Красное самоубийство

Главное было в том, что слава Чкалова обрела огромную материальную силу. Кто подсчитает, сколько десятков тысяч юношей пошли по его стопам и сели за штурвал боевого самолета. Недаром Александр Покрышкин, трижды Герой Советского Союза, вспоминал: «Мне еще не было и двадцати лет, когда Валерий Павлович Чкалов уже развернул свои крылья в полете. Я еще только мечтал учиться на летчика, помню, пришел в авиационную школу... “Тебе обязательно надо быть летчиком, – говорит мне начальник, – и, вероятно, таким, как Чкалов?” – “Обязательно”, – угрюмо ответил я. “Что мне с вами делать? – усмехнулся начальник. – Все хотят быть Чкаловым”».

И в самом деле, еще до войны появилось немало других героев-летчиков, тоже необычных, ярких личностей, красивых душой и телом. Вслед за Чкаловым таким всенародным любимцем стал Анатолий Серов, он был на шесть лет моложе Чкалова и вспоминал, что еще в летней школе в его жизнь «вошла легенда о человеке с сердцем орла и умом ученого». Серов говорил: «Факты из его жизни представали перед нами, неоперившимися птенцами, как подлинные чудеса... Его пример воспламенял нас, молодых авиаторов, открывал перед нами увлекательные перспективы, вызывал желание учиться у него, подражать ему... Величие и обаяние Чкалова давно уже пленили нас, молодых летчиков. Я и мои товарищи летчики-истребители росли и формировались под влиянием Чкалова».

На пропаганду такого рода, можно сказать, романтического милитаризма среди самых широких масс тогда были направлены неисчерпаемые силы официальной власти. Так, в Москве, на Тушинском аэродроме ежегодно устраивались так называемые воздушные парады, на которые я регулярно ходил с отцом. Я был свидетелем виртуозных номеров, которые проделывала в небе ведомая Серовым пятерка истребителей. Их мастерство казалось просто фантастическим. Эффектно окрашенные в светло-вишневый цвет, пять стальных птиц неожиданно появлялись в небе перед тобой и прямо над твоей головой, словно привязанные друг к другу, проносились так низко, что, казалось, от ревущих моторов содрогалась земля. Потом Серов оставался в небе один и начинал демонстрировать воздушную акробатику. Он стремительно взмывал ввысь, камнем падал вниз, едва не коснувшись при этом земли, снова выравнивал самолет, и послушная ему машина кувыркалась, делала петли, ложилась на спину, входила в штопор... А внизу, на траве необъятного поля, десятки тысяч восторженных зрителей в течение нескольких часов были свидетелями захватывающих событий, в которых участвовали сотни самолетов, как военных, так и гражданских. Последние – под управлением рабочих и бухгалтеров, инженеров и студентов из множества аэроклубов, спортивные самолеты под управлением штатских асов, воздушные лайнеры гражданской авиации, бесчисленные вертолеты (их тогда называли автожирами), тяжелые воздушные корабли с прицепом из нескольких планеров, огромные дирижабли, десант парашютистов и даже... бомбардировщики, точно громившие наземные цели...

Не менее эффектные демонстрации могущества нашей авиации (не говоря уже о танках и других наземных войсках) проходили в небе над Красной площадью во время традиционных военных парадов. Я их, разумеется, не пропускал и всегда сопровождал отца, которому было положено там быть. После прохождения войск начинался воздушный парад. Из-за резных башен Исторического музея выплывали и проносились над площадью десятки боевых самолетов. По-моему, одно это уже граничило с риском и дерзостью. Так, в 1931 году во время воздушного парада над Красной площадью были возможны такие вот номера: «Тов. Алкснис, заместитель начальника воздушных сил СССР, пилотирующий один из самолетов, и двое других летчиков делают коллективно “мертвые петли”, “перевороты” и т. п.». Это строки из официального отчета о том параде. Других аналогичных примеров я не припомню.

Но вернемся к нашим героям. Чкалов еще до войны погиб при испытании нового самолета. О его гибели до сих пор ходят разные слухи, уж очень он был необычный, неудобный для тогдашней власти человек! Так же погиб в мирном небе и Серов. А до этого он провел немало успешных воздушных боев над испанской землей, когда там гремела гражданская война, сбил пятнадцать вражеских самолетов. Вместе с ним в том же последнем для него полете погибла известная на весь мир наша летчица Полина Осипенко. В то время приход женщин в авиацию только поощрялся!

Путь в небо вообще был вымощен многими жертвами. Самой большой трагедией была гибель самолета-гиганта «Максим Горький». Для того времени это был действительно гигант! Его восемь моторов поднимали 76 человек (пассажиров и экипаж). Во время воздушных парадов над Красной площадью он всегда летел первым в сопровождении двух истребителей, которые подчеркивали размеры летающего гиганта. Они выглядели пчелками, привязанными к крыльям орла! К несчастью, этот эффектный номер и послужил причиной трагедии. Искусные пилоты обычно так и летали на своих «ястребках» впритирку с «Максимом». В одно роковое воскресенье истребитель сопровождения вдруг решил сделать «бочку» (фигуру высшего пилотажа) вокруг огромного крыла. И... врезался в него. Гигант рухнул на землю. Никто не спасся. Это случилось летом 1935 года на виду у всей столицы. Он делал круги над городом, и за его полетом наблюдали тысячи и тысячи москвичей, в том числе и мы, мальчишки, на нашем дворе. Самолет упал на городской окраине. Во дворе у нас долго обсуждалась нелепая трагедия, и один из моих сверстников, оборванец и сорвиголова, при этом неожиданно выпалил: «Долетались, главки!» Я был поражен такой реакцией на случившееся. Для меня это был, наверное, первый такой разительный пример того, что могут быть совершенно иные точки зрения на вещи, казалось бы, для всех очевидные...

И эту невиданную катастрофу власти тоже приспособили к своей непрекращающейся пропагандистской кампании милитаризма вообще и авиации в частности. После торжественных похорон погибших при гибели «Максима» был брошен лозунг: «Шестнадцать величайших самолетов, построенных на средства, собранные миллионами трудящихся, в ответ на гибель агитсамолета „Максим Горький“! Первый такой самолет-гигант было решено назвать не „Максим Горький“, а „Иосиф Сталин“. Деньги уже начали собирать. Тогда это было делом привычным. Например, ежегодно правительство выпускало так называемые займы, и все были обязаны покупать облигации примерно на сумму, равную месячной зарплате, которая и без того при советской власти всегда была нищенской для подавляющего большинства населения. Но в тот раз дело дальше сборов не пошло. Видимо, сообразили, что шестнадцать таких гигантских агитационных самолетов даже нам не требуются. А собирались назвать первенца новой эскадрильи именем вождя не случайно. Ведь он считался не просто отцом родным всех героев-летчиков и вообще всех других героев, но был самым первым из них! В те годы он уже обожествил свою личность. Сегодня, в XXI веке, большинство россиян не могут себе представить, что такое так называемый культ личности Сталина. Его, конечно, можно сопоставить с Туркменбаши в Туркмении или же с Ким Чен Иром в Северней Корее. Но это будет бледное сравнение. Ведь нужно иметь в виду наше огромное население и территорию, почти тридцатилетнее правление Сталина и вызванные им потрясения во всем мире.

О культе Сталина сказано и написано бесконечно много. Тем не менее ко всему этому можно, наверное, добавить еще одно соображение. Дело в том, что он сам никогда не верил в торжество коммунизма, то есть того самого коммунизма, о котором мечтали многие выдающиеся мыслители разных эпох. Он знал, что с помощью только большевистской демагогии не удастся заманить весь мир в советскую ловушку. Значит, его можно только завоевать, покорить. История учит, что такие замыслы удавались (и то – отчасти) только великим завоевателям, которые при этом обязательно трансформировались в живых богов (например, Чингисхан, Александр Македонский, Наполеон). По тому же пути пошел и Гитлер. Похоже, что это одна из неопровержимых исторических закономерностей, а историю Сталин в семинарии неплохо освоил: обожествляя сам себя, он не просто тешил больное самолюбие, а сознательно готовился к роли всемирного повелителя, в данном случае под красным знаменем мировой революции.

Чтобы по всем правилам науки получить представление об океанской воде, не потребуется даже полного ее стакана. Вот и мы здесь попробуем поступить по такому же рецепту. Из множества характерных признаков культа Сталина вспомним только об одном – славословии в его честь. В тридцатые года прошлого века не знающее никаких пределов возвеличивание вождя хлынуло мощным потоком, лавиной, стало всеобщим (всенародным!) делом. Самая изощренная лесть стала обязательным компонентом искусства и литературы. Вот одна из сотен, тысяч книг («Песни о Сталине», Гослитиздат, 1950 год). Ее авторы – все более или менее известные тогда поэты. Больше, чем монбланы лести, поражает убожество этих виршей, все эти расхожие «родной отец», «орел», «садовник», «солнце» и т. п. Какая-то прямо-таки вопиющая и вопящая о себе неискренность прет из каждой строки. По-моему, достаточно пролистать этот сборник, чтобы получить вполне точное представление о том страшном времени.

Вот пишет один из самых известных русских поэтов и умудряется в нескольких строчках назвать Сталина и «самым большим человеком», и «самым большим полководцем», и «самым бесстрашным и сильным», и «солнцем весенней порою», и «самым любимым и мудрым», и «самым большим садоводом», и «правдой народов» и т. п. Он же пишет в другом своем стихотворении:

В мире нет человекаДороже, роднее.С ним и счастье счастливейИ солнце светлее.

Уверяю, что это написал действительно талантливый человек! А вот стихи другого очень известного поэта, называются они «Садовник»:

Все ему проверить надоВзором пристальным своим,Чтобы каждый корень садаБыл по-своему любим.Он помощников расспросит,Не проник ли вор тайком?Сорняки, где надо, скосит,Даст работу всем кругом.

Это уже не просто удивительные стихи, а страшные... Или еще, все из той же книги, но уже другого автора:

Любимый вождь, отец родной,Громя врагов со всей страной,Ты, Сталин, создал дивный строй.