Красный корсар

— Я тоже так думаю! Шесть миль на ветре — преимущество не такое уж малое в тяжелых обстоятельствах. Клянусь небом, Иринг, я подниму «Каролину» на воздух, но оторвусь от этого судна!

— Это было бы возможно, имей она крылья, как у чайки или каравайки, но при том, как обстоит дело, гораздо вероятнее, что мы пойдем ко дну.

— Пока она отлично несет все паруса. Вы не знаете, на что может быть способно судно в большой крайности.

— Я плавал на нем во всякую погоду, капитан Уайлдер, но…

Иринг внезапно умолк. Огромный черный вал поднялся между кораблем и восточной стороной горизонта и покатился вперед, угрожая поглотить все на своем пути. Даже Уайлдер весь сжался, ожидая удара, и тревожно затаил дыхание: в эту минуту он понял, что преступил все пределы благоразумия, заставляя судно с такой быстротой идти против столь тяжелых волн. К счастью, вал разбился в нескольких саженях от «Каролины», захлестнув ее палубы пенистым водопадом. На мгновение вся носовая часть корабля скрылась из виду, словно он вынужден был прорываться сквозь волну, не в силах на нее подняться. Затем «Каролина» медленно вышла из волны, вся покрытая миллионами океанских светлячков, и остановилась, содрогаясь всем своим мощным и крепким корпусом, словно перепуганный конь. Когда же она возобновила свой бег по волнам, то уже не так быстро, и это замедление словно предупреждало тех, кто управлял судном, об их безумии.

Иринг молча смотрел на своего командира: он хорошо понимал, что никакие его слова не могли быть убедительнее всего происшедшего. Матросы уже не стеснялись выражать свое неодобрение вслух и высказали немало мрачных пророчеств о последствиях столь безрассудного риска; но Уайлдер словно ничего ие слышал; будучи тверд в своих тайных намерениях, он пошел бы и на гораздо больший риск ради достижения своей цели. Но весьма отчетливый, хотя и приглушенный крик, долетевший до него с кормы, напомнил ему о страхе, который испытывали другие. Быстро повернувшись, он подошел ко все еще дрожавшей Джертред и ее гувернантке: в течение всех этих долгих мучительных часов обе они молчаливо, но с глубоким вниманием наблюдали за малейшим его движением.

— «Каролина» так прекрасно выдержала этот удар, что теперь я твердо верю в ее силы, — произнес он ободряющим голосом и выбирая слова, способные успокоить женщин.

— Мистер Уайлдер, — ответила гувернантка, — я хорошо знаю грозную стихию, в которой протекает вся ваша жизнь. Не пытайтесь обмануть меня. Я отлично понимаю, что вы увеличиваете скорость сверх всякой меры. Достаточные ли у вас причины для подобной дерзости?

— Вполне достаточные, сударыня.

— И они, как многие другие причины, тоже останутся навеки сокрытыми от нас или мы, вынужденные делить с вами все последствия, имеем право их узнать?

— Поскольку вы так хорошо знакомы с мореходством, — ответил молодой человек с легкой усмешкой, от которой его предыдущие слова показались еще более угрожающими, — мне незачем говорить вам, что на судне, идущем круто к ветру, необходимо нести все паруса.

— Во всяком случае, ответьте более прямо хоть на один мой вопрос: достаточно ли благоприятный у нас ветер, чтобы мы могли пройти опасные мели у Гаттераса?

— Сомневаюсь.

— В таком случае, почему бы нам не вернуться в тот порт, откуда мы вышли?

— А вы бы на это согласились? — быстро спросил молодой человек.

— Я хочу поскорее к отцу! — воскликнула Джертред так же быстро, как и он; казалось, пылкой девушке едва хватило дыхания, чтобы вымолвить эти немногие слова.

— А я, мистер Уайлдер, хочу совсем оставить это судно, — спокойно сказала гувернантка. — Я не прошу вас разъяснять нам ваши таинственные намеки: возвратите нас к нашим друзьям в Ньюпорте, и мы никогда больше не зададим вам никаких вопросов.

— Это можно сделать, — пробормотал наш искатель приключений, — можно! При таком ветре нужно всего несколько часов хорошей работы. Мистер Иринг! Увалиться под ветер и выбрать наветренные брасы!

Команда была передана подчиненным и, разумеется, исполнена, хотя Найтхед и старые матросы довольно громко ворчали по поводу беспричинных и, по всей видимости, безрассудных перемен в настроении капитана.

Уаилдер проявил полнейшее безразличие ко всем этим выражениям неприязни. Если он их слышал, то либо не считал нужным обращать на них внимание, либо, руководствуясь благоразумием, делал вид, что он их не замечает. Между тем «Каролина», подобно птице, утомленной полетом против бури и ищущей иного, более легкого направления, быстро скользила по волнам, то поднимаясь на пенистые гребни, то плавно опускаясь, подгоняемая ветром, который теперь стал попутным. Море вздымало и катило свои валы, но уже в направлении нового курса «Каролины», а так как она шла теперь по ветру, то паруса не угрожали ей опасностью и Уайлдер приказал поставить один за другим лиселя. Заново подхлестнутое судно помчалось по волнам, оставляя за собой пенистый след, который густотой и белизной своей мог поспорить с пенистыми гребнями самых мощных валов.

Наш герой снова принялся расхаживать по палубе и внимательно оглядываться по сторонам, чтобы выяснить, чего он достиг своей новой попыткой. Когда судно изменило курс, изменилось и направление неизвестного корабля, который продолжал качаться на горизонте, как уменьшенная и затуманенная тень «Каролины». Однако безошибочный компас поведал настороженному моряку, что неизвестный сохраняет ту же дистанцию, какая была между ними, когда его впервые заметили. Никакие усилия Уайлдера ни на один дюйм не изменили относительного местоположения обоих судов. Прошел еще час, и Уайлдер установил по лагу, что его судно прошло уже три лиги, а незнакомец все продолжал маячить на западе, словно он был лишь уменьшенной тенью «Каролины» на далекой темной полосе облаков. Благодаря тому, что и он изменил курс, его паруса стали заметнее глазу наблюдателя, но никакой другой видимой перемены не произошло.

Между тем миссис Уиллис и ее воспитанница удалились в свою каюту. Гувернантка втайне радовалась тому, что вскоре они покинут судно: плавание началось при обстоятельствах настолько зловещих, что они вывели из равновесия даже ее ясный и трезвый рассудок. Джертред ничего не знала об изменении курса. Ее неопытному глазу казалось, что на пустынных океанских просторах не произошло никаких изменений: Уайлдер мог сколько угодно менять курс «Каролины» — все равно его юная и прелестная пассажирка не догадалась бы об этом.

Иначе обстояло дело с самим умудренным опытом командиром «Каролины». Для него в этой полуночной дороге не было ничего загадочного и сомнительного. С давних пор глаза его были хорошо знакомы с каждой звездой, поднимающейся над темной волнующейся линией морского горизонта; какой бы порыв заокеанских ветров ни обвевал его пылающие щеки, молодой моряк всегда мог безошибочно назвать ту часть небосклона, откуда исходило это дуновение. Ему понятен был любой наклон носа судна, он мгновенно реагировал на все зигзаги и повороты, которые оно делало, и ему почти не приходилось обращаться к инструментам и приспособлениям, помогающим мореходу решить, какой курс держать и как управлять движениями прекрасного сооружения, покорного его воле.

И все же он не мог уяснить себе смысл маневров таинственного судна. Казалось, на нем не столько даже повторяют каждое его приказание, сколько предвосхищают его, и надежды Уайлдера ускользнуть от столь неусыпной бдительности неизменно оказывались обманутыми благодаря такой легкости маневрирования, такому превосходству в управлении парусами, которые даже его трезвому разуму казались проявлением неких сверхъестественных сил.

Пока наш искатель приключений поглощен был мрачными мыслями, которых не могли не нагнать на него подобные впечатления, небо и море начали менять свой облик. Светлая полоса, так долго видневшаяся над восточной стороной горизонта, — словно завеса небосвода в этом месте приоткрылась, чтобы пропустить ветер, — внезапно исчезла, и на горизонте стали скопляться тяжелые черные тучи; над водой сгустился плотный туман, сливший воедино небо и море. Но с противоположной стороны, на западе, та же темная завеса приподнялась, и длинная полоса тусклого света разлилась по горизонту на траверзе «Каролины». И в этом зловещем светящемся тумане по-прежнему маячило неизвестное судно, хотя порой казалось, что его еле заметные зыбкие очертания словно тают в воздухе.