Краткая история белковых тел

Издалека вижу на своем столе белеющий лист. Это мое еще не написанное заявление. Легкая эйфория от кофе уже проходит и на меня наваливается гнетущая депрессия. Я сажусь, беру ручку, начинаю выводить буквы. Буквы слагаются в слова, слова в предложения. Пишу текст, который определит мою дальнейшую жизнь. История здесь, в этом банке подходит к завершению, чтобы начаться снова в другом месте.

И мне грустно от этого.

На улице постепенно темнеет, остаюсь в офисе совсем один. Экран компьютера смутно мерцает информационной заставкой, сообщающей о количестве лет нашему банку. Возраст не такой уж и большой -- он соответствует годам юноши, только что окончившим высшее учебное заведение. И я думаю о том, что в двадцать два молодые люди еще не знают жизни, выглядят желторотыми птенцами, у них еще всё впереди. Надежды и открытия... Но, похоже, это не в моем случае, хотя я и немногим старше этого юноши. Надежд совсем не осталось, а все важные открытия уже случились.

Поздним вечером я еду в машине по свободным улицам города. Мелькают фонари вдоль дороги, свет огней в фарах машин отражается от лобового стекла. Нога невольно давит на газ. Куда я лечу, зачем? Торопится мне некуда, никто меня не ждет. Но газ я не сбрасываю, всё время ожидая услышать за спиной громкую сирену машины ГИБДД, увидеть мигание красно-синих огней.

Но как ни странно, никто меня не преследует, не кричит в мегафон металлическим голосом: "Водитель, остановитесь, прижмитесь к обочине!" Видимо, гаишники отправились по своим делам, отложив час охоты на таких бедолаг, как я. Ну и хорошо! Продолжаю жать на газ.

На одном из крутых поворотов, чувствую, что машина не повинуется, она ёрзает, ныряет из стороны в сторону, как пьяная. Мощная и неумолимая сила инерции тянет меня вперёд и вбок, к перилам набережной, туда, в темную и быструю глубину реки.

"Шевроле" как будто вырывается из пут, связывающих руки, и стремительно прорубив железное заграждение, обрушивается на стекло воды, рассыпая по сторонам хрустальные брызги. Пока машина медленно погружается вниз, а я завороженно смотрю, как водяные струи проникают в салон, как постепенно заполняют его.

Вот уже над крышей метровая толща воды и кажется, что она всем своим весом давит на "Шевроле", не давая всплыть на поверхность.

Ещё, кажется, что машину опускают на дно не только тяжесть воды, но и груз, невесть откуда взявшийся в багажнике -- огромные, неподъемные камни или металлические балки. Как якорь надежно удерживающий корабль, как балласт уверенно тянущий водолаза вглубь водяной стихии, так и этот груз не хочет отпустить меня на волю. А может это вовсе не металлический груз? Что если это груз моих проблем?

Приборы на панельной доске продолжают гореть, показывая, скорость, заправку бензобака, время. Автоматически отмечаю, что сейчас уже вечер, почти половина девятого.

Эти приборы отчего-то интересуют меня. Я их внимательно рассматриваю, чувствуя, как холодная речная вода доходит до коленей, достигает груди, подступает к подбородку. Мои глаза фиксируют показатели бензина в бензобаке -- его ещё много, ещё хватит, чтобы съездить на дальние расстояния, к примеру, в недавно присоединённый Крым.

Мне становится трудно дышать. Пора принимать решение, что делать дальше -- спасаться или тонуть.

"Выплывать, пробиваться это для сильных, а я не такой, -- думаю, словно в полусне.
– - Я не сильный! И меня там, на поверхности, никто не ждет. Никто!"

Так я думаю, готовый умереть, но вдруг чувствую, что у меня освободились руки. Как будто до этого были связаны, а теперь развязались. И стало легко и свободно.

Это не могло закончиться по-другому. Что бы я ни делал -- результат всегда очевиден, он всегда плачевный. Поначалу всё кажется позитивным и многообещающим, а затем -- пресным, скучным и обыденным. В конце концов, я бегу сломя голову от того, кем восхищался, на кого надеялся и в кого верил.

Ч асть вторая.

10.

На ветке липы сидит воробей. Серый, маленький, быстрый. Он настороженно вращает головой по сторонам, готовый сорваться и улететь в любую минуту, подпрыгивает, перелетает с ветки на ветку. Иногда его прикрывают зеленые листья дерева, и я теряю из виду эту маленькую пташку.

Сам себе я напоминаю воробья -- прыг-скок, прыг-скок. Так же как он могу сорваться и улететь куда-нибудь далеко-далеко, где меня никто не знает, где буду таким же серым и неприметным.

Впрочем, у это уже сделал.

Переворачиваюсь на боку, подминая пожухлую от жары траву, и пытаюсь найти положение более удобное для наблюдения за птахой. Мои маневры не всегда удачны -- в бок впивается приклад автомата и больно давит на ребро. Я отодвигаю его в сторону, но не далеко, чтобы был под рукой на всякий случай.

Наш блокпост находится в километре от небольшого села Засечное, на асфальтовой дороге, соединяющей один из небольших городков Донбасса с Донецком. Собственно, блокпост -- это груда мешков с песком, несколько бетонных балок и старые автомобильные шины. Украшает этот мешочный натюрморт небольшой флажок Донецкой республики из трех лоскутов черного, синего и красного цвета, воткнутый сбоку. Материя в эту безветренную погоду обмякла и висит как простая тряпка.

Преграда, собранная наспех из подручных средств, вряд ли сможет остановить вражескую тяжелую технику, разные там танки и БТРы. Это понимаю я -- не специалист в военном деле, -- это понимают ополченцы, несущие службу вместе со мной, мужики из ближайшего села.

Все всё понимают, но не уходят.

Надо мною висит горячее южное солнце, намертво привязанное к зениту, стоит жара и тяжелая июльская тишина, изредка разрываемая глухим буханьем орудий со стороны украинских военных. Канонада разносится далеко по окрестностям.

– - Черти долбанутые, из "Градов" бомбят, -- добродушно сообщает мой "сослуживец" -- толстый дядька без передних зубов, которые ему, якобы, выбили нацгвардейцы. Его необъятное пузо обтягивает майка зеленого камуфляжного цвета, на коленках пузырятся черные спортивные штаны. Обут он в кроссовки, бывшими некогда белыми, а теперь ставшими серо-зеленого цвета. Недостаток зубов приводит к небольшой шепелявости и поэтому мне слышится окончание фразы как: "Ишь Градов бомбят".

Его зовут дядька Никита. С рацией он обращаться не умеет и словосочетание дядька Никита превращается, в своего рода, позывной, как небезызвестная баба Наташа в Мариуполе.

Что я здесь делаю? Как сюда попал, после падения в реку на машине? Один бог знает!

Я доброволец из России, оказавшийся в этом месте чисто случайно, по распределению в Донецке. Неделю со мной возились, обучали стрелять из автомата, дали пару раз подержать в руках гранатомёт. Как обыкновенный офисный житель я, в свое время, откосил от армии по здоровью -- военного опыта у меня никакого. Но опыт здесь не главное -- главное желание, настрой, боевой дух.

Воробей вспорхнул с ветки и куда-то улетел. Но куда? Небольшая стайка деревьев, росших возле блокпоста, своей густой листвой загораживает мне обзор. Дядька Никита несколько раз порывался их спилить, но сельчане не дали, пожалели -- на юге деревьев мало, здесь горячие степи, низкорослая трава.