Красота

— Но тогда меня увидят! — тихо возразила я. — Они все будут на меня пялиться!

Конечно, я оказалась права. Остальные пациенты таращились на меня, разинув рты, — даже медсестры.

— Кто это тебя так? — спросила одна из них, и я решила сразу ответить, чтобы она отстала.

— Мой парень подговорил какого-то человека плеснуть мне в лицо кислотой, — пробормотала я.

— Какой ужас! — женщина возмущенно покачала головой.

Я молилась, чтобы она оставила меня в покое. Спустя полчаса мне сообщили, что операция отложена и я не смогу уехать отсюда как можно быстрее. Я знала, что медсестра не хотела ничего плохого. Просто я еще не была готова обсуждать с посторонними то, что со мной произошло. Все воспоминания были еще слишком свежими, как и шрамы на моем изувеченном лице.

Однако я не могла избежать регулярных встреч с Лизой, психологом ожогового отделения.

— Я не вижу смысла в этих занятиях, — сказала я ей однажды. — Что случилось, то случилось. И сколько ни обсуждай, ничего не изменишь. Я просто хочу забыть и больше никогда не думать об этом.

— У тебя очень серьезный посттравматический стресс, Кэти, — ответила Лиза. — Тебе нужно об этом говорить. Я знаю, что ты живешь в постоянном страхе. И тебе надо учиться наводить мосты между логикой и эмоциями.

Тут она была права: я постоянно боялась — и практически всего. Я была уверена, что меня хотят убить. Каждый раз, когда мне приходилось покидать дом или больницу, я напрягалась, как струна, и каждое мгновение ждала, что вот сейчас это произойдет. Пистолет, нож или кислота завершат то, что Дэнни не довел до конца.

Я категорически отказывалась принимать антидепрессанты. После тех кошмарных галлюцинаций, навеянных морфином, я не хотела принимать ничего, что могло изменить мое восприятие реальности. Я хотела выздороветь самостоятельно.

Чтобы справиться со своим состоянием, я стала писать письма и стихи… Дэнни. Адам говорил нам, что ни он, ни Стефан не признали свою вину, и дело, вероятнее всего, пойдет в суд. Но я отказывалась поверить в это. Как можно совершить столь ужасное преступление и не признать себя виновным?

Почему ты сделал это со мной? — яростно писала я в блокноте. — Я не понимаю, как можно было притворяться таким добрым и заботливым, а потом вдруг напасть на меня. В тот вечер ты с легкостью так ужасно поиздевался надо мной. Я не понимаю. Я не заслужила такого. Мне никогда не понять, как ты додумался до того, чтобы подговорить того парня облить меня кислотой? Неужели, по-твоему, я недостаточно пострадала, когда ты бил и насиловал меня? Дэнни, ты знаешь, я хороший человек. Даже после того, что ты со мной сделал, я не собиралась причинять тебе никаких неприятностей. Наверное, ты хотел уничтожить мою красоту, разрушить мою жизнь. Но ты уже разрушил ее, когда насиловал меня. Зачем же кислотой? Это так жестоко! Ты уничтожил мое лицо, сделал меня слепой. Когда-то ты смотрел на меня и говорил, что я прекрасна. А потом решил отобрать у меня мою привлекательность навсегда? За что? Почему? Мне правда нужно знать, зачем ты преследовал, а потом уничтожил меня. Зачем? Кэти.

Конечно, я не отправила это письмо. Я хотела, чтобы Дэнни увидел результат своего преступления. Но не могла заставить себя общаться с ним. Мне даже с собственными друзьями было сложно общаться. Они по-прежнему обитали в Лондоне, и в их жизни было все, как раньше. Кастинги, съемки, вечеринки, свидания. Когда они звонили, я не знала, что им сказать. Сама мысль о том, чтобы вернуться в Лондон, пугала меня. Я не понимала, как они могут там жить. Ехать куда-то на автобусе в два часа ночи, бежать поздно вечером в магазин за бутылкой вина, бродить в темноте по Сохо…

Я больше никогда не буду там жить, — думала я. — Это слишком опасно. Если я когда-нибудь поеду куда-то, то сначала закажу по Интернету огнезащитную одежду. И никогда больше не пойду на свидание. Никогда-никогда!

Да и кто теперь захочет иметь со мной дело? И даже если… как я смогу заниматься сексом, когда еще так свежа память о том изнасиловании? Как я смогу раздеться перед кем-то? Что, если я займусь с кем-то любовью, и вдруг в памяти всплывут картины той жуткой ночи с Дэнни? Что, если я свихнусь и попытаюсь убить своего партнера?

Я никогда не выйду замуж. У меня никогда не будет детей, — думала я. Теперь мой удел — постоянная борьба за жизнь. Ни счастья, ни любви, ни собственной семьи. Все эти мечты умерли вместе со мной прежней.

С каждым днем мне все сильнее хотелось поговорить с людьми, которые оказались в подобном положении. Мне хотелось найти как можно больше информации о нападениях с применением кислоты. Я решила побороть свой страх перед компьютером.

Кэти, он не причинит тебе вреда, — уговаривала я себя, садясь за стол и включая монитор. Я не осмелилась зайти на Facebook и проверить свою почту. Я бы не смогла совладать с собой. Но решила найти в Google информацию о жертвах нападений с применением кислоты. Большинство пострадавших были из Индии или мусульманских стран, где кислотой обливали женщин по такой тривиальной причине, как отказ выйти замуж. На экране появлялись изображения — одно ужаснее другого. Мне было до слез жалко этих несчастных женщин. Рядом с ними не было таких людей, как доктор Джавад. За несколько месяцев мои увечья зажили лучше, чем их — за годы.

Да мне еще повезло, — думала я, трогая маску на лице.

Я зарегистрировалась в группах поддержки жертв нападений с использованием кислоты. Но все они располагались в Америке. На их сайтах было столько горьких откровений, полных безнадежного отчаяния. Я поняла, что здесь мне не найти утешения.

Больница — дом — больница… Пока моя кожа заживала, становясь более плотной, лицо оставалось неподвижным, не в состоянии выражать какие-либо эмоции. Поэтому мне нужно было регулярно проходить физиотерапевтические процедуры, чтобы размять мышцы. Однако все мои усилия казались безуспешными.

— Итак, Кэти, подними брови и улыбнись, — сказала врач во время одной из процедур. Я постаралась сделать то, что она велела, но у меня ничего не получилось.

— Почему ты не делаешь? — потрясенно спросила мама.

— Я пытаюсь, — недовольно бросила я. — Просто у меня не получается.

Но хотя я и не могла выразить эмоции, меня переполнила радость, когда через несколько дней полиция сообщила, что удалось выявить связь между Дэнни и Стефаном. Оба росли в районе Хаммерсмит. А распечатки телефонных звонков доказали, что они общались накануне нападения.

— Слава Богу! — воскликнула я. Меня пугало, что Дэнни может выйти сухим из воды, если полиции не удастся доказать, что именно он спланировал все это. И Дэнни, и Стефан утверждали, что невиновны. А я даже думать боялась о том, что придется идти в суд. Я была уверена, что они изменят свои показания, прежде чем дело дойдет до судебного разбирательства.

Однако мое хорошее настроение быстро сменялось унынием, сколько бы я ни старалась, сколько бы ни слушала диски о позитивном мышлении, сколько бы ни напоминала себе, как мне повезло, что я осталась живой. Иной раз я плакала дни напролет. Или рычала на маму, когда та пыталась уговорить меня подняться с кровати.

— Оставь меня в покое! — взмолилась я однажды, когда она настаивала, чтобы я спустилась из спальни вниз. — Ты не можешь понять, что я испытываю!

— Но ты же не собираешься всю оставшуюся жизнь пролежать в кровати?!

— Я сказала, оставь меня в покое!

— Ты не всегда будешь такой. Помнишь, что говорил мистер Джавад? Все заживет. Никто не знает, каким будет конечный результат.

— Я уродлива и останусь такой навсегда! Уходи!

— Ну хорошо, если ты так хочешь, — наконец произнесла мама и в слезах вышла из комнаты.