Красный человек

– Ну, располагайтесь. Кухня там, там же все продукты и алкоголь, – Влад, махнул рукой налево. – Наверху – спальни, на третьем этаже – тренажёрный зал, солярий, бильярд, сауна. Всё как положено. Таня, держи ключи. Не буду вам мешать. Счастливо отдохнуть, дамы!

Ему помахали ручкой, дружно прокричали – "До свиданья, Влад!" – Влад поцеловал жену в щеку и отбыл. Заурчал на улице мотор, скрипнул снег, и девушки стались в огромном доме одни. Только они, веселье и немного алкоголя. И никого больше? Грустно… Им как-то сразу стало не хватать шума и суеты праздника. Пришлось всё веселье устраивать самим. Непривычно, но, может быть, интересно, да?

Следующие три часа девушки устраивались. Выбирали себе комнаты, похожие на номера самых дорогих столичных гостиниц, знакомились с домом. Они обнаружили, что вторая дверь, рядом с двустворчатыми почти воротами, вела в подвал (экскурсию вниз отложили до лучших пьяных времён), телевизоры были только в комнатах, но на первом этаже, в зале, визуальная тв-связь с цивилизацией отсутствовала; вай-фай присутствовал, но мобилы хорошо его ловили, начиная со второго этажа. В зале стоял аудиокомплекс с колонками такого размера, что, глядя на них, становилось жалко свои барабанные перепонки. Радио работало исправно. Кровати мягкие, вода горячая, кухня огромная, запас продуктов неисчерпаем, закуски приготовлены. Переодевшись к обеду в платья (Таня и Лена) и джинсы с белой блузкой (Вика), спустились вниз. Быстренько принесли на стол закуски, шампанское, виски, включили музыку. Первый бокал – из открытой с трудом бутылки французского шампанского, и понеслось разгулом по кочкам. Эге гей! Женская вечеринка, бессмысленная и беспощадная. Особенно, когда она начинается в полдень.

Музыка орала, бокалы звенели, девушки танцевали и хохотали. Они почти не ели, зато много пили. Многие здоровые мужики, посмотрев, как они управлялись с бутылкой, позавидовали бы их выносливости. Начинали осторожно, копируя манеры доморощенных интеллигентов, пригубливая, а не закидывая. Шампанское быстро ударило топазовыми пузырьками в голову и за ним последовало вино, закрепившее нестойкое игристое опьянение. Пять бутылок вина ушли за два часа. Оставалось ещё пара бутылок Шабли, но минуя его ароматный соблазн, девушки переключились на по-настоящему крепкие напитки. В них забродил огненный дух вечеринки, и он требовал повышения градуса. Виски-коньяк-текила. Не многие желудки могли выдержать такую термоядерную смесь. Девочки справились и двинулись дальше. Немного фруктов и снова текила-коньяк-виски. Разговор ни о чём; не всякие слова продирались через грохот хитов недели, но добравшиеся до ушей подруг неизменно вызывали их смех – "Иха ха ха, иха ха ха", – и – "Аха ха ха, Аха ха ха", а ещё неизменное женское – "Хи хи хи хи хи хи". Перерыв в возлияниях делали только для того, чтобы сходить пописать.

Около семи вечера, когда за окном серость зимнего дня сменилась полноценным загородным мраком (что подружек не волновало, и что они не заметили), Лена посетила туалетную комнату (на первом этаже помещение опорожнения, избавления от лишнего, находилась рядом с кухней). На обратном пути, выйдя из двухстворчатых дверей, её потянуло на путешествия. Так бывает, некоторые, выпив, ложатся спать, другие – скачут, как ненормальные, а третьи – идут сами не знают куда. У девушек последняя стадия превалировала над остальными. Сексуальная Леночка, поджав булки, пьяно ухмыльнувшись, скользнула в боковую дверь… и на лестницу, ведущую в подвал. Её шалости никто не заметил. Играла медленная томная мелодия и под неё Таня и Вика изображали из себя гибкие стебли экзотических цветов. Они стояли на одном месте (Таня зачем-то залезла на маленький столик, стоявший около камина, Вика выделывалась около окна) и извивались всем телом, полностью поглощённые собой и ощущениями своей привлекательной крутизны. О третьей подруге, на время звучащей композиции, они забыли.

Гладкие бетонные ступени вели вниз, в подвале горел свет. Спустившись, Лена с интересом осмотрелась. Девушка продолжала широко (не сказать, что слюняво) улыбаться. Пустое и пыльное помещение с низким потолком освещалось единственной, свисающей с потолка на белом шнуре лампочкой. Правда, лампа оказалась достаточно мощной, чтобы любому забредшему сюда гостю стал понятен масштаб этого подземелья. Какое-то разнообразие в скуку подвального пейзажа вносили ветвящиеся по стенам, и кое-где по потолку, трубы разных диаметров и разного назначения. Убедившись в тривиальности подвала, Лене следовало бы уйти, но её что-то удерживало внизу, так же как ранее звало спуститься сюда. Она, хихикая, подошла к стене, потрогала поверхность самой толстой коричневой трубы. Влажно и холодно. На ладони остались пятна ржавой вроде как грязи, но не грязи.

Лена поднесла руку к глазам и сделала несколько шагов назад, чтобы как следует рассмотреть во что она, собственно, вляпалась. Её заинтересовали, а потом сразу и заворожили три мазка. Хмель с неё сходил будто шкура с обдираемого заживо пушного зверька, она трезвела с космической скоростью. Путешествие в подвал переставало Лене нравиться. Совсем. Внутри мокрой коричневости она видела мелкие чёрные вкрапления и ждала, что эти точки вот-вот оживут. Но они не ожили – произошло нечто другое. Шею Лены обвил белый шнур, на котором болталась лампа. Он вытянулся, накинулся петлёй, сжал и дёрнул с такой силой, что Лена взлетала под потолок, ударившись о него макушкой. Она еле-еле могла доставать пола кончиками пальцев. Платье задралось, показались розовые трусики танго и выпуклый орешек ягодиц. Вцепившись ногтями в шнур, Лена отдирала его от горла, она хотела закричать и не могла. Как будто отгадав её намеренья, шнур натянулся, а лампочка до этого заглядывающая ей в ухо, проскользив утюгом по щеке, вдавилась в полные губы. Зубы сами собой разжались, рот открылся. Шире, шире, ещё шире… Лампочка стеклянным кляпом заткнула ей рот. Язык припаялся к стеклу, щёки и ноздри засветились розовым, слабо запахло палёным. К расправе подключились трубы: ожив, они выпихнули из середины переплетений добровольца – трубу горячей воды пятисантиметрового уверенного диаметра. Труба с припаянной стальной заглушкой на слепом конце подползла к Лене сзади, обхватив её за левую лодыжку, скрутилась вокруг ноги и поползла, как червь, всё выше и выше. Затряслась ляжка, плотные красивые ягодицы раздвинулись и труба, обжигая нежную кожу, сделала последний рывок. Когда железный червяк проник внутрь девушки, лампочка погасла.

Таня продолжала танцевать и бухать. Пока Вика угощалась манго, она с текилы переключилась на вино. Вот и настала очередь Шабли. К тому времени, когда к столу вернулась Лена, её подруги окончательно потеряли чувство реальности. Пьяные вдрызг, они разве что не визжали по-поросячьи. И Таня, думая, что танцует, просто качалась, опираясь одной рукой о камин, а другой наплёскивая себе на лицо французское вино, словно оно могло её освежить. Глубокий голос Лободы, бивший из динамиков, пел гимн "твоим глазам": всё плыло в тумане алкогольного дурмана, всё хорошо. Вот только вернувшаяся к столу, после четверти часа отсутствия, Леночка не веселилась, она и на стул не присела. Подойдя к столу, налила себе текилы в винный бокал и залпом выпила. Девки дошли.

Первой попытку отправиться баиньки предприняла Таня. Она что-то лепетала, но из-за гремевшей в доме музыки Лена не разбирала, что она ей пытается сказать. Лена выключила радио, наступила нереальная тишина. Таня и Вика сразу обмякли. Звуки танцевальных мелодий держали их на ногах, стали костылями, удерживающие их в сознании, а тишина добила. Всё что они выпили за последние часы, навалилось на их мозги разом. От такого и сдохнуть недолго. Спасло подруг от неминуемой расплаты за праздник их природное кобылье здоровье и молодость. Лена взяла на себя роль их добровольной служанки, и по очереди отвела подруг наверх, в спальни.

– Линууусик, ы удааа меня виииидёш, – тщательно, но неправильно, выговаривая каждое слово, интересовалась Таня.

Лена не отвечала, а лишь крепче обнимала её за талию, преодолевая ступеньку за ступенькой. Когда Таня упала на мягкую постель, она задрыгала ногами и крикнула:

– ИА! Владик! Влаааадик! Я хочу тебя! – после чего мгновенно засопела, провалившись в пьяную дрёму.

Вика переход с первого на второй этаж перенесла спокойнее, может потому, что была пьянее (хотя куда уж пьянее?). Она бурчала совсем неразборчивые фразы из птичьего языка, то и дело поднимала голову, и мутными, как у заболевшей энтеритом кошки, глазами смотрела на лоб Лены. Справившись с Викой, уложив её на койку, Лена ушла к себе в номер. На этом девичник закончился, но вечеринка только начиналась.

Из сна об океане золота, ласкающего её белые, маленькие, как у ребёнка, пальцы, выскочить Вику вынудили схватки, безжалостным удавом накинувшиеся на низ её живота. Не хватало ещё в кровати описаться. Фи. Она открыла глаза и поняла, что её привязали к винту вертолёта. Потолок крутился и падал, настольная лампа, стоявшая на тумбочке рядом с кроватью, горела ярким лимоном, что отражалась на чувствительности глаз. Вика поморщилась, и сразу же во рту появился гнилостный привкус. – "О боже. Зачем же я так напилась?". – Она натужилась сесть и с третьего раза ей этот подвиг удался.

Голова кружилась, её тошнило и тянуло на толчок. Вика обхватила голову руками, опустила глаза вниз. В кровати она лежала в верхней одежде, а на совсем новом зелёном бархатном платье темнели несколько овальных колбасок винных разводов. Передёрнув в омерзении от такого свинства плечами, Вика, не щадя ни в чем ни повинное платье, стянула его через голову несколькими сильными рывками и бросила на пол. Теперь она осталась в белом и, главное, чистом белье и чулках. Вика встала с кровати: её впечатляющая, способная довести до безумия острого желания грудь вызывающе подпрыгнула и мерно заколебалась. Девушку качнуло вперёд, вертолёт заработал в аварийном режиме, грозя свалиться в неуправляемое пике. Вика справилась с управлением и, покачиваясь, отправилась в ванную.