Красный вестерн

Виктор Беклемишев, как указано в вышеупомянутой аннотации, «матерый агент контрреволюции». Заврагин, конечно же, чекист. Восстание в городе, занятом красными, готовит белое подполье. Оно же перекрывает дорогу поезду, везущему в город чекиста, подпольщика и других.

Разрешительное удостоверение на выпуск «Огненных верст» выдано 12 октября 1957 года. Следовательно, фильм готовился и вышел к празднованию сороковой годовщины революции. Но политика в нем является лишь фоном. Подражание классическому вестерну здесь явно, открыто. Авторы не скрывают бесчисленных цитат.

Собственно говоря, цитатой представляется сама фабула картины, придуманная сценаристом Фигуровским.

Поезд идет по направлению к городу. Дорога перерезана. Тогда Герой, Красавица, Соратники Героя и замаскированный Злодей вынуждены пробираться на перекладных. Тачанка времен Гражданской войны, конечно, отличается от фордовского дилижанса, но события, происходящие с ее пассажирами, взаимоотношения людей, бескрайние степи, по которым она едет, и одинокие селения, у которых останавливается, уж очень напоминают коллизии классического вестерна.

Речь здесь ни в коем случае не идет о плагиате. Молодые и талантливые советские кинематографисты, снимавшие фильм во время революционных событий пятьдесят шестого года, решили пофрондировать. Но не против советской власти – такого не было и в мыслях. Против тоскливой регламентации искусства, еще вчера казавшейся вечной. Если в случае «Смелых людей» Сталин лично дозволил отступить от мертвящего канона, то Самсонову с Добронравовым было решено не мешать в их «баловстве».

Ведь, если вестерн, значит – динамика, приключение, кассовый успех. А если в дни 40-летия Октября народ валом валит на фильм, действие которого в первые послеоктябрьские годы разворачивается, значит, в СССР не надо бояться тех вспышек ревизионизма и открытого антикоммунизма, что имеют место в некоторых странах народной демократии. Словом, формальные, художественные новации Самсонова и Добронравова начальство сочло за благо не критиковать. Разумеется, в упрощении великих событий, в излишнем увлечении внешним действием, в недостаточной разработке характеров картину обвиняли. Но в «посягательстве на устои», в привлечении «арсеналов буржуазного кино для отражения на экране великих страниц советской истории» – нет.

Подобные словеса появятся на страницах газет во второй половине семидесятых годов, когда время опять настанет «тухлое», а кинематографисты, стремясь и начальству угодить, и народ в залы завлечь, начнут выпускать вестерны про Гражданскую войну пачками.

«Огненные версты» при выходе пожурили, а потом и вовсе писать про них перестали. Только так же, как в истории со «Смелыми людьми», все подпечатывали новые сотни черно-белых копий для сбора денег.

Здесь о потере цвета приходится сожалеть сильнее. Не случайно с пыльной дороги начинается картина и золотой, оседающей пылью заканчивается. Тут и образ вздыбленного мира, и размышления об исчезнувшей империи, и догадки о том, что же станет потом, после того, как пыль уляжется, тачанка умчится, поезд приедет по назначению, все злодеи умрут, а все герои женятся на красавицах…

При просмотре черно-белого варианта подобные размышления тоже возможны. Но – далеко не у каждого зрителя. Пыльно-золотистая гамма оригинальных «Огненных верст» заставляет думать об этом многих.

К тому же, снятый в обычном формате, фильм частенько производит впечатление широкоэкранного. Ко времени выхода «Огненных верст» новый размер экрана, уже чрезвычайно популярный в Америке и Европе, в Советском Союзе был успешно использован в сказочном «Илье Муромце» и неуспешно – в историко-революционном «Прологе». Самсонов и Добронравов раздвигают рамки своего экранного пространства путем своеобразных «передержек». Они заставляют нас смотреть многие эпизоды своего фильма на несколько секунд дольше, чем того требует монтажный ритм. Собственно действие уже завершилось. Пора переключаться на другое. Но камера все еще показывает нам тачанку, которая едет и едет по бескрайней степи. Нам уже не за чем следить, кроме этой самой тачанки, пыли которую она поднимает, и дороги, по которой движется. И мы не понимаем даже, а чувствуем безмерную ширь нового мира, в котором еще много злодеев и, следовательно, есть работа герою, красавице и помощникам.

Мир социализма в середине пятидесятых годов был также бескраен. От Кольского полуострова до острова Хайнань, от Чукотки до Адриатики. Разные страны располагались на этом пространстве.

Свобода, которой располагали художники в Югославии, не снилась их собратьям по миру социализма. Происходило это благодаря прагматизму товарища Тито, который позиционировал свою державу, как социалистическую, но не присоединяющуюся ни к каким союзам и блокам. Это, а также репутация человека, бросившего в 1948 году вызов всесильному Сталину, позволили Тито обеспечить своим подданным максимально свободную, а учитывая географическое положение Югославии, даже, порою, райскую жизнь.

Барьеры во взаимоотношениях с Западом, которые в СССР были высоки даже в «оттепельные» годы, в Югославии отсутствовали. Все, что происходило в западной культуре – выдающееся, интересное, неинтересное – проникало в империю Тито и становилось фактом художественной жизни югославов. В то время как советские дети взрослели на отечественных комедиях, шпионских фильмах из соцстран, индийских мелодрамах, их югославские сверстники смотрели фильмы из США. В пятидесятые годы главным образом вестерны. Надо ли поэтому удивляться, что один из самых первых мультфильмов, созданных будущим патриархом только что родившейся «загребской школы» Душаном Вукотичем назывался «Ковбой Джимми»?

В середине пятидесятых американцы заставили, наконец, Хрущева покончить с незаконным выпуском на советские экраны своих картин, взятых в качестве трофеев при штурме Берлина. Одной из последних трофейных лент была диснеевская «Белоснежка и семь гномов», покорившая советских зрителей всех возрастов. Создатель ленты стал кумиром миллионов, но другие его картины в СССР можно было увидеть лишь на закрытых просмотрах и – очень редко – на кинофестивалях. А в Загребе уже в годы триумфального шествия «Белоснежки» по советским экранам, группа молодых мультипликаторов решит бороться с эстетическим всевластием Диснея.

Душан Вукотич, один из лидеров «загребской школы», начинал свой творческий путь как карикатурист. Насмешливая линия рисунка будет определяющей в его мультфильмах. «Фирменным знаком» Вукотича станет ироничность, гротесковость сюжетов и персонажей, гиперболизация всего, что происходит с героями. Это будет югославским, хорватским ответом великому Уолту Диснею, с его принципом жизнеподобия мультипликационных персонажей и в начале шестидесятых даже принесет Вукотичу «Оскара» за фильм «Суррогат».

Для советских же «ответственных товарищей» эксперименты Вукотича и его загребских единомышленников долгое время будут чем-то подозрительным. Сделанный в 1957 году, «Ковбой Джимми» появится на советских экранах только в 1968-м, когда, очевидно, он будет сочтен изящным комментарием к «правильным» вестернам из ГДР, выходящим в СССР в большом количестве.

История двух мальчишек, встретивших в жизни своего экранного кумира и понявших, что кино и реальность – это не одно и то же, нынче глядится как вполне коммунистический «наш ответ Диснею». Удивляет, отчего на целых десять лет была задержана покупка ленты в СССР. Экранный ковбой обнаруживает свою неприспособленность к настоящей жизни, мальчишки начинают понимать, что кинематографические вестерны не должны приниматься слишком всерьез…

Душан Вукотич относится к ковбойскому фильму гораздо более резко, чем Иржи Трнка в «Арии прерий», выпущенной в советский прокат, как помним, в 1955 году. Упоминавшаяся фраза о «фальши расхожих клише ковбойской романтики» применима именно к «Ковбою Джимми». Используя традиционную коммунистическую фразеологию, можно было бы написать аннотацию на этот мультфильм в стиле упоминавшегося выше товарища Шпигельглуза: «Картина учит юных пионеров социалистической Югославии не увлекаться низкопробными американскими фильмами про ковбоев, которые, к сожалению, в большом количестве демонстрируются на экранах, а посвятить жизнь продолжению славных революционных дел своих отцов».