Красные рельсы
Шрифт:
Конкэннон отрицательно покачал головой.
— Кафе «Файн и Денди», — сказал Эверс. — На Робинсон-стрит, недалеко от Мэйн-стрит. Несколько дней она на работу не выходила — видимо, по причине похорон мужа, — но теперь снова на месте. Вы с ней когда-нибудь встречались?
— Нет. Рэй женился в Техасе, а я в то время работал на севере.
— Атена Аллард… — Эверс позволил себе мимолетную улыбочку. — Впрочем, не буду предвосхищать события: когда вы встретитесь, у вас сложится о ней собственное мнение.
— Неужели действительно необходимо донимать ее сейчас, сразу после того, что случилось с Рэем?
— Конечно, необходимо. Ведь ваша профессия и состоит
Конкэннон попыхтел сигарой.
— Компания считает, что миссис Аллард можно будет предъявить какое-то обвинение, если мне удастся ее разговорить?
— Все может быть. Сами понимаете: нам известно только то, что исчезло сто тысяч долларов и что Атена Аллард имеет отношение к этому делу. Пусть даже в качестве вдовы человека, который погиб, охраняя эти деньги. Мы хотим знать то, о чем она пока отказывается говорить. — Эверс посмотрел в потолок и вполголоса добавил: — Что же до этих ста тысяч, то компания хочет их разыскать. Этого хочу и я. Пока вы их не найдете, ни вас, ни меня не оставят в покое.
— А если найду, как насчет вознаграждения? Лицо Эверса озарилось улыбкой. Подобные вопросы он понимал и допускал.
— Будьте спокойны. Найдите деньги, и компания вас отблагодарит.
Благодарность компании обычно сводилась к серебряным часам и рукопожатию директора участка. Но Конкэннон воздержался от дальнейших расспросов.
Эверс встал, смахивая с жилета воображаемый пепел.
— Вы ведь знаете что делать, если вам понадобится помощь? При необходимости вам окажут содействие начальник полиции и шериф. А если придется углубиться во владения индейцев — вас готовы будут поддержать войска и старшины…
По словам Эверса, все было просто: попав в переделку, щелкни пальцами — и на выручку тут же примчится кавалерийский взвод, а с ним — целая орава старшин…
Конкэннон кивнул.
— Отлично.
Они пожали друг другу руки, и инспектор быстро вышел, оставив в кабинете смешанный запах дорогой сигары и лавандовой воды.
Конкэннон немного постоял на посыпанном галькой перроне, хмуро глядя в сторону города. Всего пятью годами ранее на этом месте была только станция с маленьким вокзальным помещением, носившая название «Оклахома». Теперь же вокруг нее выросли кирпичные дома, сарайчики с брезентовыми крышами, салуны, школы, церкви и магазины. Город раскинулся в когда-то плодородной долине Канадской реки, и улицы его покрывала красная пыль, превращавшаяся весной в море ржавой грязи. Шел октябрь 1893 года, и Оклахома-Сити отмечал ровно четыре года, три месяца и пять дней с момента своего рождения. Немногие города могли определить свой возраст с такой точностью…
Выйдя на улицу, Конкэннон подозвал один из фиакров, выстроившихся у вокзала:
— Отвезите-ка меня в «Вояджер-отель», если он еще существует.
— Утром он был на месте, — ответил кучер. Конкэннон забросил свой саквояж внутрь повозки, напоминавшей с виду громадный ящик, и влез сам.
— Если вы предпочитаете не ехать по Банко-Эллей, можем сделать крюк.
Конкэннон почувствовал себя немного польщенным. Кучер принял его за респектабельного господина — по меньшей мере, за богатого коммерсанта. В этом было одно из преимуществ работы на Джона Эверса, требовавшего от своих подчиненных одеваться и вести себя как можно приличнее, особенно если им предстояло кого-нибудь убить, если того потребуют
обстоятельства…«Железнодорожная компания принимает на работу только порядочных людей. Порядочные люди не бывают убийцами. Судьи не сочтут их способными совершить убийство, если они будут хорошо одеты и хорошо воспитаны»…
Такой речью Эверс встречал каждого, кто приходил устраиваться на работу. И если претендент соглашался на предложенные условия, то первым делом бежал покупать самый красивый костюм из тех, что были ему по карману.
Но Конкэннон доказал кучеру, что внешность часто бывает обманчива:
— Крюк делать ни к чему.
Он по опыту знал, что рано или поздно окажется в этом квартале, где теснили друг друга бары, дансинги, игорные залы и публичные дома. Квартал (помимо прочих названий) был известен как «Адский уголок». Кучер пожал плечами и выехал на Банко-Эллей, восточную часть Гранд-Авеню.
Любой город — будь он большим или малым — имеет свой «Адский уголок». Не был исключением и Оклахома-Сити. Конкэннон откинулся на спинку сиденья и стал равнодушно разглядывать взлохмаченных проституток, пьяниц, сутенеров, ковбоев и прожигателей жизни. Профессиональные убийцы в куртках, оттопыренных револьвером 38-го калибра; покрытые шрамами мастера поножовщины; ничего не замечающие полицейские; молчаливые, свирепые, как тигры, дворняги… Все это и составляло образ «Адского уголка».
Они проехали Бэттл-роуд, где среди множества баров затерялась мэрия, потом Хоп-бульвар и Мэйден-Лэйн.
Развалившись на черном кожаном сиденье, Конкэннон холодным взглядом смотрел вокруг, слушал звуки, вдыхал запахи. У него было такое чувство, словно он вернулся домой. Когда работаешь в полиции, то большую часть жизни проводишь в таких вот «уголках».
Кучер свернул на Вест-Мэйн, и атмосфера сразу сделалась более респектабельной. Недавно отремонтированная проезжая часть была почти гладкой; для удобства благонравных состоятельных пешеходов были предусмотрены дощатые тротуары и деревянные навесы. Здесь располагались лавки с одеждой и украшениями, чайные салуны и даже театр. Здесь протекала спокойная, размеренная жизнь.
Когда экипаж повернул на Робинсон-стрит, Конкэннон резко выпрямился.
— Остановите вот здесь, — сказал он после секундного колебания. — И отнесите мой саквояж в отель.
Расплатившись с кучером, он шагнул на деревянный тротуар напротив того места, где на ветру печально колыхалась фанерная вывеска. Кафе «Файн и Денди». Сквозь стекло он увидел, как лысый потный толстяк, опершись на стойку, что-то говорил молодой женщине. Судя по всему, это были повар и официантка. Стойка была во всю длину зала; Конкэннон прикинул, что одновременно здесь могло обслуживаться человек пятнадцать. У окна стояли три столика, накрытые клеенкой. Странно, но в конце дня в «Файн и Денди» не было ни одного клиента. Конкэннон открыл дверь и вошел.
Его приход, казалось, почти возмутил повара, но тот все же заставил себя вежливо улыбнуться:
— Обедать уже поздно, а ужинать рановато. Но если вы хотите есть, могу предложить яичницу…
Конкэннон взглянул на витрину со сладостями:
— Нет, мне бы кусок пирога и чашку кофе.
— Вам пирог с яблоками или с вишнями? Яблоки только что привезли прямо из Арканзаса.
— Хорошо, с яблоками.
Конкэннон сел за ближайший стол. Теперь, попав сюда, он тщетно пытался решить, что же делать дальше. Что сказать вдове человека, который был его другом и однажды спас ему жизнь? «Извините, миссис, но мой начальник считает, что ваш муж был грабителем, да и за вас он не может поручиться»?