Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля
Шрифт:
К этому результату следовало еще прибавить один естественный вопрос: а знали ли больные экземой, сифилисом и туберкулезом, что на них ставятся опыты по боевым отравляющим веществам? Готовы ли они были отдать свою мучительную жизнь химической обороне СССР?
Стремился не отставать от коллег и 5-й отдел Института химической обороны им. ОСОАВИАХИМа. Когда позднее, в 1930 году, специалисты 5-го отдела ИХО намеревались опробовать новый токсичный препарат «вещество № 409», здесь уже была разработана целая «методика», о которой сообщалось: «Испытывалось на людях по принятой в отделе методике. В качестве растворителя пользовались ацетоном. Объектами являлись красноармейцы Московского гарнизона»20.
4
30 октября 1929 года в Институт
15
Н.С. ИХО — научный совет Института химической обороны.
Как это ни удивительно, опыты на людях часто не имели официального разрешения Фишмана, хотя он регулярно получал о них информацию. Результат был необходим ему любой ценой. Это был тот же самый Фишман, которого возмущали немецкие публикации о газовых опытах над пленными белогвардейцами на Украине. Начальник химического управления РККА смотрел на происходящее в советских лабораториях сквозь пальцы, потому что сам возглавлял всю эту бригаду садистов. Обладая огромной властью, Фишман в любой момент мог прекратить эксперименты на людях, но ни разу эта мысль не пришла ему в голову. Наоборот, начальнику предлагали расширить секретные эксперименты на благо укрепления мощи Рабоче-крестьянской Красной Армии самыми изощренными способами. Военные химики без ложного стыда сообщали своему начальнику о новых мизантропских планах. И сырьем для этих планов должны были стать их подчиненные или пребывающие в неизвестности граждане СССР.
Так, в присланном рапорте начальника Научно-испытательного химического полигона сообщалось: «Несовершенство метода биологического контроля поставило полигон перед тем, что некоторые вопросы после многолетней проработки остаются открытыми, а для разрешения других (дымы) мы вынуждены в приказном порядке прибегать к контролю по человеку»22. Из этого документа следовало, что испытания ОВ начались уже в 1925 году. И опыты на людях считались наиболее перспективными. Сообщая о трудностях, имеющих место, начальник полигона констатировал: «Все указанные обстоятельства заставили возбудить перед Вами проблему перехода в ряде опытных работ на контроль по человеку, как контроль неоспоримый, несомненный и дающий быстрое и окончательное решение вопросов. Конечно, в тех случаях, когда мы не имеем необходимости определения смертельных или дающих тяжелое поражение концентраций»23. Рапорт заканчивался рекомендациями для создания специальной инструкции по биологическому контролю на людях. Главными ее пунктами была забота о жертвах эксперимента. Здесь начальник полигона давал несколько трогательных советов: «Экспериментаторы допускаются только в добровольном порядке и по соответствующему разрешению врача. После эксперимента за ними ведется постоянный медицинский надзор.
Разумеется, риск и здоровье экспериментаторов должны компенсироваться: денежными вознаграждениями (начсостав), усиленным питанием (красноармейцы), увеличением отдыха, а для лиц, подвергающихся экспериментам часто, обязательной ежегодной отправкой на курорты и в дома отдыха».
Разумеется, о тех красноармейцах, которые после опытов биологического контроля могут попасть в дома вечного отдыха, никаких советов не давалось. В конце рапорта начальник полигона напоминал Фишману: «В настоящее время на поле полигона целый ряд руководителей и их красноармейцев практиковали в добровольном порядке контролирование на самих себе…»24
Одним из руководителей работ в Лаборатории научно-испытательного химического полигона являлся физико-химик Давид Львович
Талмуд. В те годы он был фактически высокопоставленным начальником РККА. В своей записке от 29 апреля 1926 года Яков Фишман так характеризовал одного из тех, кому должны были быть известны мучения красноармейцев: «Работающий по заданию Военно-химического управления инженер-химик Талмуд Давид Львович имеет открытия и труды высокого научного значения, предназначенные таким компетентным учреждениям, как Химический институт им. Карпова. Он работает в настоящее время в области боевых ОВ»25. Примечательно, что спустя всего 8 лет, став уже членом-корреспондентом Академии наук СССР, Талмуд перебрался из одной живодерской лаборатории в другую, находившуюся в ведении ОГПУ-НКВД. А помощь в ее устройстве ему оказал сам Николай Иванович Бухарин26, известный своей непримиримостью к любым проявлениям вождизма.Уже за первый год экспериментов на людях специалисты из РККА обогнали своего маститого наставника из Вюрцбурга доктора Флури. И обогнали раз и навсегда. Тот по старинке травил кошек и собак, а эти уже добрались до людей. Им не было нужды тратить время на бессмысленные командировки в Германию, когда граждане собственной страны своими страданиями доказывали эффективность «ипритовой терапии».
Среди перечисленных лиц, участвовавших в советских опытах в качестве «субъектов» или «объектов», мы не найдем ни одного директора крупного химического предприятия, ни одного партийного босса, ни одного ветерана ВКП (б), ни одного военного из высшего руководства РККА.
Однако, справедливости ради, нужно упомянуть, что в 1937 году некоторым из них все же «посчастливится» побывать в мрачно знаменитой лаборатории Н1 Отдела оперативной техники НКВД СССР и, прежде чем умереть, на своей шкуре опробовать плоды рук своих. К этим «избранным жертвам» принадлежал Иван Михайлович Великанов, профессор, диввоенврач, руководитель Биотехнического института РККА в подмосковном поселке Власиха. Тот самый Великанов, который в статье «Бактериальная война», помещенной во втором томе Советской военной энциклопедии, самозабвенно писал: «Особое значение придается комбинированному применению бактерий и ОВ, а также бактерий и дымов. Наиболее подходящим для целей отравления считается токсин микроба ботулизма. Загрязнение этим микробом консервов превращает содержимое консервной банки в серьезное оружие в руках противника».
После ареста Великанова привлекли для консультаций в токсикологическую лабораторию НКВД27. Здесь яды и газы исследовались на приговоренных к смерти. Потом, 8 апреля 1938 года он тоже был умерщвлен. Попадет в этот ад и сам начальник Военно-химического управления РККА, корпусный инженер Яков Фишман, но чудом избежит «контрольной затравки» и после покаянного письма отправится помогать стране в шарашке НКВД.
Единственным важным нововведением в систему опытов, проходивших в лаборатории Н1 ООТ НКВД СССР, стал отказ от устаревших терминов «субъекты» и «объекты». Их заменили более невинным — «птички».
5
Но то было только в 1937-м, когда дефицита человеческого материала уже не существовало. В 1920-х вопросы стояли иначе. Химическая оборона страны нуждалась в новых жертвах. Для того чтобы проверить мощь отравляющих веществ, требовалось не только нанести их на кожу или распылить перед глазами, нужно было увидеть их летальное действие. Никто из добровольцев или солдат на это не согласился бы. А подстроенная смерть «субъектов» могла привести к расследованию и разного рода толкам среди будущих участников экспериментов.
Совсем другое дело шимпанзе. С обезьянами или с их гибридами от человека таких ситуаций не возникло бы. Умри какая-нибудь макака, или шимпанзе, или гибрид — военный трибунал ими заниматься не будет. И даже не будет выяснять, чьи они родственники и кто от кого произошел. Их труппы закопают где-нибудь на свалке в Хамовниках, и дело с концом.
Поэтому поездка зоотехника профессора Иванова и связанные с ней обезьяньи проблемы чрезвычайно интересовали Химический отдел РККА. Здесь готовились к крупной закупке партии различных обезьян, предназначенных для газовых экспериментов.