Красные розы

– Выбери любой подарок для себя в новой жизни, проси чего хочешь, даже невозможное.

– Ты можешь мне оставить память из той жизни, пожалуйста, мне нужна Вика.

Да, это боль, но для меня это ещё и опыт, сделавший меня сильнее.

Ведь всё, через что мы проходим, не даётся нам просто так, и я не хочу, чтобы это всё ушло в «небытие». Может, я об этом пожалею потом, но сейчас это самый лучший вариант.

– Хорошо, как хочешь. Но очень странно, все для себя просят красоту, власть, деньги, невероятный талант. Ты уверена в своём решении? – с недоверием спросила пустота.

– Да, ведь всё очень просто – красота субъективна, власть шатка, финансовое благополучие непостоянно, талант хрупок, а вот жизненный опыт бесценен, каким бы он не был.

В моей жизни были не только плохие моменты, но и счастья тоже не мало – моя рыжеволосая Алёна, танцы, открытка со словами благодарности от родителей младшей группы на мой день рождения. Моя любовь к Казани, куда я сбежала от родителей, моё очарование этим городом и восхищение. Работа волонтёром в доме престарелых, их истории и неунывающие лица. То, как я работала над собой, я увидела свою силу, и она словно безгранична.

– Хорошо, только для твоего блага, прошу, забудь о своём прошлом, точнее молчи о нём. Просто в том мире тоже есть психбольницы.

– В том мире? – но я не услышала ответ на свой вопрос.

Но, спасибо, что хоть предупредила, это было бы провалом начать новую жизнь в психбольнице.

– Госпожа Эвалина, госпожа Эвалина, – ворвался в моё сознание голос немолодой женщины.

На какие-то миллисекунды мне показалось, что я не могу сделать вдох или выдох, словно воздух застрял где-то в горле. Я напряглась всем телом, и мне не помогал сосредоточиться голос женщины, но она явно очень беспокоилась обо мне, и мысль, что есть человек, который будет с заботой ко мне относиться, помогла мне сделать первый вдох. И этот вдох был тяжёлым и очень горьким, я аж подпрыгнула и резко села, словно из мёртвых восстала, что недалеко от истины.

– О…, пресвятой Морсон, моя госпожа.

Я открыла глаза, но ничего не увидела, в глазах рябило, словно в них песка насыпали, но, проморгавшись, я исправила ситуацию. Мне удалось разглядеть в свете тусклой лампы милую женщину лет сорока пяти на вид, но всё ещё очень красивую и элегантную. В её тёмных волосах с частой сединой была алая лента, которая держала волосы в высоком пучке, а её карие глаза смотрели на меня с беспокойством. От присутствия высокой и стройной женщины в моей груди разливалась теплота, и это было связано именно с ней.

– Моя госпожа, как вы себя чувствуете? На вас лица нет, вы очень бледны.

– Я….я …., – а что я ей скажу?

Что не знаю даже своего имени, а может ли человек просто так потерять память? Я в принципе не умею доверять людям, но умею доверять своим ощущениям, от неё я чувствовала некое родство. Осмотрев быстрым взглядом комнату, даже с плохим освещением я поняла, что обстановка «дорого-богато». Камин, в котором тлели поленья, стены обиты красным бархатом. В углу письменный стол из хорошего и добротного дерева и вроде бы как на нём лежала нормальная бумага и что-то похожее на карандаши. Я сидела на мягкой кровати с кованой спинкой, а над головой висел белоснежный балдахин, и из такого же материала было постельное бельё, что дарило волшебный холодок, но это не атлас, незнакомая мне ткань. Женщина стояла на огромном ковре с пушистым ворсом и сливалась со стенами, надеюсь, я не сойду с ума с таким интерьером от безумного дизайнера. Всё дополняло огромное количество безвкусных картин и безделушек, могу даже поспорить, что они из золота.

Я перевела взгляд на женщину, одетую в простенькую блузку тёмно-коричневого цвета, и такого же цвета юбку в пол с чёрной окантовкой кружев, и с белым передником.

Мою голову пробила боль резкая настолько, что я согнулась в позу эмбриона. В голове флешбэками начала вспыхивать картина: я – маленькая девочка, сижу у этой женщины на коленях, но она лет на десять младше, и она трясущейся рукой гладит меня по голове и приговаривает:

– Плачь, девочка, плачь, и тебе станет легче.

– Нина, мамушка, за что они так со мной? Я хочу учиться, я не хочу в пансион, а тем более замуж…

Эта женщина – няня и кормилица этой девочки и очень любит её. Я не понимала, откуда я это знаю, это словно во сне, ты просто знаешь и всё.

– Моя госпожа, – Нина присела на кровать и стала вглядываться в моё лицо.

– Мамушка, – я кинулась к ней на шею, по моим щекам катились слёзы, увлажняя её блузу.

И меня снова ударило пониманием, вашу ж маму, я жива, я жива. Это реально сработало, всё это не было моей фантазией.

– Да, девочка, я рядом, – и словно ту маленькую девочку она гладила меня по голове, успокаивая, снова приговаривая,– плачь, девочка, плачь, и тебе станет легче.

От её ласкового голоса меня пробивало словно током, эмоции менялись и перемешивались друг с другом. Плакала я долго, и остановила меня лишь боль в глазах.

– Сальфия умерла, моя госпожа.

Кто такая Сальфия? Умерла? Как спросить, чтобы не спалить себя?

– Как умерла?

– Раны были слишком сложные, все в ожидании ваших распоряжений. Её ребёнок жив и здоров, это мальчик.

Я резко отстранилась от Нины и подскочила на кровати.

– Так чего же вы молчите, мамушка? Пойдёмте скорее.

– Куда же вы госпожа, не в ночнушке же.

– Мамушка, некогда, пойдёмте, – от моих слов она удивилась, а вот я напряглась.

– Как давно вы меня так не называли. Идёмте, идёмте.

– Я многое осмыслила и…, – а вот врать я не умела, когда пыталась у меня тряслись руки, – и я решила начать жить с чистого листа. Мамушка, давайте поторопимся.

Нина юрко прошмыгнула вперёд меня и взяла домашние туфельки, около огромной двери она помогла мне обуться и пропустила меня вперёд. Ага, а куда идти-то я не знаю.

– Мамушка, у меня кружится голова, возьми меня на всякий случай за руку, помоги дойти без приключений, пожалуйста.

– Да, госпожа моя, конечно.

Она взяла меня аккуратно под локоток, и дверь открылась. Я чуть не влетела обратно в комнату от испуга, передо мной стоял огромный амбал, мордоворот двухметровый, и, кажется, я икнула.

– Госпожа Эвалина, – он склонил голову.

Странно, для его комплекции у него оказался самый обычный голос.

– Вы снова забыли его имя? – спросила Нина.

– Ага, – я чуть не икнула второй раз.

– Джин. Это и немудрено, госпожа, так часто менять охрану, – поддела меня Нина с улыбкой.

– Такого поменяешь, он сам кого захочет поменяет, – и, поняв, что сказала это вслух, чуть подзатыльник сама себе не дала, но Нина лишь рассмеялась, а вот охранник своим невозмутимым лицом напугал ещё сильнее.

Когда я, наконец, вышла из комнаты, то попала в коридор, по одной стороне которого была стена с несколькими дверями, а по другой – деревянные перила. Я подошла к ним и тут же дернулась назад. Мне сразу не понравилось, что здесь были такие хлипкие перила, страшно, если кто-то уже падал. Так. Похоже, что я в каком-то доме. С моей «смотровой площадки» он просматривался весь, балконы внутри дома оголяли моему взгляду три этажа. Этот дом не подойдёт человеку, который боится высоты, даже мне становится дурно от такой картины. В нём много окон, и мне почему-то показалось, что их конструкция не очень устойчивая, или, скорее всего, мне так кажется после пластиковых окон.