Красный Дракон Империи

— Папа, всё хорошо, — поспешила Ольга успокоить своего отца, — Просто мы были в клубе и Виктор там играл на инструментах и пел. Вернее вначале Настя спела одну замечательную песню, которую сочинил её брат, а потом он сам играл и на пианино и на аккордеоне и на гитаре и пел свои песни. Он, оказывается, сочиняет такие прекрасные песни и сам пишет музыку и сам же исполняет. А как он играет, мамочка, — волны восхищения так и лились от Ольги, — А одну песню он сочинил и спел на испанском языке. Она такая весёлая и задорная. Он пообещал мне написать перевод на русский. И все ему долго аплодировали. А девушки на него так смотрели, — прорезались нотки ревности в голосе, — А потом Виктор меня проводил и, — Ольга опустила глаза, ещё больше покраснела, и чуть слышно произнесла, — поцеловал. В щёку, — поспешила она успокоить родителей.

А родители смотрели на свою смутившуюся дочь и счастливо улыбались. Впервые за долгие-долгие годы.

— Товарищ Головин, я вас очень настоятельно прошу, — передо мной в дверях нашего купе, впрочем не переступая через порог, стоял колобкообразный невысокий мужчина в форме железнодорожника. Он периодически снимал фуражку и вытирал платочком лоб и шею, — ну, хотя бы, пару концертов. Я же не доеду до конечной, меня просто растрезают пассажиры. Я уже и так запретил пропускать в ваш вагон всех, у кого нет в него билета, а то они уже брали бы штурмом ваше купе, — пошёл он на откровенный шантаж.

— Ну хорошо, товарищ…,- я приподняв бровь посмотрел на колобка.

— Мищенко, — торопливо представился он, — Иван Сильвестрович Мищенко. Начальник поезда.

— Рад знакомству, Иван Сильвестрович. Пожалуй пару концертов действительно можно организовать. Но не сегодня, — быстро перебил я собиравшегося что-то радостно сказать начальника поезда, — Нам надо пару дней на репетиции. Ну, хорошо, один день на репетиции, — поспешил успокоит взгруснувшего колобка, — Так что дайте объявление, что завтра после ужина в клубе состоится концерт. Но вы должны дать нам в помощь пару человек, разбирающихся в нотной грамоте и умеющих играть на инструментах. И надо сделать небольшую перестановку в клубе. Пианино передвинуть и стульев поставить побольше. И нам до концерта никто не должен мешать.

— Товарищ Головин, вы меня просто спасли. Всю помощь окажем. Обратитесь в клубе к товарищу Герман и вам всё организуют, — колобок просто светился от счастья.

Когда дверь закрылась я обернулся к, с интересом прислушивающейся к разговору, сестре.

— Ну что, Настён, устроим концерт? — я весело подмигнул ей.

— Да-да-да! — захлопала в ладоши подпрыгивая Настя.

— Тогда тебе надо будет выучить ещё одну песню.

За то, что Настя не успеет разучить текст я не боялся. Ещё там, на хуторе у дядьки Андрея, я поработал Силой с её памятью и восприятием. Теперь Настя влёт запоминала любой текст и не просто механически его воспроизводила, а полностью осознавала. Что самое интересное, так это то, что больше такое не получилось сделать ни с кем. Сколько я не экспериментировал с приходившими к нам хворыми и больными, но ничего не вышло.

— Так, собирайся и пошли в клуб репетировать. У нас не так и много времени.

В тамбуре вагона-клуба стоял проводник и заворачивал всех идущих туда. Увидев нас он вытянулся "во фрунт" и отрапортовал, что поставлен здесь по приказу начальника поезда, чтобы нам никто не мешал готовится к концерту.

В самом клубе мы застали ту самую девушку культмассовика, пытающуюся на гитаре подобрать аккорды к песне "Берёзы".

— Добрый день, девушка, — поздоровался я, — нам бы увидеть товарища Герман.

— Здравствуйте, Виктор, — она отложила в сторону гитару, — Герман это я.

Оба-на!.Герман! Как же я сразу не вспомнил одну из известнейших певиц Советского Союза из моего мира.

— А вас, случайно, не Анна зовут? — на всякий случай спросил я.

— Анна, — неуверенно ответила девушка, заметив изумление в моих глазах и протянула руку.

Вот бывают же совпадения! Аккуратно пожимаю протянутую ладонь. Есть контакт. Анна Иосифовна Герман. 20 лет. Сирота. В этом году окончила с отличием Ленинградский Центральный музыкальный техникум, исполнительское отделение. Дядя, а это оказался тот самый колобок, начальник поезда, помог устроиться в вагон-клуб культмассовиком. Это уже её третья поездка из Ленинграда во Владивосток и обратно. Работа ей очень нравится.

— Аня, если вы ещё и хорошо поёте, то у вас будет просто замечательное будущее, — сказал я смутившейся девушке.

Репетиция прошла просто замечательно. Аня прекрасно играла и на пианино и на гитаре и на аккордеоне, а ещё на скрипке, которую я в прошлый раз не заметил. А ещё у неё был хороший голос. Я написал текст песни для Насти и расписал на позаимствованных у Анны нотных листах партии для скрипки, пианино и аккордеона для всех песен, которые собирался исполнять. Причём петь придётся не только мне и Насте, но и Анне. Будет, заодно, и бэк-вокалом. А исполнять Настя будет, вот ирония, песню ТОЙ Анны Герман "Надежда". Пришлось только немного поправить текст и изменить слова " взлётные огни аэродрома" (маловато пока этих самых аэродромов и они не так распространены), на " светят нам с тобой огни перрона".

Увлеклись так, что едва не забывали о еде. Впрочем каждый раз, идя в ресторан, мы с Настей обязательно заходили к Стрельниковым за Ольгой. Заодно пригласили их на концерт. На просьбу Ольги разрешить ей придти к нам на репетицию пришлось отказать, сказав, что не хочу портить сюрприз. По моему она немного обиделась.

Когда на репетиции я исполнил вначале " Если б не было тебя", а потом " Вечную любовь" Настя, вытерев слёзы с глаз спросила.

— Это ты для Ольги будешь петь?

Я молча кивнул. В ТОЙ жизни моя Марина очень любила эти песни и на русском и на французском языках.

Анна тоже стояла с мокрыми глазами. Она играла во время исполнения на скрипке. Получилось щемяще-красиво.

На репетиции же случилось ещё одно происшествие, открывшее мне новую способность, немного комичную, но, безусловно, полезную в бытовом плане. И, как оказалось позднее, не только в бытовом. А началось всё с того, что я посадил шикарное чернильное пятно на рукав своего белого костюма. И не заметил бы, если бы не Настя. Она, уже в нашем купе, вдруг, в ужасе закрыла ладонями лицо и чуть слышно жалобным голосом простонала.

— Виитяя, рукав..

Я поднял руку и на внутренней стороне рукава костюма увидел расплывшиеся и уже впитавшиеся чернила. Ну всё, теперь точно узнаю, изобрели здесь шариковые ручки или нет, и если нет, то изобрету. Ненавижу чернила! В таком раздражённом состоянии я, чисто рефлекторно, ладонью попытался стряхнуть загрязнение. И…чернила послушно скатились на пол, оставив после себя девственно чистую ткань, при этом идеально разглаженную. У Насти глаза стали размером с блюдце.

— Так, очень интересно. Настюш, а сбегай-ка до клуба и принеси баночку чернил.

Вскоре на столике на расстеленной газете лежал белоснежный Настин платок и стояла банка чернил. Как следует пропитав платок тёмно-синей, почти чёрной жидкостью и хорошенько помяв его в руках, от чего те стали похожи на руки шахтёра или трубочиста, я разложил его на газете, чтобы немного подсохли чернила. Сам попытался отмыть руки, но безуспешно. Кисти рук лишь изменили цвет с почти чёрного, на какой-то синевато-голубоватый. Как у зомби из фильмов того мира. Примерно через пол часа попробовал стряхнуть ладонью чернила с платка. А вот фигушки! Абсолютно никакого эффекта. Попробовал ещё раз. Результат тот же. Уже начав раздражаться вновь провёл ладонью по ткани и…чернила скатились на газету. Причём не только с платка, но и с ладони. А платок оказался идеально разглаженным, словно по нему только что прошлись утюгом. Значит всё дело в настрое. Решил повторит опыт и ещё раз испачкать многострадальный платок чернилами и…ничего не получилось. Чернила категорически отказывались приставать к платку и скатывались с него. Мяться в руках платок тоже не пожелал. Он, как говорится, после использования, опять становился разглаженным как из-под утюга. Класс!! Да я теперь сам себе комбинат бытового обслуживания. Обработал таким образом свой тетраграмматоновский костюм. Получилось просто идеально. Для чистоты эксперимента разложил на полу купе несколько газет под висящим костюмом, и, под аккомпанемент Настиного "Ой!", плеснул на него остатками чернил. Костюм остался белоснежным, а чернила растеклись по газетам.