Красный лист

– Здравы будьте, путники, – сказал я и ещё два рептилоида почти одновременно.

– Нить пути связала наши тропы в перекрёсток, – сказал первый. – Меня зовут Соат, мои спутники – Тиут и Ма.

Ма – эффектная рыжеволосая женщина – сузила зрачки до ниточки. Тиут стоял расслабленно.

– Амади и мой спутник Володимир. Крест путей – крест долгов, даю слово каждому из вас.

– Принимаю слово и даю своё, – ответил ему Соат.

Его спутники повторили за ним, и все посмотрели на меня.

– Принимаю слово и даю своё...

Соат кивнул, и все трое прошли дальше.

– Хорошо, что мы не повернули, это не наша тропа.

– То тропа, то тороп... И что за слово мы дали?

– Слово жизни – пока мы на своих тропах, мы не навредим друг другу.

– Понятно... не понятно, и? Что с тропами, торопами?

– Тороп – место, где проходит тропа. Тропа – место для тех, кто торопится. Да... софистика сплошная.

– То есть термины, понятия... не важны?

– О, тебя на спелом банане не проведёшь. Важно, но для тех, кто ходит дорогами и путями, торопами и тропами. Для тебя сейчас важно... Тот, кто встал на тропу, всегда может на неё вернуться. Пошли, следующий тороп – болото.

Комары размером с воробья. Я закрылся, завязался как мог. Где накидка свободно свисала, комары не прокусывали. Где в обтяжку... а где? Нашли пару мест. Меня окружила... стая воробьёв-комаров. От лица, завёрнутого в капюшон, я отдувал, но оставался десяток других мест. Когда тебя прокусывает комар размером с воробья – ничего приятного, а главное, есть места, не утратившие чувствительность.

Зуд, жжение, боль и... слабость. Отлетающие, раздувшиеся комары – это ещё и страшно. Какой-то неестественный, противоприродный страх. Я с трудом сдерживался, чтобы не начать убивать, их тут не больше сотни кружит, а кусает с десяток, больше не помещаются.

Отмахиваться – это была глупая идея, не помогла отогнать, зато парочка залезла под накидку и сейчас усиленно жрала. Боль была на грани... Больше бесило жжение по всему телу и зуд... До зубного скрежета. Поток тёк здесь странными сгустками в рваном ритме. Вот при разрыве потока я и шипел, жжение становилось нестерпимым, и, когда следующий тороп встретил нас дождём, я просто замер... попытался.

– Не стоит на торопах стоять, нельзя. Только на перекрёстках... Идём.

Из меня, наверное, выпили всю кровь. Боль от проколов исчезла, остались зуд и жжение, которые, видимо, и текли по... или уже вместо крови. Первое облегчение от дождя прошло. Я шёл, механически переставляя ноги. Дождь сменился пустыней. Жар пустыни слился с жжением. Лес. Прохлада серых стен, серое небо, серые окна... серые двери. Серые люди...

Мы зашли в дом. Девятиэтажный, панельный, серый... подъезд, квартира.

– Проходи. – Амади открыл дверной замок, пропуская меня в квартиру. – Раздевайся, смажь места укусов. – Протянул мне баночку.

Только тут я осознал, что до этого не чувствовал запахи. Резкий запах «Звёздочки» вернул и обоняние, и мысли.

– Мы дошли?

– Да, ты выбрал... надёжный якорь. Пять укусов – это предел на первый раз, остальные семь… взяла Селена. Она жива... иначе бы ты не дошёл.

Я иначе посмотрел на Амади. Захотелось свернуть ему шею, оторвать лапки, сломать хобот… Уф, отпустило.

– С ней... всё хорошо?

– Жить будет… Она знала, на что идёт. Свой путь она выбрала сама, в отличие от тебя.

– Кто же выбирает... мой путь?

– Ты, всегда ты, только не хочешь этого признать. Тебе всё кажется, что тебя выбирают, что тебя несёт течение.

– Я об этом уже говорил...

– Да, что-то такое было. Намазался? Одевайся. Пошли.

Вышли из квартиры, спустились на первый этаж, зашли в другую, переоделись и вышли на улицу.

Лето! Зелень. Шум машин. Люди… Жизнь!

– Мы... на Земле?

– Да!

– Вот... прямо…

– Да, идём.

Точно… Улица Восьмого марта, поворот. Тут институт какой-то. Здание госпиталя. Амади показывает пропуск, нас запускают. Надеваем халаты. Третий этаж. Палата. На койке обвешанный трубочками лежу... я.

– Я… не умер?

– Вчера Лара использовала яд, на который у тебя иммунитет. – Амади достал камень, горный кристалл, и положил его посередине палаты. – Сейчас мне придётся кое-что... показать тебе и рассказать – сам ты не поймёшь. Твой выбор в следующем: убить себя, этого, – он кивнул на кровать, – или оставить жить, через пару часов он очнётся, и ты покинешь... все миры, кроме этого.

– То есть... вернусь... по-настоящему... на Землю?

– Ты и сейчас здесь по-настоящему. Слушай, сейчас... часть твоей сути здесь, в нём, и большая часть в тебе. Вы связаны нитью сути. Эта нить позволяет тебе передавать жар из этого мира в мир Елении. Жар… ядрёнпоток – ну, почти одно и то же… Ох уж эти… сказания, как первоклашке объяснять теорию относительности… Короче, на Земле избыток жара, и вы, ярины, – такой клапан для сброса давления, пока понятно?

– Не-а… а ещё хочется тебя стукнуть.

– Ну, это как раз объяснимо… На Земле избыток жара, на Елении нехватка, вы передаёте жар в Елению, выполняя свою функцию, и вы здесь не умерли – кома, потеря сознания от десяти минут. Потом приходите в себя здесь и ничего не помните. Если убивают в Елении, то и здесь умираете. Но там вас берегут. Умираете... там – умираете здесь, умираете здесь – умираете там. Разрыв нити. Сейчас разрыва нити не будет, часть соединится в целое. Так или иначе.

– Чтобы остаться в мире... где я есть, мне нужно... убить себя в мире, где меня... почти нет... Выбор очевиден… да?

– Нет. Если по-простому… блин, а как иначе? Короче, убиваешь себя здесь и лишаешься возможности на перерождение, вся сила на это останется... нереализованной. Если после умрёшь там, то это навсегда, более того… яп больше передавать не сможешь.

– То есть… убиваю себя и становлюсь... обыкновенным местным?

– Нет… ярином, но передавать будешь тот самый жар, что в тебе есть, та его часть, что выделяется каждому на перерождение. Из-за этого и не переродишься.

– А как перерождаются еленианцы?

– Берут яп... жар у яринов, накапливают – и вперёд, на следующий этап. Еления – как экзамен для... духа, переход на следующую ступень... пусть будет эволюции.

– Так… значит, я убиваю себя, становлюсь... нет, трачу весь яп на окружающих меня, теряю способность к перерождению и исчезаю, так?

– Ну, в целом, да.

– Я как-то... э… ну, наверное, не склонен к самопожертвованию, особенно… без прибыли.

– Ну как тебе сказать?.. Ладно, пускай будет так, теперь я покажу тебе, что будет, если ты... не убьёшь себя.