала один палец, и на ломаном языке славов произнесла:

— Зяв — тря.

— Ого! Ладно. Один…

Показал тоже ей палец.

— …День даю.

Девица вдруг склонила перед ним голову, снова промолвила:

— Зяв-тря. Идти. Дом.

Дар неожиданно ласково улыбнулся ей:

— Умница. Хорошо. Сегодня оставайтесь, завтра уходите.

Она вновь поклонилась князю, потом выпрямилась, и… Алекса обожгло — ещё никто никогда не смотрел на него с такой ненавистью. Он стал её личным врагом? Внезапно его затопила какая то злость, забурлила внутри, и ответный взгляд бывшего рыцаря был холоден и спокоен. Так смотрят на труп уже убитого врага воины, привычные к войне…

Глава 27

…Прошло две недели. Как и обещал Лок, он переговорил с князем насчёт того, чтобы перевести Алекса под свою руку. Теперь и бывший рыцарь ходил в белой одежде, со значком тайника на стоячем воротнике. Единственное, на его рубахе были алые обшлага, что говорило об отсутствии дара ясновидца. Впрочем, тайники занимались не только чтением человеческих душ. По сути говоря, выражаясь современным языком, их ведомство являлось войсковой разведкой. И тут таланты фон Гейера пригодились, и очень сильно. Разъезды докладывали информацию, он анализировал, делал свои выводы, проверял и перепроверял некоторые неясные моменты, и, наконец, выносил свой решение. К собственному удивлению, его прогнозы сбывались почти всегда. Лишь пару раз он ошибся, но настолько мало, что эти случаи можно было спокойно записать, как верные. Жил он теперь в отдельной палатке, как и все, кто служил в тайниках. Это было не привилегией, а необходимостью, потому что дар, которым обладали большинство из них, не терпел больших скоплений людей, и отдельное жильё помогало отдыху и восстановлению организма. Что касается захваченной шпионки, то Алексу рассказали много интересного, происходившего с момента появления славов в Ниппонии, но неизвестного основной массе воинов. Так что рыцарь не раз чесал свой затылок, глядя на свою пленницу, которая так и осталась при нём. Против ожидания, та вела себя настолько покорно и послушно, что у него невольно закрадывались подозрения на её счёт. И не раз, но, увы, подтвердить он их не мог. Да и тайники, обладающие даром чтения душ, выслушав его сомнения и взглянув на ниппонку, только посмеивались, да предлагали ему не заморачиваться глупыми вещами, а смотреть на жизнь проще. Девушка же встречала своего хозяина, возвращавшегося вечером домой, почтительным поклоном, торопливо накрывала стол, мыла посуду, и даже стирала ему одежду. Словом, вела себя как послушная рабыня или служанка. Спала она на специально изготовленной под её рост небольшой лежанке. Впрочем, памятуя, как терпеливы люди, фон Гейер не расслаблялся и не терял бдительности в отношении её. Воины, поначалу косившиеся в её сторону, уже привыкли, когда гибкая тоненькая фигурка выскакивала из его палатки, спеша за водой к реке, либо на кухню, где ей выдавали порцию её хозяина. Да и саму не обижали. Насчёт приставаний к ней, как к женщине — даже и речи не было. Во-первых, среди славов такого не водилось от роду. Во-вторых — как-никак, собственность их товарища. Зачем чужое брать? Так что пользовалась пленница относительной свободой, по сравнению с прочими взятыми в рабство желтокожими. Были, конечно, места, куда ей вход был категорически запрещён, но вообще она обладала относительной свободой, и задумай девушка сбежать, сделала бы это без труда. Но она оставалась в лагере, и, похоже, добровольно. А фон Гейеру как то уже и начинало входить в привычку слышать её звонкий голосок, когда она садилась за стол:

— Иттадакимас[85]!

Но дни шли за днями, и славы с нетерпением ожидали дня, когда громадные транспортники, построенные по образцу озёрных барж Империи, вернутся с подкреплением, и начнётся, наконец, продолжение похода. Да и уехавшие послы больше не возвращались, а что они донесли своим вождям, было неизвестно, да и непонятно. Прошло полтора месяца, когда неожиданно вернулся разъезд, привёзший невысокого коренастого японца, находящегося в сильном возбуждении. Тот размахивал руками, показывал в сторону гор, непрерывно что-то говоря на своём языке, и в отчаянии хватавшегося за бритые виски, когда видел, что его не понимают. Наконец у карлика хватило ума показать на воинов, обступивших его, на лошадей, и тогда славы сообразили — дождались… Правда, не своих. На них надвигалась армия владыки Ниппонии, в спешке собранная тем со всех краёв своей земли… Высланные срочно разведчики вернувшись, доложили, что ниппонец не солгал — действительно в дне пути движется огромная масса людей, всадников и повозок… Доброжелателя накормили, отвели к остальным, которые находились среди славов. Впрочем, лагеря рабов больше не было. Всех давно отпустили по домам, и все вернулись в город. Зато каждое утро из Эдо являлась толпа желающих заработать, поскольку славы платили не просто щедро, а по-царски по нынешним временам — едой. Причём, ни разу не было ни попыток саботажа, ни случаев вредительства. И вот — первая ласточка, когда сами ниппонцы предупредили своих завоевателей о том, что на них надвигается враг. Воины их государства…

В шатре князя шло совещание. Все были озабочены не на шутку. И вовсе не тем, что на славов надвигается целая туча народа. Вовсе нет. Люди пытались понять, почему желтокожий предупредил своих врагов? Так и не придя ни к какому выводу, разошлись. Ведь все вопросы обороны были решены ещё при высадке. С моря прикрывали четыре боевых двулодника. Со стороны суши — укреплённый лагерь, обнесённый валом, частоколом и рвом. Осадой брать укрепление было бесполезно — запасы пищи в лагере имелись на год ведения боевых действий. С водой тоже проблем не имелось: были прокопаны тайные подводные ходы, по которым вода из реки попадала в лагерные колодцы. Так что у желтокожих был единственный выход — штурм, или битва. Правда, количество смущало: по всем прикидкам на пятьдесят тысяч славов надвигалось не менее ста тридцати — ста пятидесяти тысяч воинов противника. Хотя если и они такие же, как те, что попытались помешать высадке, то… Их вождю, пожалуй, нужно собирать армию не меньше чем в миллион воинов, чтобы хоть как то навредить славам… Ну, хоть какое то движение со стороны желтокожих, а то полтора месяца просидели возле Эдо, как на отдыхе. Уже и пленников-рабов отпустили по домам, и в сам город ходим, как обычные люди. Там и перекусить можно, и с женщиной ночь провести, и вина рисового выпить. Главное — плати, не обижай, и веди себя нормально. Даже бани работают. Только на их, карликовый манер. Словом, как Соколов понимал, жители Эдо для себя выбор сделали. Не все, естественно, но те, кто не захотел — ушли. Таких не задерживали. Зато на их место пришли иные, из других мест. Так что… В спину, пожалуй, не ударят. Во всяком случае, он, князь, так думает. Да и невозможно это: за спиной — океан и корабли. А спереди — поле. И огнебои. Но самое главное — воины. Славы!..

…- К бою!

Грохнул барабан войны. Провыли рога. Свистнули флейты. Без спешки, без суеты, без заминок. Всё отработано уже не раз, и воины спокойно занимают свои места в строю. Волнуются лишь кони и туры. Люди спокойны. Они уже победили, хотя сражение и не начиналось. Духовно. Ибо не видят перед собой противников. Желтокожих карликов считать за врага? Просто смешно… Ворота готовы в любой момент раскрыться и выплеснуть смертоносные жала пешцов и всадников. За частоколом, опоясывающим вершину вала спрятались стрельцы с ручными огнебоями. Внизу, на плотно утрамбованных и выложенных тёсаными брёвнами площадках — крепостные огнебои, задравшие свои хоботы. На площадках и башенках, выросших вдоль вала — армейские орудия. Калибр поменьше, да скорострельность повыше. Алекс на привычном месте — в личной сотне князя. Тот вновь в доспехах, а на лице, ещё не спрятанном под стальной маской играет полуулыбка, выдающая облегчение. Воистину, нет ничего хуже ожидания и незнания. Далеко-далеко отсюда видна спускающаяся с гор лента. Разноцветная, испускающая клубы пыли. Армия желтокожих. Будущие мертвецы. Тевтону даже жаль их. Идут, чтобы умереть. Но их много. И вроде бы война для них справедлива, в отличие от славов. Карлики пришли защищать свою землю. Империя — завоевать её. Так что моральное преимущество вроде бы на стороне тех, кто испокон веков жил на этих островах. Только вот жили они… Как бы сказать… Явно, не очень хорошо. Малы ростом, хилы. Поля — крошечные. Дома — бумажные… Стоп. Хватит. Не о том думаю сейчас… Первые отряды войск желтокожих входят в Эдо… Что такое?! Они там ума лишились?! Дар оторвал от глаз дальнозоркую трубу, торопливо дыхнул, протёр тряпицей, снова вжал в глаз… От города к лагерю спешили, спотыкаясь, падая, опять поднимаясь и торопясь изо всех сил люди. Куда? Почему? Зачем? Воевода ничего не понимал. Ведь вроде к ним идут свои… Так сказать, освобождают?.. Непонимание длилось до той поры, пока из города не вырвался отряд всадников в лакированных доспехах, за которым, потрясая мечами, неслась орда пеших воинов с небольшими флажками за спиной. Замах, удар! Падает на землю пробитый копьём беглец, валится рядом с ним рассечённая на две части женщина. Потрясает отрубленной детской головой один из флажконосцев. А люди бегут, и их догоняют. Убивают. Без всякой пощады. Тщательно и деловито…

— Княже! Смотри, что творят, звери!

Рядом вдруг возник Алекс, со своей меткой тайника. Дар скрежетнул зубами:

— Что скажешь?

— Это их обычай. Потому и прибежал к нам желтокожий упредить. А мы не поняли.

— Поняли. Открыть ворота. Пешцы — вперёд стеной. Конники — перерезать дорогу врагу. Пусть люди бегут к нам. Но в лагерь их не впускать — на пристань ведите. Пусть народ корабли прикроют. Савва! Всеволод! Всё понятно?

Командиры кивнули, разворачиваясь к своим подчинённым.

— Шо-ха!

— Сделаю, вождь!

Такой же с виду слав, как и прочие, только в шлеме, украшенном перьями попугая, скатился с вышки, на которой стояли командиры. Миг, который заставил Дара скрежетать зубами, и ворота укреплённого лагеря распахиваются, выплёскивая оттуда матово стальные языки воинов… Кони с места берут в карьер, разгоняются. Нарастает их топот. Жаль, всего их ничего — тысяча. Да сотня княжья. В резерве. Есть ещё тысяча боевых туров, но это уже на самый крайний случай. Хотя он, пожалуй, сейчас и настал. Но… Нет. Для другого сгодится. Засвистели флейты, и под их ритм, привычно высоко взбрасывая ноги, устремились вперёд быстроногие воины Таиуантисуйю в рядах славов. Такие же доспехи, только полегче, короткие стальные луки, мечи. Только вот бегают намного быстрее славов. Хотя дерутся так же свирепо. И, последними — тяжёлые пешцы. Щитоносцы, копейщики, секироносцы. Грохочет яростно Барабан Войны. Гремит, наполняя рокотом всё вокруг. Воют со скрежетом огромные рога, рвут уши призывом. И… Взлетает вдруг чёрный стяг над вышкой, где находится князь-воевода. Страшно то знамя. И не приведи кому увидеть его на поле боя. Значит цвет такого знамени одно — пленных не брать. И до сей поры поднималось оно лишь в Мокрых Лесах, когда бились с людоедами. Здесь и сейчас Соколов решил так же — те, кто убивает своих, лишь за то, что попали те под руку славов, даже на время, недостойны считаться честными врагами. Они — гады[86] ядовитые, насекомые вредные…

…Вылетели из-за холмов огромные всадники, закованные в сталь, с ходу врубились в благородных конников Страны Восходящего Солнца. Полетели на землю рассечённые тела, укрытые драгоценными лакированными доспехами лучшей кожи. Покатились кувырком сбитые мелкие кони, сметённые нагрудной острой бляхой жеребцов кипчакской породы, с визгом посыпались на землю флажконосцы. Только что они наслаждались избиением беззащитных горожан, которые прислуживали врагу, почему и заслужили кару. Да и к тому же, уничтожить тех, кто кормит и обслуживает врага, разве не ослабить его? В Империи Восходящего Солнца испокон веков принято убивать крестьян, вытаптывать поля, сжигать города, если ты не можешь удержать их… Ширх! Со свистом врезается длинный узкий клинок в кожу доспеха, взрывается прорезь алым багрянцем брызг крови. Шипастая рука подхватывает застывшего в ужасе малыша и бросает перед собой, прикрывая щитом. Разлетаются в щепки две стрелы, тут же бьющие в круглый диск. Сразу трое славов бросаются вперёд, прикрывая товарища, и… Бах! Бах! Бах! Они разряжают свои огнебои, которые торчат из седельных кобур почти в упор, вынося противостоящих им всадников из сёдел, тут же перехватывают копья. Страшной силы удар пробивает противника насквозь, тот кричит, насаженный на острие, словно жук на булавку, машет в ужасе руками и ногами, позабыв обо всём, а славы прорезают узкую полоску пехотинцев, занятых избиением кучки беженцев. Те, в свою очередь, не стоят на месте, покорно подставив голову, а машут мечами, защищая кого-то в своей массе… Дар усмехнулся. Это было так неожиданно, что Алекс удивился не на шутку — там резня, а князь… Воевода толкнул тайника в плечо:

— Давай бегом вниз, и к той толпе, где наши дерутся. Они кого-то защищают. Очень важного. Нужно спасти этого карлика. Бери десяток, и вперёд.

— Понял!

Прыгнул к шесту, который брошен вниз. Скользнул на землю с десятисаженной высоты, только перчатки взвизгнули и задымились.

— За мной! Приказ князя!

…Рванули. Навстречу — бегущие желтокожие, с искажёнными ужасом лицами. Мужчины, женщины, дети, старики. Некоторые тащат на спинах имущество. Глупцы. Сейчас не тряпки да побрякушки спасать нужно. Себя. Под рукой Империи бедных не бывает! Только вот откуда вам это знать?.. А наших оттеснили. Лишь трое дерутся вместе с жёлтыми. Враги словно озверели — так и бросаются на ту кучку карлов, что своими телами защищают небольшие носилки. И их всё больше и больше… Эх! Левая рука выхватывает огнебой из седельной кобуры — бах! Попал! Теперь меч… С оттяжкой, от души! И сносит могучий жеребец маленького тощего конька, на котором сидит расплывшаяся туша. Удивительно жирный для ниппонца попался. Еле кожа доспехов на нём сходится. Томагавк, кстати, хорошая вещь, врезается в уродливую маску второго всадника… Что за… За луку седла цепляется закутанная в серую тряпку крошечная рука, хватается вторая, и вбрасывает вперёд уже виденное ранее тело ниппонского шпиона. Но рука в шипастой перчатке уже выхватывает узкий клинок ножа, чуть отходит назад. И… Вовремя успевает остановится — мать моя женщина… Да что же творится на белом свете?! Из-под повязки, прикрывающей лицо, смотрят с мольбой на тевтона знакомые чёрные раскосые глаза.

— Назад садись, дура! Назад!!!

Ни о чём не заботясь, выдёргивает её в воздух левой рукой, бросает позади себя. Сообразила? В грудь бьёт стрела, разлетаясь на куски — толстая пластина булата так легко не пробьётся тоненькой деревяшкой с наконечником из болотного железа. Твою же…Перебросил за себя щит — у этой дурочки ведь никакой защиты! Пусть хоть круглый щит всадника прикроет её!.. Раз! Взмывает вверх клинок, скидывая с головы рассечённую круглую шляпу. Проходя снизу, клинок рассёк череп, прошёл через нос и лобную кость. И тут же петля с оттягом, самым краем только дотянулся до всадника, но и этого хватило, чтобы тот завопил, хватаясь за то место, где только что была его нога… Десяток Алекса идёт клином, прикрывая своего командира с флангов. Рубят сплошную массу желтокожих флажконосцев, которые стремительно тают под их мечами. Успеют ли они?.. Чуть развернувшись, снёс острия двух пик с мечевидными наконечниками, которые, было, устремились ему в лицо. Жеребец дико заржал, рванул кого-то зубами, ударил копытами. Зацепили?! Нет. Хвала Богам Троицы Жизни! Просто и конь вступил в битву. Ширх! Раззудись плечо! Размахнись рука! А ну, наддай, ребятушки! Наддай!.. Пробились! Защищающих паланкин карликов осталось всего ничего, да наших трое ещё.