Красное самоубийство
Шрифт:
Да, именно так писал Чаадаев, но он не был революционером. Он был вольнодумцем. Он был не за революцию, а за эволюцию. В письме своему другу, декабристу И. Якушкину он писал:
«Ах, друг мой, как это попустил Господь совершиться тому, что ты сделал? Как смог Он позволить до такой степени поставить на карту свою судьбу, судьбу великого народа, судьбу своих друзей, и это тебе, тебе, чей ум схватывал тысячу таких предметов, которые едва приоткрываются для других ценой кропотливого учения?.. Вся будущность страны в один прекрасный день была разыграна в кости несколькими молодыми людьми между трубкою и стаканом вина».
Интернационализм с фашистским привкусом
Начавшись в 1938 году, вторая мировая война уже на другой год охватила огромную территорию от Гибралтара до Шанхая, втянув в свой водоворот около трети населения земного шара. Но главные события разворачивались в Европе. За сорок шесть дней Германия повергла к своим ногам несколько стран Западной Европы, включая Францию. Поначалу отношение у нас к этой войне было вполне определенное: «Новую империалистическую
И вдруг!.. 23 августа 1939 года – советско-германский договор о ненападении. И сразу с наших газетных и журнальных страниц как ветром сдуло фашистских «варваров», «людоедов» и «агрессоров». Этим дело не ограничилось. В газетах появились фотографии нацистских руководителей, встречавшихся с нашими... А в сентябре того же года вся наша школа была собрана в физкультурном зале и там нам сообщили, что Красная Армия вступила в пределы Польши, чтобы взять под защиту единокровных украинцев и белорусов в Западной Украине и Западной Белоруссии. До этого Польша была разгромлена Германией. Слушая это сообщение, я впервые в жизни с испугом подумал: «Это – война!» Мне ситуация рисовалась так: мы перешли границу, вошли в чужие земли и, пытаясь защитить украинцев и белорусов, не сегодня-завтра столкнемся с фашистской армией. Но, как известно, этого тогда не произошло.
Осенью 1939 года был подписан советско-германский договор о дружбе и границе между СССР и Германией (после разгрома Польши). Но война все настойчивей стучалась в наши двери. Пришла необычайно суровая зима 1939–40 гг. и принесла с собой финскую войну. В тот год нас часто освобождали от школьных занятий из-за страшных морозов, и еще более страшные слухи распространялись по городу – о наших тяжелейших потерях и военных неудачах. А в самом начале финской войны у нас с улыбкой сравнивали население одного Ленинграда и всей Финляндии. Но война с ней завязла. И обернулась для нас большой кровью. Все же часть Финляндии весной 1940 года отошла к нам. До этого с нами, как тогда говорили, воссоединились Западная Украина и Западная Белоруссия (это была часть бывшей Польши). Кроме того наш флаг был поднят еще и над Бессарабией, Латвией, Литвой и Эстонией. Все это – по тайному сговору с фашистской Германией. Так Сталин делил военную добычу с Гитлером и одновременно как бы начинал свой «революционный» поход на Запад. Такой поворот событий лишний раз подхлестнул давнишние большевистские чаяния о распространении своего господства для начала хотя бы на Европу. За подтверждением этого факта не надо лезть в исторические архивы, достаточно обратиться к нашим тогдашним песням, фильмам, книгам, газетам и журналам. Все они звали в поход, в результате которого мы мгновенно разобьем врага «малой кровью, могучим ударом», да еще на его же территории! Стали очень популярными многочисленные литературные поделки под рубрикой «Эпизоды будущей войны». В них мы быстро, без хлопот и потерь уничтожали врага и одерживали сокрушительные победы. Одной из таких книг стало большое творение Н. Шпанова «Первый удар. Повесть о будущей войне». В ней, в частности, говорилось: «Сегодня, 18 августа, в семнадцать часов крупные соединения германской авиации перелетели советскую границу (книга вышла как раз перед нашим договором о дружбе с Германией – В. Н.). Противник был встречен частями наших воздушных сил. После упорного боя самолеты противника повернули обратно, преследуемые нашими летчиками...» Затем в книге говорится о том, как наша авиация громит объекты врага на его территории в течение первых же часов войны. И далее: «Советская авиация, оберегая Красную Армию от ударов германской авиации, содействовала продвижению Красной Армии через границу...» Ну что тут скажешь?! Остается только удивляться, что вот такое убожество печатали многомиллионными тиражами...
Тем временем надвигалась настоящая война. Хотя, на первый взгляд, мы с Германией ссориться не собирались. Фашистский министр иностранных дел Риббентроп приезжал в Москву, наш Молотов ездил в Берлин, виделся там с Гитлером. Мало этого! Завязалась личная переписка между фюрером и Сталиным. Казалось, что между двумя странами было достигнуто полное понимание. Так, Риббентроп доложил фюреру: «Сталин и Молотов очень милы. Я чувствовал себя как среди старых партийных товарищей». Сталин на встрече с Риббентропом в Кремле заявил: «Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего вождя, поэтому я хотел бы выпить за его здоровье». Присутствовавший при этом немецкий дипломат Г. Хильге написал в своих воспоминаниях:
«Тон Сталина при разговоре о Гитлере и манера, с которой он провозглашал тост за него, позволили сделать заключение, что некоторые черты и действия Гитлера, безусловно, производили на него впечатление... Это восхищение было, по-видимому, взаимным, с той только разницей, что Гитлер не переставал восхищаться Сталиным до последнего момента, в то время как отношение Сталина к Гитлеру после нападения на Советский Союз перешло сначала в жгучую ненависть, а затем в презрение».
Столь быстрые и резкие перемены в советско-германских отношениях ошеломили всех. Вот один только пример. С детства я любил футбол, регулярно ходил на стадион «Динамо», который в дни матчей обычно бывал переполнен, поскольку телевизоров тогда не было. И вот однажды в погожий августовский денек, в разгар очередного футбольного матча, на глазах у десятков
тысяч болельщиков из-за трибуны стадиона выплыл на очень низкой высоте брюхатый и серый в закатном солнце самолет с фашистскими знаками, он прямо над нами шел на посадку на Центральный аэродром, находившийся неподалеку. И стадион замер. Все собравшиеся на нем впервые в жизни видели над собой фашистский самолет. Кто из них мог знать в ту минуту, что Гитлер и Сталин неожиданно договорились между собой и что нацистский министр иностранных дел Риббентроп поспешил прилететь в Москву? Но никто не раскрыл рта. На трибунах ни одного возгласа или недоуменного жеста. Ни одного... Даже в такой ситуации опасно было удивляться, во всяком случае опасно было выражать свои чувства. Фашистский самолет в московском небе переполненный стадион молча проглотил, хотя тогда не было в нашей стране страшнее слова, чем «фашист».Но чем дальше уходило то время, уже после войны, все больше и больше прояснялось, что наш почти двухлетний союз с гитлеровской Германией для властей обеих стран был вполне закономерным. И. не только из тактических соображений, не только потому, что Гитлеру и Сталину еще требовалось время для подготовки к решительной схватке друг с другом. Оказалось, что их временный альянс на самом деле не был столь парадоксальным, как это могло бы показаться. Ни той ни другой стороне насиловать себя не пришлось. Сходство между Гитлером и Сталиным, между их партиями было настолько разительным, что великому немецкому писателю Г. Бёллю оставалось только констатировать: «Коммунизм – это фашизм для бедных». Конфликт между обоими диктаторами заключался в том, что они мешали друг другу на пути к мировому господству.
Как тут не вспомнить о некоем, можно сказать, мистическом родстве между Гитлером и Сталиным, начиная с их раннего детства и кончая их последним вздохом. Происхождение того и другого до сих пор окутано туманом. Отцы обоих будущих диктаторов были пьяницами и тиранами в семье. Отец Сталина, как известно, был сапожником, отец Гитлера тоже одно время занимался этим ремеслом. Обе матери обожали своих сыновей и определили их в церковные школы. Но вместо священников они стали партийными функционерами, быстро убедившись, что этим сомнительным занятием можно неплохо себя обеспечить. Оба остались недоучками и никакой специальностью так и не овладели. Этот перечень роковых совпадений можно продолжать и продолжать, но тогда мы далеко уйдем от нашей темы. Можно только еще упомянуть, что оба умерли, проклиная... евреев. Гитлер сделал это в своем завещании, которое писал в бункере под грохот громивших Берлин советских орудий. А Сталина хватил смертельный удар, когда он готовился приступить к официальному геноциду еврейского населения в СССР (в этом деле у него был уже немалый опыт по отношению к другим советским народам). Нет, недаром Гитлер собирался сделать Сталина чем-то вроде главного надзирателя в России, которую задумал покорить. Сталин тоже отдавал должное своему сопернику, например, восхищался тем, как тот безжалостно и коварно уничтожал своих политических соперников. Оба они в одинаковой степени овладели хитрым искусством создания собственного культа личности, сочинением мифа о своей жизни и деятельности.
Как у Сталина, так и у Гитлера главным средством в борьбе за власть и ее упрочение стала партия. По своей структуре, организации работы, методам и целям обе партии, нацистская и коммунистическая, были похожи, как близнецы. Их руководство находилось на положении небожителей, безраздельно царивших над рядовыми партийцами. Любопытно, что Гитлер оценивал перспективную численность своей партии в 10 процентов от населения страны, примерно так же обстояло дело и в сталинской партии. Оба лидера считали, что щупальца партии должны проникать всюду, во все сферы жизни общества. Партийные решения, спущенные сверху, были законом.
Личный сталинский переводчик В. Бережков в канун Второй мировой войны работал в Берлине в нашем посольстве, не раз встречался с Гитлером и его ближайшими соратниками, он пишет в своих воспоминаниях:
«Мне, работавшему еще в довоенной нацистской Германии, трудно было не заметить, как и там и тут сходными методами возвеличивались Сталин и Гитлер. Те же массовые сборища, тот же пропагандистский угар, то же искусство – помпезное, с заданными параметрами положительного героя, фактически тот же самый „социалистический реализм“... И Гитлер, и Сталин без конца льстили своим народам. Гитлер величал немцев расой господ. Сталин громогласно объявлял советских людей первопроходцами, строителями коммунизма, прокладывавшими новые пути человечеству. А тихонечко, себе в усы, обзывал дураками. Общество было обречено и слышать и говорить только то, что разрешалось. Судьба инакомыслящих была одинаковой – они были упрятаны в лагеря или уничтожены. Ну а те, кто попрактичней, вовремя перестроились. При Гитлере многие коммунисты стали нацистами. Вышли из одной партии и вошли в другую...»
Гитлер приветствовал перебежчиков из коммунистического лагеря, он говорил, что из либерала никогда не получится хорошего нациста, а из коммуниста легко получится. Впоследствии я сам убедился в этой истине, познав ее, можно сказать, от противного. В годы «холодной войны» я не раз бывал в качестве корреспондента как в Западной, так и в Восточной Германии и смог убедиться, что в последней бывшие нацисты прилично устроились, не то что в Западной Германии. То есть подмеченный фюрером процесс там пошел наоборот (но по той же логике!): нацисты перестраивались в коммунистов. Стоило только взглянуть на сохранившуюся в ГДР нацистскую военную форму! Как известно, в Западной Германии нацизм был осужден еще на Нюрнбергском процессе, там за пропаганду фашизма, за искажение правды о правлении фюрера дают тюремный срок, там в ходе денацизации были осуждены десятки тысяч фашистов. А у нас, в России, до сих пор издаются десятки фашистских газетенок, о чем постоянно сообщают наши средства массовой информации. И у нас нет, как и не было, закона против фашизма!