Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля
Шрифт:
Иванов вспоминал: «Незадолго перед отъездом из Москвы в Африку я получил предложение из секции Химотдела Реввоенсовета явиться на заседание, где будет обсуждаться вопрос о закупке за границей для Химотдела партии обезьян. На этом заседании указывалось, что при работах с газами и противогазами данные, получаемые на лабораторных животных (кролики, морские свинки и т. п.), а также на более крупных домашних животных, далеко не всегда достаточны и удовлетворительны. В некоторых случаях необходимо иметь опытных животных, наиболее близко стоящих к человеку. Мне было предложено взять на себя закупку за границей. По некоторым соображениям я не счел возможным взять на себя это поручение, но обещал переговорить об этом с директором Института экспериментальной эндокринологии, также заинтересованным
23 декабря 1925 года начальник VI отдела РВС Яков Фишман с подачи Иванова направил директору Института экспериментальной эндокринологии откровенное письмо.
«Для целого ряда работ санитарно-биологического характера, проводимых в лабораториях Военно-Химического управления требуются обезьяны как животные, более близкие к человеку, чем обычно применяемые до сего времени: кошки, собаки и кролики, и как более пригодные для производства многих клинических наблюдений. Специальные обезьяны требуются для:
а) установления степени токсичности боевых отравляющих веществ при действии их на органы дыхания, кожу и глаза;
б) изучения действия общеядовитых и раздражающих веществ, для чего требуются экспериментальные животные с более развитой психикой;
в) проработки вопроса лечения от отравляющих веществ в условиях, более близких к человеку;
г) изучения действия более близких зараженных отравляющими веществами пищевых продуктов с испытанием функций желудочно-кишечного тракта, печени и т. д.
Для указанных целей Военно-Химическому управлению были бы необходимы главным образом макаки и резусы и отчасти антропоидные обезьяны. Общая годовая потребность на первый год составит — до 100 штук макак и резусов и до 5 антропоидных обезьян. К сему Военно-Химическое управление оговорится, что вопрос о высших обезьянах еще не решен, так как нет исчерпывающих сведений о размерах вызываемых приобретением и доставкой обезьян расходов»29.
Интрига профессора Иванова заключалась в привлечении на свою сторону максимального количества заинтересованных советских учреждений. Это помогло бы получить дополнительные средства для эксперимента. К тому же авторитет Реввоенсовета работал бы на авторитет самого Ильи Ивановича. Он ведь откровенно говорил о заинтересованности руководства Красной Армии в организации будущего обезьянника: «После доклада наркому Н.А. Семашко было созвано специальное совещание при Наркомздраве под председательством Н.А. Семашко с участием врачей, представителей от Химотдела Реввоенсовета»30. Иванов считал — обезьяны, которых предполагалось разводить, могли оказать ценную услугу военным исследователям. Особенности физиологии животных были сопоставимы с человеческими и позволяли при постановке опытов с химическим и бактериологическим оружием наиболее полно описать картину мучений солдат противника. Ученый-зоотехник подсказывал красным командирам, как эффективно использовать приматов в качестве опытных жертв грядущей мировой революции. «Работы по изучению действия лучей радия, рентгеновских лучей, удушливых газов и т. п. также значительно могут выиграть при возможности проверить и установить дозировку на обезьянах»31, — писал Иванов.
Обезьянам суждено было первыми пройти ад газовых камер. Как считали стратеги и в Кремле, и в Берлине, ошибиться в дозах боевых отравляющих веществ здесь было нельзя, так как за приматами должны были последовать и люди. Ведь они на них так похожи.
Примечания
1 РГВА. Ф. 33987. — Оп. 3. — Д. 98. — Л. 667.
2 РГВА. Ф. 33987. — Оп. 3. — Д. 295. — Л. 2.
3 Советская Абхазия. — 1930. — 18 февраля.
4 РГВА. Ф. 31. Оп. 5. — Д. 60. — Л. 214–214 (об.).
5 Там же. Л. 239 (об.).
6 РГВА. Ф. 31. — Оп. 5. — Д. 73. — Л. 8.
7 РГВА. Ф. 31. — Оп. 5. — Д. 73. — Л. 12–13.
8 РГВА. Ф. 31. — Оп. 5. — Д. 73. — Л. 13–14.
9
Там же. Л. 14.10 Красная газета. Вечерний выпуск. — 1927. — 14 декабря.
11 РГВА. Ф. 31. — Оп. 5. — Д. 60. — Л. 249.
12 Там же. Л. 249 (об).
13 РГВА. Ф. 31. — Оп. 5. — Д. 73. — Л. 262.
14 РГВА. Ф. 31. — Оп. 5. — Д. 73. — Л. 262. Ex tempore (лат.) — по времени.
15 РГВА. Ф. 31. — Оп. 5. — Д. 73. — Л. 263.
16 Там же. Л. 267.
17 Там же. Л. 268.
18 РГВА. Ф. 31. — Оп. 5. — Д. 73. — Л. 269.
19 Там же. Д. 60. Л. 435.
20 Там же. Д. 671. — Л. 1 (об.).
21 РГВА. Ф. 31. — Оп. 5. — Д. 403. — Л. 353.
22 РГВА. Ф. 31. — Оп. 5. — Д. 403. — Л. 354.
23 Там же.
24 РГВА. Ф. 31. — Оп. 5. — Д. 403. — Л. 354.
25 РГВА. Ф. 31. — Оп. 9. — Д. 1. — Л. 32.
26 АПРФ. Ф. 3. — Оп. 24. — Д. 301. — Л. 153.
27 Жуковский В.С. Лубянская империя НКВД. 1937–1939. — М., 2001. — С. 179.
28 ГАРФ. Ф. 3316. — Оп. 45. — Д. 19. — Л. 27.
29 ГАРФ. Ф. 3316. — Оп. 45. — Д. 19. — Л. 18.
30 Там же. Л. 27.
31 ГАРФ. Ф. 3316. — Оп. 45. — Д. 19. — Л. 25.
Глава 7. Специальные счета
1
И тем не менее инициатива по созданию обезьяньего питомника стала принадлежать уже не Иванову, а вполне официальному советскому учреждению — Институту экспериментальной эндокринологии. Это было логично: ответственность должна была нести не личность, а организация.
Она смогла бы аккумулировать государственные деньги и развернуть подготовительную работу. Вообще-то идея создания обезьяньего питомника была предложена еще в 1923 году наркомом здравоохранения Николаем Семашко. В то время он уже склонялся к версии преждевременного старения еще живого вождя мирового пролетариата. Но советская верхушка отнеслась к ней несерьезно. И прозевала смерть вождя. Теперь нарком мог взять реванш.
Появление спустя два года после смерти вождя профессора Иванова поставило все на свои места. Нашелся, наконец, ученый-революционер, добытчик обезьяньего материала, физиолог и ученик Ивана Павлова, одновременно и крупный зоотехник, и эволюционист, и сторонник Дарвина. Профессор был фигурой, которая устраивала всех.
Как только Иванов отправился в командировку, делом организации питомника занялся заместитель директора Института экспериментальной эндокринологии Тоболкин. 5 октября 1925 года в Наркомздрав на утверждение поступила смета эндокринологического института на 1925/1926 год. В программе действий научного учреждения имелось несколько примечательных пунктов: «6) Организовать питомник обезьян, использовав помещение института, как для работ института, так и для других институтов НКЗ и Мосздрава, причем деятельность будет направлена вначале на приобретение мелких обезьян, и подготовить проекты для открытия питомника обезьян на юге/Батуме/для акклиматизации обезьян, разведения их путем скрещивания между особыми обезьянами и искусственным оплодотворением спермой человека»1.
Вдохновленный оперативностью своих коллег из руководства института, Тоболкин отправился на Черноморское побережье Кавказа и, рассмотрев несколько вариантов, выбрал территорию неподалеку от столицы Абхазии Сухуми. 7 декабря 1925 года замдиректора выступил на совещании по организации питомника, которое вел сам нарком здравоохранения Семашко. Рассказывая о своем путешествии, Тоболкин перечислил ряд мест, где можно устроить обезьяний питомник, и рекомендовал остановиться на расположенной в окрестностях Сухуми бывшей даче врача Остроумова рядом с горой Трапеция. Территория представляла собой закрытое горами пространство, выходившее к морю. Идея была поддержана, а 25 сентября 1926 года Тоболкину предложили отправиться во Францию и Германию. Нарком здравоохранения Семашко очень спешил. Он не жалел средств на поездку эндокринолога. В протоколе совещания записано: «Поручить помощнику директора Тоболкину во время заграничной командировки обследовать питомники обезьян и приготовить сметы для содержания обезьян в лаборатории, в Москве при Институте экспериментальной эндокринологии»2.