Красные нити
Шрифт:
– Рассказывайте.
– Можно я сначала воды попью? – он кивнул на кулер. Денисов жестом дал добро.
Закончив допрос, мы отпустили Гречкина.
– А Чижов уверял, что атмосфера в коллективе нормальная. Как пауки в банке, – сказал Денисов, отворачиваясь от окна.
– Ага, – ответил я, не отрываясь от переписки с Ритой.
Николай налил себе из кулера воды, уселся за стол и произнес:
– Значит, что имеем. У двоих были конфликты со Смогржевским. У Кляйндт личная неприязнь, у Безрукова из-за того, что Смогржевский занял должность главного инженера вместо него. Вопрос в том,
Я сунул телефон в карман и проговорил:
– Для них, может, и веские.
– А может, и нет. Но факт остается фактом: конфликты с коллегами у Смогржевского были до того, как он погиб.
– А что с Гречкиным? Получается, только у него не было конфликта со Смогржевским? Или был, но он просто решил не говорить?
– Возможно.
– Мне показалось, что Гречкин как будто специально наговорил на своих коллег.
– Мне тоже.
– Зачем?
– Черт его знает… либо просто болтун, либо таким образом отводит от себя подозрения.
– И показания у него не сходятся. Полиции говорил одно, нам другое. Мутный какой-то.
– Ладно, давай поговорим со следующим, – сказал Денисов, достал телефон и связался с Чижовым. – Вадим, пригасите к нам Кристину Кляйндт.
Кляйндт
Кристина Кляйндт, 27 лет. Не замужем. Специалист центра внешних коммуникаций. Высшее образование.
В компании работает год и два месяца. Зарекомендовала себя исполнительным сотрудником, нареканий по работе не имеет. С коллегами общительна, поддерживает дружеские отношения.
К уголовной и административной ответственности не привлекалась.
Примечание: склонна к истерикам.
Из личной карточки Кляйндт Кристины Александровны, собранной службой безопасности «Полярной звезды».
– Вы меня в чем-то подозреваете? – спросила Кристина, усаживаясь на место Гречкина.
– Нет. Просто вас пригласили на беседу в рамках внутреннего расследования инцидента. Считайте это формальностью, – ответил Денисов. – Нужно ответить на несколько вопросов. Мы вас долго не задержим. Вы готовы?
– Да. Только можно сначала воды?
Я поднялся со стула, набрал из кулера воды в пластиковый стаканчик и подставил его перед девушкой на стол. Вернувшись на свое место, заметил, что ее руки дрожали, когда она подносила стакан к губам. Волнуется? Возможно. На ней были очки в черной оправе, красная помада на губах, глаза накрашены сильнее, чем стоило. Несмотря на то, что белая блузка застегнута на последнюю пуговицу, юбка была короткая.
– Что вы можете сказать о Смогржевском? Как охарактеризуете?
– Я с ним мало общалась. У нас были разные сферы деятельности в компании. Хоть о покойниках плохо нельзя, но мне он показался грубым человеком. Его жене я бы не позавидовала.
– В чем это выражалось?
– В общении. Ни здравствуйте, ни до свидания. Может просто взять и оскорбить человека, а для него это было как в порядке вещей.
– Вы сказали, что вы мало общались. Разве этого общения было достаточно, чтобы сложить о нем верное впечатление?
– Мне хватило одного
раза работы с этим человеком. Я должна была подготовить пресс-релиз по открытию нового производственного здания, пришлось ходить к Смогржевскому и уточнять некоторые детали, так как он как главный инженер отвечал за его строительство. С самого начала наши взаимоотношения не заладились, какая-то личная неприязнь друг к другу. Мне было тяжело с ним работать. Вспоминаю те дни как кошмарный сон.– Ваш ответ исчерпывающий. Следующий вопрос: где вы находились в момент самоубийства, в районе девяти вечера?
– Я была на рабочем месте. Готовила материалы ко дню алмазодобывающей промышленности. Где-то в пол одиннадцатого ушла домой.
Эфэсбэшник недолго о чем-то думал, потом проговорил:
– Мы оставим вас на пару минут, – и, поднявшись, кивнул мне на выход.
Вышли в коридор. Николай плотно закрыл дверь.
– Что скажешь? – спросил он у меня.
– Ерунда какая-то. Зачем менять показания?
– Не знаю. Есть версии?
– Нет. А у тебя?
Он кивнул. Затем достал из кармана телефон и стал кому-то звонить. Когда ему ответили, он сказал:
– Вадим, проверьте для меня кое-какую информацию. Узнайте у руководителей Гречкина, Кляйндт, Безрукова задерживались ли их подчиненные на работе в день самоубийства. А точнее, имелась ли у них в тот момент срочная работа.
Чижов что-то проговорил, Николай ответил:
– Я помню, что в протоколах допроса отражено, что они отмечали день рождения. Но все равно уточните мой вопрос. Жду.
Денисов завершил вызов и, убрав телефон, проговорил:
– Наши свидетели ведут какую-то странную игру, нет?
– Не совсем понимаю, что происходит. Зачем им менять показания?
– А вот это нам и предстоит выяснить. Пойдем.
Вернулись в кабинет.
– Все в порядке? – спросила Кляйндт.
– В полном, – ответил Денисов, усаживаясь на свое место.
Я встал сбоку от окна. На улице раздался вой сирены – то ли скорой, то ли полиции.
Николай продолжил:
– Как вы объясните следующую ситуацию: вы сказали полиции, что в тот вечер отмечали день рождения Безрукова. А нам говорите совсем иное.
– В каком смысле?
– Прошу вас прочесть ваши показания полиции, – ответил эфэсбэшник и подвинул ей материалы дознания. Кристина прочитала, и туго сглотнув, отодвинула их обратно Денисову. – Я… я этого не помню. Тогда я была в таком стрессе, что все было как в тумане… могла всякой ерунды наговорить… – И помолчав, спросила:
– Это плохо? Ну, что мои показания теперь не сходятся?
– Мало хорошего… Кристина, скажите, знал ли ваш начальник, что вы задержались на работе и готовили пресс-релиз?
– Конечно. Я сказала ей, что буду работать допоздна, так как на следующий день отпросилась.
– Ваш начальник может это подтвердить?
– Да. А в чем, собственно, дело? Вы меня в чем-то подозреваете?
– Не принимайте близко к сердцу, стандартная процедура проверки, – отмахнулся Денисов. – Может быть, подозреваете кого-то, кому была выгодна смерть Смогржевского?
– Нет, не думаю, что кому-то это было выгодно. По крайней мере, я таких людей не знаю.
– Был кто-то еще в здании вместе с вами?