Красные и белые. На краю океана
Шрифт:
— Доверяешь встречному-поперечному? Я, может, жулик первостатейный? — Донауров приподнял сумку, определил ее вес. — Да, фунтов сорок, не меньше.
— Если тебя любит Феона, если ты друг Ильи Петровича, если дерешься с Матвейкой Пауком из-за неотрезанных чужих ушей, то этакому жулику можно довериться...
— Ух ты, сколько «если»! Но я перебираюсь в Охотск, куда девать ваше золото?
— Суму к седлу приторочь. В конце концов и мы нынешней зимой на Побережье объявимся,— многозначительно сказал Южаков.
— Будете, когда рак на горе свистнет.
— А рак вот-вот да и свистнет. Последние события свидетельствуют:
— Откуда известно про события-то?
— Илья Петрович славные радиограммы перехватывает. Красные гонят адмирала, он покинул Омск и с золотым эшелоном тащится в Иркутск. Знаешь, сколько у Колчака русского золота? Почти семьдесят тысяч пудов, не считая драгоценностей из царских сокровищниц.
— Боюсь, у твоих артельщиков не хватит силенок сковырнуть полковника Широкого.
— Как знать, как знать! Про большевиков тоже трещали: захватили-де власть на три дня, а они уже четвертый год... Когда думаешь подаваться в Охотск? — спросил Южаков, меняя тему разговора.
— Зовет Феона, и я не стану задерживаться.
— Никому не болтай про наше золото. Упаси боже, а то твои же дружки тебя же к стенке.
Андрей забил жердями хижину, навьючил свое и чужое добро на лошадей и отправился в путь на заре, когда вспыхивали бликами сопки и напряженное безмолвие сдавливало тайгу.
Первые два дня он ехал, не замечая таинственных перемен в природе. На третьи сутки его неподалеку от Охотска настигла пурга. Сперва заколебался, застонал примороженный воздух, во всех направлениях помчались шепоты и вздохи, солнечный диск начал пересекать ржавые полосы, и потемнели окрестности, й мир погрузился в белую тьму. С горных вершин сорвался ветер, деревья согнулись, выпрямились, зашумели, вихрь опрокинул Андрея и поволок по снежным сугробам. ,
Андрей цеплялся за кусты таволожника, ветер отрывал и тащил, пока не скинул его в какую-то трещину. Андрей очнулся, когда уже воцарилась тишина, поднял голову, осмотрелся: «Попал в ловушку, из нее не просто выбраться. А где же лошади?» Теплая куртка из пыжика, толстые чулки, на которые он надел оленьи торбаса, спасали от мороза.
Андрей пошел было по дну трещины, но тут же уперся в ледяную стену. Присел на глыбу, слегка ошеломленный безвыходностью положения, в которое попал. Через полчаса пространство и время отодвинулись, и он перестал быть самим собой: стало чудиться — в ледяной ловушке сидит не Он, а кто-то другой, и тот другой не звал на помощь, не искал выхода из своего бедственного состояния.
В трещину падал пушистый, мягкий снежок, в белом полусумраке возникли зеленые точки, чье-то упругое прикосновение к щеке вывело Андрея из оцепенения. Две лисицы стояли около, высунув языки. Андрей протянул руку, звери отскочили. Он вскрикнул, лисицы не испугались голоса. Андрей обессиленно растянулся на снегу, одна из лисиц лязгнула зубами. «Они меня не боятся. Как только замерзну, сожрут». Едва он представил такую картину — мгновенно приготовился к борьбе. В этот момент ледяная трещина наполнилась громким криком:
— Эй, кто тут, однако?..
— Это я, это я,— прохрипел Донауров.
Кто-то соскользнул на дно трещины, обхватил Андрея за
плечи, приподнял на ноги. Вскоре Донауров лежал на нартах, укутанный
в оленью малицу.— Ты сапсем дурной, в метель на таежной тропе один оказался? Сапсем глупый.нюча. Кто и откуда?
Андрей назвал себя.
— А я Элляй из Булгина. Скоро в яранге согреешься. — Эл-ляй привязал лошадей Донаурова к своим нартам.
Под резкое поскрипыванье полозьев Андрей устало смотрел в черное, с заиндевелыми звездами небо, слушал, как шуршит стылый воздух, но чувствовал, что озноб его сменился жаром.
— Неужели воспаление легких? — пробормотал он тоскливо.
В яранге Андрею стало совсем скверно, тело горело, и все казалось, что он куда-то падает и не может дождаться конца своего падения.
— Где это я? — спросил Андрей, отодвигая кружку крепкого чая, поданного Элляем.
— На тордохе 1 в Булгине.
Андрей обрадовался, что скоро увидит Феону: ведь от Охотска его отделяет только река Кухтуй.
— Болен ты, однако, а лечить нечем. — Элляй положил на его лоб сухую ладонь.
Новость о том, что Элляй спас человека, распространилась, как пламя; ярангу заполнили посетители и. о чем-то разговаривали, сокрушенно покачивая головами. Дверь с визгом распахнулась, вошел новый посетитель, обобрал сосульки с бороды, спросил:
— Капсэ есть, Элляй?
— Нет новостей. Рассказывай сам,— сумрачно отозвался оленевод.
Вошедший с многозначительным видом раздвинул толпу, сел на скамью у камелька, покосился на Андрея плоским, в в сетке морщин, лицом. Яранга притихла в ожидании новостей. Андрей знал великое значение капсэ — таежной почты, которая работала постоянно, быстро, безотказно.
Всякую новость первый услышавший ее человек спешит передать другому. Он садится на лошадь или запрягает в нарты оленей н торопится к соседу, иногда верст за полтораста. Метель, мороз, дождь, распутица не препятствия для передачи капсэ. Доброхотного почтальона встречают как почетного гостя, но в ярангу он входит медлительно, раздевается не спеша, люди же терпеливо ждут; проявлять нетерпение — верх неприличия к вестнику капсэ. Ему набивают табаком трубку, подают уголек для прикурки, угощают изысканным блюдом — нельмовыми пупками.
Насытившись, вестник выкладывает свои новости, его слушают в глубоком молчании. Но вот капсэ рассказано, почтальон
1 Т о р д о х — стоянка ( Якутск.).
откидывается на стену в полном изнеможении. Из круга слушателей встает новый почтальон, надевает торбаса, оленью малицу. Ему подают черное, с сизым отливом, перо ворона, теперь капсэ помчится с быстротой птичьего лета. Новый гонец прячет перо ворона на груди и едет к ближайшему соседу, живущему где-то в тайге.
Приподняв горящую голову, Андрей прислушивался к новостям.
— Белый правитель Колчак посажен в тюрьму, его схватили комунисимы. Красные нючи хотят сравнять всех живущих даже в тайге. Богатый станет равен самому бедному,— раздумчиво говорил прибывший.
— Можно ли уравнять умного с дураком? Умный имеет пушнину, дурак — глупость,— сказал Элляй.
— Большой начальник Широкий посылает солдат отбирать у охотников пушнину, у рыбаков — рыбу, у оленеводов — олешек.
— Ойе! — сокрушенно вздохнул Элляй.— Тогда таежные люди станут пить ягелевый отвар — пищу голодных. Начальник Широкий вреднее росомахи. Как по-твоему, а? — спросил он у рассказчика капсэ.