Красное золото

Миша достал карту — одну, типографскую, потому что в моем рукописном творении проку никакого уже не было — прикинул на глаз пройденное расстояние и время, и уверенно сказал:

— Что ж, друзья мои, и Осиноватую и Узловую мы, похоже, благополучно проспали.

— А это что? Что за станция такая? — не смог не процитировать Болек.

— А это, скорее всего, Красный Партизан… — Миша вдруг хохотнул. — Представьте себе такой адрес на конверте: Россия, Сибирь, Красный Партизан… Готовый сценарий для тупого голливудского боевичка…

Он на полуслове осекся. Хрустнул гравий под чьей-то ногой и прокуренный голос, обращаясь к невидимому собеседнику и, очевидно, продолжая прерванный разговор, пробасил:

— …через пару часов. Локомотив перецепют, да еще фирменный в Москву пропустют… — басистый зашелся булькающим кашлем завзятого курильщика и замолчал. Его собеседник спросил что-то неразборчивое тонким голоском, курильщик опять забубнил, продолжая прочищать кашлем легкие, но за хрустом щебенки слов было не разобрать.

Мы одновременно глубоко вдохнули, переводя дух. На сей раз пронесло. Вот ведь какая ирония судьбы: едут в зачуханном щелястом вагоне богатые люди и шарахаются от кашля провинциальных обходчиков…

— Мишель, ты слышал: два часа стоять будем, — шепотом сказал Болек.

— И что? — так же шепотом ответствовал наш командир.

— Я в смысле — пожрать бы чего…

— Пожрать? М-м-м… Пожрать — это, конечно, хорошо… Но стремно.

— А если не пожрать, то до Рудска только мой хладный трупик доедет. В компании с вашими, — продолжал настаивать голодный поэт.

Мы с Лелеком его поддержали и Мише пришлось сдаться, тем более что есть он, само собой, хотел не меньше нашего.

— Хорошо. Сделаем так: Лелек, дружище, коль уж ты у нас завхоз, тебе на закупки и идти, о`кей? Рубли-то есть, а то здесь, боюсь, зеленых денег отродясь не видали?

— Есть, есть, — пробурчал Лелек, копаясь в своем рюкзаке. — Вспомнить бы только, как ими пользуются…

Я ухмыльнулся. Вот уж точно подмечено — всего какой-то месяц вдали от благ цивилизации побыли, и уже забываешь элементарные, казалось бы, вещи. Вернусь — дай бог вспомнить, как телевизор включают…

— Ростик, будь другом, сходи с Лелеком на пару. Он знает, что надо покупать, но видок у него… Как у того тунгуса. Что и ныне дик, — Лелек выразительно хмыкнул, но промолчал. — А ты, как-никак, научный работник. Очаруй там всех, если что, своей интеллигентностью… И по сторонам посматривайте! — добавил Миша нам вдогонку, когда мы уже спрыгнули на пути. — Вдруг там чего…

«Чего там вдруг», он не стал уточнять. И так понятно.

Лелек забросил на плечо прихваченную из вагона кувалду — для вящей маскировки. Мы оторвали фильтры у сигарет — для маскировки же — и, покуривая, вразвалочку направились через пути в сторону одноэтажных построек из красного кирпича — ни дать, ни взять: путейцы. Только без замызганных оранжевых жилетов.

Возле длинного приземистого строения с выложенными белым кирпичом цифрами «1938» Лелек выбросил кувалду в высокие заросли каких-то сорняков, снял штормовку и, оставшись в некогда белой футболке с надписью «The Great Wall» и схематичным изображением этой самой стены (если бы не надпись — ни в жизни бы не угадал), выглянул за угол. Понаблюдав с полминуты за окружающей действительностью, он повернул ко мне довольное лицо:

— Порядок. Есть магазинчик. Через площадь.

Площадь, судя по всему, была конечной остановкой автобусов: стояла на солнцепеке пара потрепанных жизнью «ПАЗиков», да сидели на бетонном поребрике, лузгая семечки, несколько особей неопределенного пола и возраста.

На противоположной стороне клубившейся горячей пылью площади располагалось неказистое, покрытое потрескавшейся и во многих местах уже отлетевшей штукатуркой здание — два зарешеченных изнутри окна и дощатая косая дверь между ними. Над дверью красовалась гордая рукописная вывеска «Супер-Маркет».

Скрипнув дверной пружиной и едва не запутавшись в длинных лентах мушиной липучки, мы вошли в «Супер-Маркет». Да уж, действительно — супер… Несколько полок у задней стены предлагали покупателю богатейший ассортимент товара, причем цветастые «Сникерсы» соседствовали с унылыми кусками семидесятипроцентного хозяйственного мыла, а ровные пирамидки красно-синих банок кильки в томате — с огромными болотными сапогами. Верхняя полка, радуя глаз, прогибалась под тяжестью разномастных бутылок, начиная с незатейливых пивных и заканчивая шикарным «Наполеоном». Надпись «Наполеон» на этикетке была исполнена на русском — видимо, во избежание вопросов со стороны не очень искушенных в языкознании посетителей — и окружена целым выводком золотых звездочек. Слева от прилавка с заспанной продавщицей возвышалась кадка с солеными огурцами, источавшими, по причине жаркой погоды, своеобразный крепчайший аромат, и сидел, закрыв глаза и всхрапывая, прямо на ящике с пивом, привалившись к оной бочке, небритый субъект в клетчатой рубахе, черных от соприкосновения с грязной действительностью джинсах и сандалиях на босу ногу. Судя по всему — грузчик.

Лелек обаятельно улыбнулся сонной продавщице в замызганном халате и начал делать закупки, тыкая пальцем в заставленные провинциальными яствами полки. Я с интересом продолжал озираться по сторонам.

Небритая личность у бочки неожиданно подала признаки жизни и, обращаясь ко мне, поинтересовалась:

— А кто ж вы такия? Чтой-то гляжу — навроде бы не наши…

Версию на случай таких вот вопросов мы с Лелеком проработали еще по пути сюда, когда прыгали через шпалы. Поэтому я почти без заминки ответствовал, старательно акая и растягивая гласные:

— Из Ма-асквы. Мы — тури-исты. Па Ту-уе плавали.

— А-а-а, — сказала личность, — То-то я и гляжу — навродя не наши… А чтой-то вы, так вдвоем и плавали?

Он достал из-под себя бутылку, с завидной сноровкой открыл ее об оконную решетку и, побулькивая, присосался к горлышку — только тощий кадык вверх-вниз запрыгал — продолжая разглядывать нас из-под припухших век. Вопросы становились некорректными.

— Не-а, — я старательно вживался в роль. — Нас много. Нас два-адцать челаве-ек. Мы та-ам, за горада-ам встали, — я неопределенно махнул рукой куда-то в сторону стоявших на жарком солнце автобусов. — Сегодня в Рудск па-аедем, а там — на самале-ет. И домой, в Маскву-у!

Улыбнувшись на последок во все зубы, я отвернулся от излишне любопытного пиволюба и подошел к Лелеку, укладывавшему свертки и бутылки в яркие полиэтиленовые пакеты с надменной надписью «Рудскнефть». Свертков и бутылок было много — как же мы это все дотащим-то? — но «Наполеон» Лелек, хвала Всевышнему, догадался не брать.

Расплатились. На выходе я вежливо обернулся:

— Да свида-ания!

Продавщица, утратив к нам всяческий интерес, уже вовсю клевала носом. Небритый товарищ, продолжая булькать пивом, мотнул головой. Мы вышли и, переглянувшись, запылили по ухабам вдоль кирпичных строений. Метров через пятьдесят я оглянулся — субъект подпирал дверной косяк и смотрел нам вслед.

— Вован! Из этого… ну, из Красного Партизана малява!

В действительности, из вышеозначенного населенного пункта был обычный телефонный звонок, но подручный Вовы Большого предпочитал называть вещи привычными по зоне именами.

— Ну так не тяни.

— Срисовали их там! Лепили, что по реке вышли…

— Бери всех и дуй в эту дыру!

— Так у меня всего пятеро тут, в натуре!

— Ниче, ниче. На безрыбье сам раком станешь. Я Клещу скажу, он Банзаю звякнет, чтоб его братва помогла, ежели чего. Там за ними должок числится…